БАЛЛАДА О РЕКЕ ГЕРАКЛИТА
Памяти Владимира Кучера
Берегите берега,
в них река, как сабля в ножнах,
если только дорога,
то она течёт подкожно.
Веною сквозь сердце ГЭС,
даже если барахлит,
трётся высями небес
о лодыжки Гераклита.
Даже если вдруг инфаркт-
трещина - и выкрик: "Лажа!" ,
то, пульсируя не в такт,-
нож турбины она лижет .
Не войти два раза мне
ни к Пилату, ни в палату,
и на простыне -волне,
будто на войне-солдату.
Это времени река,
саксофоном на изгибе,
что ж, Володенька, пока!
Эти фразы все избиты.
Сколько тут ни саксофонь,
сколько "Скорую" не кликай,
вязнет в пробках белый конь,
иконеешь чистым ликом.
Значит, больше не болит
сердце нежной темой Гершвина...
Так учил нас Гераклит,
оттого оно и горше нам.
Оттого оно тем паче
си минорней, си бемольней,
оттого жена и плачет,
став иконою намоленной.
24.08.2010.
Баллада о падшем снеге
Он ходит где-то с пистолетом в своей гламурной кобуре,
а осень охмуряет лето, кружа деревья, как в бурре.
А листья—лисьими хвостами на плечи, ждущие объятий,
бредут сожженными мостами и им заказан путь обратный.
Они летят и колобродят, они очнуться не хотят,
а он в ковбойской шляпе ходит и щурит мстительный свой взгляд.
Проворней даже, чем Клинт Иствуд, чем Грязный Гарри, Блэки Джек,
в упор расстреливает листья, чтоб кроны превратить в калек.
Он—это ветер с побережья, клон лютых зим, антициклон,
он –это отзвук безнадежья, крушащий мой корабль Циклоп.
А ты – смешливей, чем Алиса, улыбчивей Кота Чеширского,
идешь, пока он гладит листья рукой по кленам—против шерсти.
А ты не знаешь и не ведаешь, что сердце бьется в неводах,
что дни, как в кольте пули-беды заряжены, но—не беда.
А он уже его выхватывает, он взводит сумрачный курок,
и небеса швыряют ватою, чтоб я от раны не истек.
А он дымок сдувает с дула, а он уходит, шпорами,
гремя, пока весь двор задуло, где я лежу за шторами,
Я - твой нежнейший снегопад печальнейшего утра.
Нет хэппи энда. И назад не ходит Кама-Сутра.
Она вращает барабан кармического чуда,
пока я пьяный вдрабадан тобою—таять буду.
Пока затопчут каблуки все гильзы неостывшие,
пока, чернея от тоски, я буду весь притихший
лежать, чтоб превращаться в грязь на войлочной обочине,
и кость асфальтовую грызть тоскою озабоченный.
Я падший снег. Я не могу вернуться к сути ангельской,
и вот на этом, на снегу уже колеса наглые.
Они растащат, разомнут, во тьме сверкая фарами,
моё желание прильнуть на гололед аварии.
А я, тоскуя по тебе неистово и робко,
ронять их буду всех в кювет, в автомобильных пробках
сминать, крушить, бросать туда, где я— сплошное месиво,
чтоб только знать, что навсегда с тобою будем вместе мы.
12, октябрь, 2006г .
Три лирических стихотворения
1.
Я байк оседлаю, уеду к тебе,
глубинную ночь пропуская сквозь жабры,
ты будешь как будто буддисту - Тибет,
как воздух предгорий глотаемый жадно.
Я буду лососем, попавшим в струю,
на смерть уходящим порой икромёта,
а лучше уж зэком во встречном строю,
когда ты тюремщицею искромётной
проходишь вдоль строя, чтоб сниться зэка,
чтоб на рецидив обрекать неизбежно.
Я гнать буду свой мотоцикл на закат-
пока не избуду, пока не избавлюсь.
Пока в икромечущих стаю войдя,
я не задохнусь от блаженного крика,
пока не подхватит, смывая вода,
молоки , чтоб тут же смешать их с икринками.
Вот так он и гибнет упрямый косяк,
ведомый на смерть неизбывным инстинктом,
а может быть, всё-таки малость скостят,
и истина - чтоб отрешённым быть синкхом.
В кювет, как в Тибет, улетая, карёжа,
и раму, и руль, наскочивши на камень,
как будто за бабу чужую-по роже,
и ты отъезжаешь, и это нокаут.
Но в миг тот, когда ты проходишь вдоль строя,
глазами в глаза, проверяя , тюремщица,
в мгновение это нас двое, нас двое,
и мне , понимаешь , такое мерещится,
как будто с тобой, уходя от погони мы,
на байке летим, и ты сзади прижавшись,
мне шепчешь: «Твоя!»…И расставшись с погонами,
тебе не составить разбитых скрижалей
уже воедино. И грохот, и дым
и пыхнувший дО неба огненный факел…
С тобою вдвоём мы в кювете лежим.
И скалясь, шепчу я последнее: «Фак ю!»
2.
Твои синие позеленели, твои карие покарали.
Топоры о плаху звенели. Голове моей с плечь- не пора ли?
Не пора ли смеяться крале, лить вино, мять льняные простыни
парусов,
на засов сераля запершись. Не пора ли- с пристани?
Вдаль зелёных твоих, кругосветных, бирюзово-лагуновых, рифовых,
безответно твоих - заветных, как кружки на гитарном грифе.
Не в графья ведь, поди,-любовники, не в полковники эполетовые.
Это лето танцует полночью, в небесах играя браслетами.
Знать, пора мне в воронку радужки падать, мачты ломая хрупкие,
для того, чтоб матросам страждущим стать на дне океана трупами…
Чтоб в кораллы вросли шпангоуты, чтобы дно обросло ракушками,
чтобы стала русалкой голой ты, меж моими плавая пушками.
Догнивать сундукам с пиастрами, в ножнах саблям сгорать от ржавчины,
бриллиантам гранями острыми погружаться в пески наждачные.
Знать, тогда уже по ту сторону окажусь твоих Сарагасовых,
твоих сине- зелёных – тронутых словно рукопись в Сарагосе
медной патиной нежной прозелени, изумрудов сверканьем сумрачным,
предвкушеньем взошедшей озими, змей неона свеченьем уличным.
Дело в сущности ведь не хитрое, если занавес взмыл над сценою.
Ну зачем они мне малахитовые? Ну к чему они мне бесценные?
Ну к чему эти рыбки аквариумные? Эти аквамарина росплески?
Ведь такие мы твари умные! Ведь не фресковые то росписи!
Не орамлено то- галерейное, не Мане, лепеча по какому -то…
Да и дело, конечно, крайнее утонуть в том рясковом омуте.
3.
Похоже, что вОрами приняты меры,
стволы порассованы по кобурам,
до киллерской пули -последние метры,
под пяткой банана скользит кожура.
Конечно же, это ужасная пытка-
попытка хоть как-то ещё устоять,
когда уже навзничь ты весь -без остатка,
и оптика оптом берется сиять.
Как будто бликующий солнечный зайчик
к тебе скаканул - и прищуренный глаз
вставляется щелью в большую мозаику,
и лучик от блика, как будто игла.
Немало валялось банановых корок,
а надо же - все ж ты на ту наступил,
за коей следил из-за спущенных шторок
какой-то тебя заказавший дебил.
И вот твой затылок проломлен бордюром
всем дурам на радость давно нелюбимым.
Зачем тратить пулю?И портить прищуром
лицо-ведь морщины ж потом по любому!
Ведь кто заказать мог? Ну разве жена
чужая, какая музейная Муза,
когда недолюбишь какую-хана,
хоть даже -секрет для законного мужа.
И вот из винтовки, что собрана ловко
из зонтика ручки и логики дамской,
она тебе целится прямо в головку,
конечно же с мыслию тайной:"Отдамся!"
Но корка банана ей в помощь , конечно,
и пуля помады -назад в патронтаж,
а так бы , бесспорно, свинчаткой конической
вогнала б себя в сексуальнейший раж.
Но сказано -шкурка! Задёрнута шторка,
и муж на диване, такой бонвиван,
и думает Муза -куда бы заторкать
рожка АКМа железный банан.
К чему ей улика -ведь мчится следак,
чтоб все ж поискать в этом руку хамаса ,
а вдруг он увидит-зияет чердак
откуда стреляли, чтоб все ж не промазать?
Террор паранджи поражает прицельностью
и это , конечно, воспел Голливуд...
Но с Музой развод после сцены постельной,
как будто с похмелья болит голова.
2012
Лолита и Гумберт
Лолита Гумберта не любит, хотя и гладит, как торнадо
просторы прерий на безлюдье, и говорит ему «Не надо».
И от мотеля до мотеля мотаясь, он летит, как выстрел,
и прячет страхи в её тело, тоской простыночку повыстлав.
И от мотеля до мотеля мотает их да так, что нет
ему покоя. В самом деле. Как будто вслед – весь белый свет.
Когда простерто её тело на чистых синих простынях,
она опять – белее мела, как безразличие и страх.
Когда простерто её тело на мятых простынях натурщиц,
оно, как мысль пойти «на дело» и на безмраморье скульптурно.
Скажи, Эдгара По землячка, мертвячка ты или живая?
чья ты замучка и заначка и чья зелёная трава?
Я побегу с тобой лужайкой, накрою мотылька сачком,
козявок мертвых урожай—все на булавочках—торчком.
Какие усики и лапки, какие краски на крылах!
Те—как неоновые лампы, а те - орнамент на коврах.
Зачем же Гумберту вот эта энтомологии банальность?
«Пежо» зияет из кювета, напоминанием финала.
Оскал зубастый радиатора, усталость гнутого руля,
как бы останки авиатора, и надо начинать с нуля.
Смотри глазами стрекозиными — казенных дядек ломота,
как я копытами козлиными тебе подстукиваю в такт.
Лечи меня или замучай—за счастье это и за честь—
личинка будущих замужеств, которых впредь не перечесть.
2007
***
Переполненный автобус.Сонный люд.
Этот люд не тот, а то бы ну на кой бы ему ляд
притворяться пассажирами,в блуд впадать, нудеть Бичевскую,
пахнуть сельдью, гидрожиром, быть кривее Лобачевского.
Астронавты посленочия,ну куда же вы, куда?
Нету силы, нету мочи. Остальное – ерунда.
По отсеку бродит призрак. День. Солярис. Мудрый Лем.
У меня, пойми, все признаки - ты – свеченье, вспышка клемм.
Нестабильное создание из нейтрино этих дней,
снег приходит на свидание к осени. И тем верней
будет, если полусонный он придет. И в том отрада,
словно город в невесомости повисает снегопада.
2007?
Краденые холсты
А Маня была, как с картины Моне -
чудесное красок мерцанье,
когда на кино не хватало монет,
мы крались подглядывать в бане.
Там крали такие, что даже Монмартр
в натурщицы взял бы, наверное.
Коты завывали .Накатывал март,
даруя холсту сокровенное.
Мы крали тех краль, - к изумруду, алмаз, -
глазами. Взглянув на минутку,
мы лезли назад. Замурованный лаз
в заборе манил не на шутку.
Не Рембрант лощеный, не искристый Хальс,
одни Ренуара матроны!
Мы резали – с треском промасленный холст,
чтоб в сны уносить те рулоны.
При первом же шорохе тут же - в бега,
чтоб каждая стала преданием.
Смеялись нам вслед балерины Дега
Парнаса парной и предбанника.
Вот так и живи, коль с искусством на "ты",
холстов шедевральных ценитель,
храня в своей памяти эти холсты,
их дивные краски и нити.
И дни те, и ночи, когда словно Лувр,
дразнили нас окна ещё не,
разогнанных визгом испуганных дур,
когда раскрывалось хищенье.
2010-2012 г.г.
Ода пятизвёздочному
Спасибо, Леонид Ильич-
ты как коньяк с пятью звездАми,
хоть был на вид ты старый хрыч,
но тем дубовей вкус с годами,
чем дольше в бочке заперт спирт,
чем обручами крепче скован,
а что во хмЕле разум спит,
ну так чего же в том такого!
Спасибо за мальчишник наш
в общаге, где стукач сквозь слезы
признался, что и он -алкаш,
я с этой похвалы не слезу,
поскольку если б не запрет
на Пастернака с Мандельштамом,
тогда б зачем бы рыл, как крот,
стукач, пока ты речи шамкал?
Если б не Суслов и не ты,
тогда зачем бы мне жениться
три раза? Да и остроты
той не было бы с Солженицыным.
А друг мой как и ты -герой,
пять раз он слушал Мендельсона,
воюя с книжною горой,
настырней древнего масона.
О чернокнижные дела!
О многожонство из застоя-
кого ждала, кому дала? -
мы этой формулой простою
поверили наш развитОй
социализЬм наш дубоватый,
а ты, разве с вакханкой той,
в общаге не скрипел кроватью?
Но чтобы потребить коньяк,
который всё же пах клопами,
любвеобилен , как маньяк,
я шел Учителя стопами.
Он тоже женщин не чурался,
бровями их приворожив,
и быть внимательным стрался
пока был хоть немного жив.
Совокупляяся с Трибуной,
он мощный фаллос микрофонный,
совсем как Муссолини буйный
мусолил речью не для фона,
а для того, чтоб облобызать
могли Америку ракетой,
и это тоже , так сказать,
с маниакальностью отпетой.
Вот в пятизвездочных уже
теперь мы нежимся отелях,
а ведь не лучше, а хужей
нам стало- бодрости нет в теле.
Легко ли, пятую звезду
нести, как кляче - с грузом санки,
хоть фигуристочка на льду
ну прямо лебедем Сен-Санза!
Пять звезд под горлышком-налить -
и наслаждаться терпким вкусом,
а ведь могли же Запад злить,
а это тоже ведь искусство.
Так спи в могиле вождь ленивый,
настоянный застоем лет,
покуда колосятся нивы,
увы, тебе замены нет.
Покуда виноград в давильне
пускает, пенясь, пьяный сок,
тебя припомню я невольно,
твой баритонистый басок,
твою танцующую челюсть,
причмокиванья на весь мир...
Какой спектакль! Какая прелесть!
Ни дапть ни взять-Вильям Шекспир!
2012 г.
Баллада о пятилетнем плане
У отца радикулит , он читает Льва Толстого,
оттого спина болит, что стране не до простоев.
Оттого меж позвонков нерв зажат и хрящ надтреснут,
что ночами - у станков, а теперь в две смены -в тресте.
У отца «Война и мир» - нА сердце. Такая смута.
Том зачитанный до дыр, папироса нервно смята.
Он Болконским сквозь дымы , сквозь «ура!» Аустерлица.
Так вот воевали мы! Только полустёрты лица.
Сколько там не бюллетень, облигацию не гасят.
На стене от клёнов тень , будто очередь у кассы,
будто толпы тех французов, что пришли из дальних стран,
главный инженер -Кутузов, верит в пятилетний план.
И прораб Багратион -на прорыв ведёт пехоту,
в магазине ботильон для жены купить охота,
да халвы не на халяву, да сынку велосипед,
пусть себе соседка Клава зазывает на обед.
Ведь она ж беды хватила, жизнь захватывая в плен!
Хахаль у неё водила. А повадками - в Элен.
Вон в кирзухах Пьер Безухов, про опавший клён блажит.
Это всё не показуха.Ломим мы.Француз бежит.
За сараями, в крапиве –флешь на флеши – алкашня,
вяленный язишко с пивом, рака хваткая клешня,
да шумком по за бараком драка пьяных мужичков,
ногти - лаком , губки - маком, да любоффь без берегов.
Да пешнею лед колоть, как на той Березине,
чтобы прикупить колгот и дочуре и жене,
в пол-приглядочки стерлядку – не себе в сковороду,
ой, гулянка без оглядки! Знать, мамане на беду.
Спину вылечить в Мацесте? На курорт, по профсоюзной?
Справить сыну мотоцикл? Иль арбузов - кием в лузу?
Но Кутузов скажет: « Ан, ты давай, вставай -ка , Коля!
Сделай пятилетний план потребленья алкоголя…»
22.Август.2010 г.
***
Ты мой безликий инквизитор.
я твой великий еретик,
хоть неказистый, как транзистор, -
торчу антенной среди пик.
Среди лоснящихся ланскнехтов,
и снящихся тебе машин,
над латным лязганьем проспектов
с шуршаньем мышиным шин
босой ступнею снегопада,
опять –не в такт, опять не в лад,
в сугроб вмораживая падаль
газет, я ничему не рад.
Корпоротивных вечеринок
давно противен жирный противень,
на нем подобием личинок
колбас нарезанная просинь.
Жирна жратва, «Нарзан» не греет.
И тарзанеет, что-то, зреет
во мне по Фрйду иль по Юнгу…
Не обещаю деве юной
любови вечной на земле.
Да и на кой такая мне?
2010 г.
«Эта женщина недописана…»
Леонид Губанов
От макушки до дома Макушина*
по Ушайку влюблен я по-прежнему.
Без утайки. Как в Ирку Мокрушину.
Как при Хаустове. Как при Брежневе.
Словно в сказке про дедушку Ленина
с мандаринами, с апельсинами,
я склонюсь над твоими коленями,
обниму их с неистовой силою.
От макушки до веток с гирляндою
умыкнуть бы тебя- непорочную,
вместе с комлем -хотя бы в Курляндию,
в ночь каретную, дочь барочную.
На колени Саскией Рембранта,
чтобы глазки строила, киса,
чтоб салазки, как лекции Ремаровой,
чтоб, как с горочки, -знай записывай.
Я приеду в Томск как-то трезвенький,
позвоню тебе по мобильничку,
а в кармане моем мавра лезвие.
одевай што ль, давай, шубку беличью!
Выходи што ль, скажу, дева-ягода,
дева мужняя, будь Инессой Арманд,
да какая в том тебе выгода,
когда нож протыкает пустой карман?
И опять домой на маршруточке,
и опять «Не мой!» -маята одна.
То не басенки. То не шуточки.
Потому вот я и не пью вина.
* Историческое здание в Томске
2000 г.
***
Видать, пора писать про осень.
Про армий страшные потери.
Латунный лист в патронник дослан,
не в туне -и распад дейтерия
пошёл.И в тУнике богиня,
в меня прицелясь револьверово,
не любит. Хоть - филологиня
да и вчера ещё ревела ведь,
и так вот - бабою зарёванной,
со мною жалась под зонтом,
случайностью судьбой дарованной,
но только стоит ли о том?
Ведь надо прятаться по бункерам,
по семьям нашим -недалече ведь,
читать,болеть, писать для Букера,
да раны старые залечивать.
Да, знать, цепное оцепленье
из бурых, рыжих и оранжевых -
сумбурным будет отступление
кооперативами гаражными.
И вместе с латниками Кромвеля,
ворвутся в город холода,
и скверы, цепенея кронами,
зимы сдадутся обладанью.
Взрывной волной в теснинах улиц,
катиться ей антициклоново,
стоять деревьям, как обугленным,
в обозах оставляя клёны.
И двор , захваченный позёмкой,
на милось снега тут же сдастся и,
чтоб закрепить успех, предзимье
усилит степень радиации.
2011 г. осень -2012 г.
ЗАПАХ СТЕРЛЯДИ
(брошенная поэма)
Кондукторша –стерва, а в сумке –то стерлядь,
торговым работникам энска к столу.
Всё это из речки мы с папою спёрли,
и если б при Грозном-сидеть на колу.
Набитый икрою народа автобус,
откуда стерлядка- я вам не скажу.
мы в прятки с властями, поймите, а то бы…
Отец мой рыбалит, а я отвожу.
Отец мой отважный пират браконьерства,
и с ним буконьеры его –алкаши,
и если по правде да по-пионерской,
то я бы самих бы их распотрошил.
Но мамка –то тянет семейную лямку,
и клямка в сарайке, конечно, молчок,
о том, как , готовя природе подлянку,
точили мы тот самоловный крючок.
Из пробок бутылочных по попловочку
на каждом коленце –давай не ленись!
Чтоб сыну- основу, обнову для дочки…
Иначе какая получится –жись!
Мой старший братишка прической стиляжьей
форсил , и зауживал гачи штанов,
и тоже бывал на рыбалке стерляжьей
а то бы, конечно –не слушал «Битлов».
Улов был неплох, и одна за другою
ракеты стерлядками – в бездну свою,
звезд полную – очень красивой дугою…
«Великий могучий Советский Союз!»-
и утром , и вечером радио пело
а брат буги-вуги в приемник ловил,
как папка наш рыбу. И в папочке дело
уже рыбнадзор на него заводил.
Но слово «натырка», как в бублике дырка,
попробуй, Иваныч, папаню поймать,
такая вот с эпосом сущая лирика,
прям, как у Хрущёва про Кузькину Мать.
И кризис Карибский в семейном бюджете,
генсековским вылечишь ли башмаком,
к тому же в природе такое броженье,
когда мы на Обь – с пацанвой –босиком.
А папка батрачил на стройке, в кабину
запрятавшись крана, с его высоты,
все видя, –и даже реки серцевину,
в которой стерлядки, как будто кроты
прорыли глубокие скрытые норы-
их норов таков, чтоб ховаться на дне,
но всё же отмычки придумали воры,
для смычки. Наверное уркам видней.
Давай Сивка-Урка, выдумывай как
Иваныча вам пересилить моторку,
и рыбин рубины отпустит река,
по ямам, как будто в ларцы позаторканной.
А башенный кран, будто бешеный краб
тащил в высоту с кирпичами поддоны,
когда бы все чёрная эта икра б,
то, видимо б, озолотились чалдоны.
Не твист танцплощадочный, свист по реке,
пальба из ракетниц,-такая потеха,
Иваныч на стерлядей: «Шо це таке?»
Вот тоже ведь рыцарь в лучистых доспехах!
Папане корячится, знать, протокол,
как кол мне в тетрадку по русскому,
ведь если писать, как я лето провёл,
поколка получится гнусная.
+++
Однажды в студеную зимнюю пору,
когда на реке –лед тетрадным листом,
папаня мешочек-со стерледью -в гору,
Иваныч его поджидал за мостом.
Смешочки ли это – мешочки намёрзшие,
но папку Иваныч догнать не сумел,
чтоб тут же Фемида дела свои мерзкие,
могла совершить. Всё буран позамёл,
ему помогли за рекой ускорителя
нейтронные пушки. И что тут не тронь,
а всё человека дела-покорителя
природы. Папаня мешочек - в схорон.
О, физики квантовой чёрная магия,
да было ли то? Или квантов фантом?
И только теперь доверяю бумаге я
секреты Минатома с рыбьим хвостом.
Ведь целясь в поселок стволом ускорителя,
за леса опушкой и призмой ВЦ,
ИЯФ право взял на себя повелителя
с лукавой ухмылкой на умном лице.
Побочных исследований заморочки
про пятое, про измерение - отблески.
Икры осетров облучили полбочки-
и вот получили по Нобелевской.
Папаня с дружками дискретными квантами
в пяти измереньях являются,
то – виски - в Техасе, то роджерс –по вантам
на мачту крепить собираются.
А то на квартире пиратский сходняк,
барачное братство –вот оно,
по рекам и фьердам-фантомный сквозняк,
берсёрки из рода из Ётуна.
Замётано дело. Метель замела,
иль кванты разъялись на кварки,
но и средь учёных-такие дела-
любили стерляжие шкварки.
Что там отоварки! Заказов столы.
Маманя, понятно, за сумку...
Какой –никакой, а , конечно, колым,
ну да и бутылочка куму.
Кум, то бишь, известно, -мой крестный отец,
по дням заявлялся воскресным,
конечно же был фрайеристый подлец,
за стерлядью - с пухленьким кейсом.
В обмен на «Аленку» - и я шоколад
кусал среди ламп осветительных
на улке дразня пацанов-шакалят,
шуршаньем фольги ослепительной.
Иваныч с приблудным каким –то ментом,
лучом из заречья ушибленные
стал тоже блуждающий всюду фантом
с повадкой индийского Шивы...
2011
НА СМЕРТЬ СМУГЛЯНКИ
В самом деле в том подлянка,
что ушел от нас Смуглянка*.
Он не рокер,не плейбой,
он ходил в воздушный бой.
Не бесчувственный я пень-
умер в городе Ирпень.
Не летать ему уже,
зависая в вираже.
В бой идут лишь старики,
и уходят...Не с руки
оставаться им вне боя...
Примет небо голубое.
Он ещё покажет класс,
ели только - с места -в пляс,
если с выходом "Цыганочка",
да к улыбочке цигарочка.
Вот для девок загляденье,
это вижу каждый день я,
словно капелька сквозь лёд-
в небе -ангел-самолёт.
22.07.2011
*На Украине скончался киноактер Сергей Подгорный, сыгравший роль Виктора Щедронова по прозвищу Смуглянка в известном фильме Леонида Быкова "В бой идут одни старики".
С.Подгорный умер в ночь на 19 июля на 58-м году жизни в реанимации центральной больницы города Ирпень под Киевом, пишут украинские СМИ.
С.Подгорный родился 1 января 1954г. на Украине, в поселке Буча Киевской области. После окончания Киевского театрального института имени И.Карпенко-Карого в 1976г. начал работать на киностудии имени Довженко.
В 1973г. был приглашен Леонидом Быковым в фильм "В бой идут одни старики" на роль Смуглянки. После выхода фильма на экран в один миг С.Подгорный стал звездой. Позже он снялся в 55 фильмах, однако повторить успех так и не удалось: актер играл в основном роли второго плана, снимался в эпизодах.
***
С экстримом на стрёме,
на площади людной
с гитарой, а кроме,
как будто и с лютней.
Как будто бы трувор
или миннезингер,
пока что -не травля,
и есть в магазине-
пивко и закуска,
и Сартр на полке,
но всё же не пусто
в резиновой палке.
Там наша свобода,
там музыка наша,
и женского рода-
Фемида-мамаша.
2011
О СУЩНОСТИ ИСКУССТВА
Играл на базаре и плошади,
гитару за талию брал,
пора бы, наверно, быть проще,
неужто в искусстве аврал?
Неужто иссякли талантами,
и некому больше спевать,
брацая струной, словно латами,
людЯм что ли спать не давать?
Они разбредутся с базаров все,
стихом обуянны моим,
и в сны погрузятся, как в заросли,
какая там музыка им?
Им надо бы что-то товарное,
чтоб было на чём наварить,
а музыка-штука коварная,
тем паче -сплошной наворот.
Он включит приёмник пластмассовый,
чтоб боле не слышать меня!
Вот так и неси, стал быть, в массы,
искусство навроде Мане.
Уж лучше в поля что ль бескрайние,
в подсолнухи или в овсы,
чем быть мне ушибленным краем
железобетонной попсы.
2011
ВРЕМЯ КРАСНЫХ ПОМИДОРОВ
"Красные помидоры кушайте без меня"...
Бормс Чичибабин
На дачах собирают урожай,
конечно же, срывая помидоры,
зеленые-немного полежат
и покраснеют-вот, как братцы, здорово!
И вот я разрезаю спелый плод-
и вижу мякоть красную, пахучую...
Так пусть же славит трудовой народ
державу нашу сытую могучую!
Краснеют помидорины мигалок,
как бы из "сердца бычьего" салат,
народ валит к базару и мангалу,
где помидоры сытым быть сулят.
А гниль пойдёт для площаднЫх пикетов,
для лацканов чиновных пиджаков,
в трибуна плод метнёт девчёнка в кедах-
а может гей-еси -и был таков.
Но семена в асфальт укореняясь,
взойдут могуч-паслёновой батвой,
заслоны полицейских, - вот и завязь,
а там -гдядишь -решительный наш бой.
2011
МАДЖОХЕД
Тут я да вот два ветерана "афгана",
да кепка для сбора потёртых монет,
да маркета супер шныряет охрана,
к тому ж я обличьем, как есть, маджохед.
Но сказано ж, рядом ребята-афганцы,
не танцы, а песни - наш репертуар,
поэтому кто же прихватит поганца,
творящего только лишь за гонорар.
Сойду ли за "духа" или за писаку,
а может за чуждых по духу каких,
пока вакалист отлучался -красавец,
я всё же пропел свой ковбоистый стих.
Не стих всё ж народ, а галдел недовольно,
монету на случай держа в кошельке,
а вот за "братишку" ему было больно,
хотя и струна поплыла на колке.
Фальшивила "банка". Он пел про Герат,
Пандшер , где "вертушки" валились в ущелье,
медали -в два ряда, как будто парад,
чаму ж я не рад? Ведь для нежных ушей
про маму ,что ждет, а сыночка -то в "цинке"
везут-ну куда все же будет минорней,
неужто такой непроезжий ты циник,
что будешь скрываться в ботве помидорной
от этих проблем и орать про мустанга,
про Джона, индейца, ковбойский салун...
Ну ладно. Я спорить, конечно не стану...
За братство "афганцов". Накатим. Салют!
Для девочки в кедах-мы все маджохеды,
афганец иль кантри поющий мужик,
бывало ходили с гитарой в походы,
тепрь же народу ну не до музЫк!
2011
ЗАКОН БУТЕРБРОДА
Я в застолии ел будерброды,
с лососиной зернистой икрою,
ну а где-то свершаются роды,
мужики матом власть эту кроют.
Речь держали степенные люди,
мужичок пол-буханки отъел,
две деревни лежали на блюде,
у коровы случился отёл.
Обфуршетился я деревенькой,
доедая погост на краю,
объедаясь жратвой даровою,
от которой, увы, не поют.
Доедаем уже до последнего,
поразмазав по буттеру брот,
так уходят -лихие бесследные,
как наследный горячечный бред.
Нету брода у этого рода,
и мужик у того огорода
по закону , поди , бутерброда,
в грязь упавши отекшею мордой,
сбит в кювет , налетевшею "Маздой".
2011
НЕМЕЦКАЯ ДЕРЕВНЯ
Главдух, как Бах, поля как фуга,
басами пышет колбаса.
Рубаха потная. Подруга.
Подпруга слабнет. Торбаса
сносились. Но сдаваться рано.
Пока что есть в ладонях сила-
не танками Гудериана,
а тракторами да косилками
повоевать. Куда девать
поволжских немцев,если Гитлер
да Сталин, да такая мать
да и допит последний литр-
и нечем закусить в Кремле.
"Неужто нет в моей земле
призводителей сосисек?
А ну подать немедля список!"-
изрёк Иосиф - и уже-
ты оказался на меже.
Казах с хохлом -вот с ними майся
в степи бескрайней меж озёр,
конечно, это вам не Майсен,
но и не под Орлом позор.
Ты не позёр, ты просто Бауэр
да фроинд Бохман -свинопас,
да с вами жонушки напару-
что просятся в иконостас
доски почётной у конторы,
и есть на что ведь посмотреть,
не окружения заморы,
не в "Тигре" заживо гореть.
Не по мордам под Сталинградом,
а всё как раз наоборот...
По Красной площади с парадом?
Нет лучше с маслом бутерброд.
Он лезет в рот, как танк в окопы,
где ждёт его мотострелок,
пришёл учетчиком Прокопыч-
с победой без обеих ног.
Телок мычит. Да куры квохчут.
Да в стайке хрюкает кобан,
чего ещё года пророчат?
Отпал с подбрюшья Казахстан,
не танками Гудериана
отрезанный, а просто так,
и не допИты полстакана,
и сердце тикает не в такт.
Тряхнет ли землю с Байконура
взлетающая ввысь ракета,
завоет ли барбос в конурке,
сидевший на цепи всё лето.
Свечение ль Семипалатинска
на удивление быкам,
рогатые -ума палата,
всё чувствуют-наука нам.
И, как ковыль по тем обочинам,
как снег январский- седина,
гадалка как-то напророчила,
в сорочке, мол,-и вот те на-
сбылось...Но блазнится ночами,
но снится...Бледными свечами,
свечением лучей ренгеновских
(понятно в этом мире бренно всё),
но видишь ты себя в том танке,
в сраженье том - в таком томленье!-
придав горячечность болванке,
ты бьёшь по тем , кто пьет в Кремле,
кто, словно на кол бунтаря,
на вилку наколов сосиску,
к началу где-то января
тебя добавит всё же к списку.
2011
РЕЧИ ВЕЛЬМОЖ
Корявые речи губернских вельмож,
тычком по зубам, как в подрёберье нож,
в них правды уже не найти ни на грош,-
и ложь колосится , как спелая рожь.
Её обмолотят , свезут в закрома,
её раздадут просто так –задарма,
где в ящик почтовый, где- в телеэкран,
чтоб больно пекла она солью на рану.
Солирует косноязычный политик,
на вид он как будто бы и аналитик,
и брутто и нетто брутальных речей,
в сюжет запекут. Ну а ты - получай!
С газетных листов он блистает умом,
глистом заползая в твой маленький дом,
враньём размножаясь, как будто в кишечнике,
на гнили смердящей , червями киша.
Он, в общем, трибун, он почти Муссолини,
(вы критикой что ли ему насолили?)
и будет , конечно же, тут же казнён,
лишь выяснится – он воровал из казны.
А он воровал, но считал, что берёт,
но вышло, конечно же, наоборот,
и вот контрразведчик –берет - в оборот,
и думает публика : «Вот ведь урод!»
И если попался уже на крючок,
с речами кончай -и отныне молчок.
Ведь это не речи уже -показанья,
для "дела" с шнурками тебе в наказанье.
Другим в назидание: надо делиться!-
у особняков перекошены лица,
и дезою тычут страдальцу в глаза
да так, что трепещет ландшафтный дизайн.
Его упакуют СК с ФСБ,
пусть челядь ликует, мол, «Так вот тебе-
и надо!» Напрасно и это, похоже,
на речи коряв, но ведь всё же вельможа!
2011
РЕКВИЕМ ПО КУХОННОМУ СТОЛУ
Я кухонный стол выносил на помойку,
и грусть мою вы непременно поймёте,
ведь я был юнцом, когда папа купил
тот стол, что пустил я сегодня в распыл.
Ломал его фомкой как будто бы вор-
женою был вынесен тот приговор,
и вот он как будто поставленный к стенке
стал рушиться , падая навзничь со стоном.
Хранитель мышей, вермишелей и круп,
подстреленной лошадью падал на круп,
чтоб с мусором прочим валяться вповалку,
когда наконец да отправят на свалку.
Как будто бы минуло разом сто лет,
не в луже ли крови на этом столе
я сам был распластан , как будто на плахе
в отглаженной тёщей посконной рубахе?
Верните котёнка в ручонках дочурки,
верните щеночка в уютной конурке,
на детских зубах пусть хрустят макароны,
сухарики, что золочёней короны.
Верните мне шорох мышиной возни,
вареньем из банки мне губы мазни!
Верните мне запах цветочного мёда
и моду на прошлого века комоды.
2011
БАЛЛАДА О ТОРАКТОРИСТЕ СИЛЬВЕСТРЕ СТАЛЛОНЕ
Округлое поле размером в сто га,
рогатые бродят по склону,
как шапки богов- золотые стога-
пастух, как Сильвестр Сталлоне.
Сильвестр Сталлоне сидит за столом
и горькую пьёт , чтоб напомнить,
как задал он жару. Ну что ж поделом,
вот так же гуляли наркомы.
Сильвестр Сталлоне в кожане и бум-
пистоль в кобуре деревянной,
Гражданскую всё ж вспоминать мы не бум,
и так ведь вон взгляд оловянный.
Победа -к победе- до кучи - и вот
мы снова сгребаем солому,
пусть ныне и присно качает живот
чтоб пресс получился-Сталлоне.
Давай пресс-подборщик,вяжи ка в тюки,
всех тех, кто не Рэмбо и против.
Мы силос прессуем. Пшеничку-таки
молотим и разум не прОпит.
Теперь он пошёл в трактаристы поди ж,
и пашет себе на "ДжонДире",
ведёт борозду, соблюдая падеж,
скота падежа нету в мире.
Ни птичьего гриппа, ни даже свинного.
Он входит в салун придорожный.
Вот это кино! Слышишь, парень, свинец,
в патроне. И будь осторожней.
Он кольт вынимает. Он жмёт на крючок,
не давши обитчикам спуска,
и вот два индейца -навеки -молчок,
к тому ж остывает закуска.
И виски пока не допиты ещё,
и бык опростался на склоне,
надует значительно впалые щёки
быкастый Сильвестр Сталлоне.
Солома. Полова. Да стан полевой.
Молотит в углу телевизор.
Сюжет не досмотрен и до половины-
всё это, коненчо же , мизер.
И снова на трактор. Народ трудовой
идёт , подкрепясь, из столовой,
и с поднятой гордою ввысь головой
меж ними -Сильвестр Сталлоне.
2011 г.
ДОЯРКА КЛАУДИА ШИФЕР
Доярка-Клаудиа Шифер,
ну до чего ж она стройна!
Шофёр - не шАфер.Пахнет "Шипром".
И ёй, конечно, не до сна.
К тому ж на крыше треснул шифер
и льётся через щель луна,
и всё же Клаудиа Шифер,
на сене с ним...Хоть и жена
шофёра на пороге скоро
как тут- с заточенным серпом,
и будет вой. И будет ссора.
И драка около сельпо.
Хотя тот серп -всего лишь месяц,
над станом дальним , полевым,
и стон органнный - фугой высясь,
оповепщает жизь -живым.
Да и на фотке пожелтелой
где крестик из бурьяна выпер,
вне этой жизни оголтелой
всё та же -Клаудиа Шифер.
2011
ФРЕЙД И РИМАН
Фрейд с Риманом опять ушли в поля,
и ну гонять небдительных тётёрок,
из ружей из охотничьих паля,
меж философских наших перетёрок.
На самом деле. Что эдипов комплекс?
"Иди ты!"- скажет вам в сердцах свинарка,
и убежит , стыдясь, на свинокомплекс,
светясь румянцем празднично и ярко.
Опять-таки и кривизну пространств
всё формы у свинарки подтверждают,
и можно ненароком впасть в прострацию,
и в пасть теории попасть, хоть и не ждал.
Всесильный логос и психоанализ
бессильны,коль она обгеометрена
в объятьях. И в стожочке - не она ли?
Иль то приснилось? Иль и вправду- ветрена?
Тетёрку ты в ягдташ скорей уторкай,
жене отдашь. Но кривизнцу миров,
хоть старший сын и получил пятёрку
по физике, ты вновь пройти готов.
На том же поле. С тою же свинаркой
в стогу, поставленном за тридевять земель,
ты болен ею, словно дозой нарка,
и как Снегурочкою ясноглазый Лель.
Всё происходит с нами, как на сцене,
сны явью стали, физика - поэмой,
когда б мы знали подсознанью цену,
избавились от лишних бы полемик.
Ушли б в поля -к стогам, сквозь нуль-пространство,
чтобы насмотреться трепетных осин,
чтобы любила девушка простая,
а большего ты, Зигмунд, не проси.
От физики до лирики полшага,
и если разыгрался архетип,
то вся природа будто бы общага,
повсюду в ней маниакальный тип.
Ты повторишь студенчества уроки,
античный миф вложив в уста крестьянки,
ведь яровые подошли и сроки
пришли для пьянки на лесной полянке.
2011 г.
ШТУРМ
Когда деревеньку штурмует спецназ,
тогда неуместен - к столу ананас,
и ненормативы в эфире.
Как громко бы бабы не выли, а вилы
уже не помогут, и грабли едва ли,
а жили ведь, вроде бы, в мире.
Доили.Скотину кормили сенцом,
но вот ваших кур накормили свинцом,
в походный котёл отправляя.
Когда надоели сухпай и галеты,
тогда б боровка порубить на котлеты,
пусть кОбель хвостом не виляет.
Колодец отравлен. И тёлка копыта
откинув, лежит.И вино недопито,
а в окна врываются - в масках.
Жених -под столом. И невеста визжит,
на блюде пока поросенок лежит,
но двое таращатся- в касках.
Усядемся, брацы, за праздничный стол,
накатим, как водится, граммов по сто,
да зубы вонзим в поросёнка,
ведь это лишь только ученья-не более.
Невеста смеётся. Жених из подполья
да с четвертью-в ней самогонка.
Нет -то не граната, а курицы ножка,
в окрошку пикирует мощная ложка,
банан-не рожок автомата
зажат в кулаке у лихого бойца,
и чтоб повторить ратный подвиг отца,
он должент осилить салата
немерянный бруствер, затем мощный дот
второго. До третьего дело дойдет,
когда есть десерты у Вали.
Зачем воеваить, если лучше жевать,
а там, как с невестой жених -на кровать,
с Валюшею -на сеновале.
Пока всё же рота штурмует. И НАТО
Наташу-невесту не даром когда-то
в шпионки из девушек перековав,
надеется -это гнездовье террора
не есть декорация кино-хоррора,
а -враг. И заложена мина в кровать.
И как только Женя с невестой возляжет,
так взрыв все салаты по стенкам размажет.
Не знает несчастный жених,
что Ната-шпионка, лишь робот из НАТО,
пластит и пластмасса- все эти шпинаты,
вот так , брат, бывает у них!
2011
ЗУБНАЯ БОЛЬ РОССИИ
Открою том истрепанный, засаленный.
История не знает сослага…
Зачем стреляла в Трепова Засулич?
Ну как бы так, чтоб всё же не солгать?
Красавица? Ну как сказать. Быть может.
Почти что даже, может, Анна Керн.
И по рождению –не то чтобы вельможа,
но и конечно всё –таки не чернь.
И вот в горячей муфте револьвер,
почти как в ящике мой бум-пистоль дуэльный,
Дантесом в кабинет-к барьеру- Вера-
и взгляд загадочный блестит из под вуали.
Здесь нужно всё же сделать отступленье,
градоночальник *Пушкина почтил,
воздвигнув памятник.Девица в исступленье
и - в наступленье. Вот уже почти
что вынут револьверчик, и взведен
курок-урок преподнести арапу!
Обаксельбантен он и озвездён.
Прекрасный китель. Бакенбард каракуль.
На спуске пальчик- пуля из ствола
летит, и выстрел грохотом кареты-
бумс! Но градоначальник , как скала,
бронежилетят орденов караты.
Но Вере ли Засулич пожалеть
создателя сети водопроводов?
И вновь-на спуск.Звени оркестров медь!
Гудите трубы питерских заводов!
Ликуй студент, сходя с ума в тюрьме,
от розг спина - синее, чем каналы,
идя на дело Вера на трюмо
оставила ТацИтовы анналы.
И в антраците прошлого, как будто,
сквозь зеркало, как сквозь стекло экрана,
она увидела себя отважным Брутом,
сражающим зловредного тирана.
Но если бес бы Трепову в ребро,
как Александру нашему второму,
а то свинец как Сан Сергейчу, кро-
ме того ещё бы хоть полштофа рому.
-Да што фы! Што фы! – говорил хирург,
на Микки Рурка, вроде бы, похожий,
пошарил щупом,и, не вымыв рук,
скорей заштопал генералу кожу.
Присяжных на арапа не возьмешь,
они кого захочешь обдантесят,
а в зал суда сам Фёдр Михалыч вхож,
да и недавно только от дантиста.
Оправдана девица и к тому ж
возведена почти что в Жанны Д*Арки.
Когда бы дети, да семья, да муж,
когда б бойфренда щедрые подарки!..
Зубная боль России –терроризм,
на стенку стенка, выстрелы дуэльные,
вот так, за каждый мало-мальский «изм»,
и платим. Ну а чем вы недовольные?
*Кроме того, что градоночальник Петербурга Трепов отдал приказ сечь розгами сидевшего в тюрьме студента Боголюбова, который не снял шапки перед начальством, он ещё и поставил памятник А.С. Пушкину и проложил водопровод на Васильевский остров.
Анахронизм
Владимиру Назанскому
Как сумрачный скелет в музее историческом—
обзор протекших лет…Но дело не в количестве
рассеянных зевак, пометок в книге отзывов;
душа, как бивуак—кочевье зыбких образов.
Куда они спешат, текут, сочатся, льются,
сплошные, как диктат законов эволюции,
чей давящий напор –вперед, вперед – без тормоза?
Ну кто во льды затер от днища и до камбуза
трехмачтовые сны? Кто проломил бока им?
Попробуй прикоснись—застыли твердым камнем,
обточенным слегка волной с песком… Пока ты шел
по берегу, - накат волны, гремя, сгребал окатыши.
Музейный сор и хлам - щепа, ракушки, записи
размытые, весла обломок, зелень окиси
на колоколе том, что нам звонил отплытие,
закованные льдом научного открытия.
Какой анахронизм висеть под потолками,
взирая сверху вниз и щериться клыками,
иль бивнями торчать на диво посетителям,
иль мачтами - в лучах приборов осветительных!
Улика прошлых эр—весь от хвоста до черепа,
от киля и до верхней палубы – ну чем там
теперь заполнен ты? Твои глазницы, клюзы—
зиянье пустоты растраченных иллюзий.
Пока ещё стоишь бушпритом, позвонками ли,
и все ж теперь ты лишь тот экспонат в кунсткамере,
который не велят руками трогать походя…
Но можно бросить взгляд—была, была эпоха да
куда-то утекла, сползая со шпангоутов…
Катодный блеск стекла. И прошлым нашпигован тот
вал, который здесь расшибся о витринные
льды, без остатка –весь...Печальные смотрины!
Что это за ОНО? Клюв птицы, зубы ящера…
И тоже заодно –под глыбы льда давящего?
Анодной вспышкой всплеск—созданий неопознанных.
Расплющен юрский лес с громадными стрекозами.
Внизу – базальт и мел, спрессованный ракушечник,
всё остальное смёл ледник, как крик кликуши
сметает всё, круша, когда бунтует палуба,
все ж усомнясь, что шар -Земля…Ведь не пропали бы,
когда от стертых карт не отступились в ереси…
Тогда б вернулись в порт, хотя бы даже через
дыру в Земле пройдя, попав с морозу - в тропики…
Ну а теперь куда? Азбука Морзе…Тапки
музейные обув, и чтя археологию,
блуждаю среди букв, слежу генеалогию…
Да, этот вот крылан лягушки той приемник;
так аэроплан и ламповый приёмник
роднят металл и мысль создателя фривольного,
и оба рвутся ввысь - кто крыльями, кто волнами…
С анода на катод-одним сплошным свечением…
Урода жрет урод, хрустя им как печеньем.
Но вот грядет ледник потопом кристаллическим…
И я пока не вник - в могучее количество
тех гибелей, утрат случившихся - так вроде бы
сплошь хладокомбинат просторы нашей Родины.
Мне непонятно все ж - зачем ?– и это главное-
суп из моржовых кож венчал вот это плаванье,
зачем ушедши вдаль, ты льдом уперся в днище,
а позже доедал второе голенище?
Ты извлечен из льдов до Хама с Иафетом,
до позвонка, до львов на пушечном лафете,
до ржавых ядер, до застежек дряхлой Библии,
до радости с бедой, до шерсти жесткой, вздыбленной
пришествием конца, внезапной катастрофой…
Есть кость…А нет лица…Оборванные строфы…
Глазницы есть. А глаз-нет, лишь одни пустоты…
Скажи в последний раз - ну кто ты или что ты?
Ты принимал в борта удары абордажей,
ты гнался по пятам судьбы своей бродяжьей,
ты бивнями бодал соперника клыкастого,
ты столько повидал зверей и стран пока с того
ты борта не упал, внезапно сбитый в этот
нечаянный подвал, где белый флаг билета,
на шпажку наколов, ты входишь в экспозицию
и где из всех углов –то рыба, а то птица! И
чучело совы здесь служит билетершей…
И с этой головы облезлой пыль не стерта.
И этот вот кафтан - ровесник тех челюскинцев,
стал лакомым питанием для гусениц малюсеньких.
И моль, свиваясь в мысль, струится сквозь глазницы…
Я ей скажу: “Уймись! Все это только снится!”
Здесь трюм, а не подвал, пустое чрево мамонта…
Доска. Тоска…Подвел толь нюх, а то ль винта
не очень быстрый ход. Льды напирают с полюса.
Оборван тонкий лот. И то ли кто-то, то ли сам
я весь в шерсти ложусь сюда, чтоб спать в уединении,
под толщу дышащего льда…Грядет обледенение.
Наполз ледник. Не вник—я, как совместились в плоскости
скарб капитана, мой дневник, труп мамонта, для краткости
смороженный с крылом совы, с журнала бортового
обрывком, шляпой с головы почти ещё живого
мечтателя… Сквозь льдов века—взгляд глаз кристально-тускл…
Как блеск клыка, как хлад курка пред тем, как жать на спуск.
26, ноябрь,2001 г.
БАЛЛАДА О СТАРЫХ СТАНКАХ
Я видел-ржавые станки
на свалках тихо умирают-
и дряхлые, как старики,
о чём - то нам напоминают.
О чем? Что шестерни обломаны
и провода пучком - наружу?
Что мы теперь все сплошь-Обломовы,
и безразличие на роже.
Я видел-мифом Джона Фрезера,
ни в чём, конечно ж, не повинный,
шёл перелеском старый фрезерный,
влача чугунные штанины.
Брёл не воспетый меж берёзами
могучий латник -пресс заржавленный,
как бы в бреду от передозы,
и было откровенно жаль его.
Токарный ковылял, бескнопочный,
обезмоторенный, нелепый,
как будто вырвался из пыточной,
или расстался с Пенелопой.
Они, как рыцари тевтонские
не выдержавшие осады,
тонули, лёд ломая тоннами,
и шли на дно -рудой осадочной.
Когда бы в переплав на колокол,
чтобы -гудело над державою-
а то , как с посохами калики,
чтобы распасться пылью ржавою.
Когда бы вновь комбайны, танки,
когда бы пятилетки -заново,
но распадаются останки,
как будто кости динозавров.
Чермета лёгкая пожива,
но что там медь, латунь, железо!
Всё втуне. Речи наши лживы
и все потуги бесполезны.
30.01.2011
***
Ем свой хлебушек,свой стих мну,
ну зачем тебе на ту войну, внук?
Ну зачем тебе стрелять в журавля,
если под крылом поля, гля...
Этот журавлиный клин -длинн,
и меня, наверно, клинит, Нин,
посмотрю на журавля я,-
значит, круглая земля моя.
Коль на колесе гнездо -в нём
ждут птенцы и я смотрю -нем,
как Баталов, как Расул - ввысь
вот баталия моя - жись.
Я в колодезь свой ведро -плюх,
этот мир всё же не так плох,
только б слушать журавля скрип,
словно скрипочки твоей всхлип.
Только б видеть мне в воде ковша,
как мелодиею -в высь- душа,
только б хладную глотать синь,
где не тонет журавлиный мой клин.
То не кровью между светом - тьмой,
это кровлею застрял дом мой,
в небесах меж облаков, где
лишь расходятся круги по воде.
НА БИТВУ С САРАНЧЁЮ
Ну что ж ты, Александр! На битву с саранчою!
В Неведомский уезд. В Тудыкские края.
Идальго-ты. А степь – черна, как сарацинов
полки. И победить их –вот маята твоя!
Над злаками треща в хитиновые фалды,
куда они летят? Кто полководец их и
к чему здесь денди лондонские? Изысканные фаты?
Чтоб тростью с набалдашником срубать цветы гречихи?
Зачем здесь байронизм? Онегинские строфы?
Штиблеты-зеркала? Дуэльный пистолет?
Коль колос весь изъеден и бледен, как дистрофик.
И с этою напастью борись ты хоть сто лет,
но не родит земля, и русский бог убогий,
воспетый князем Вяземским, одетый в епанчу,
переодетый даже в твоих элегий тоги,
собой являет ту же, Сашуля, саранчу.
Усы его торчат. А челюсти, побеги
сжирая, шевелятся. И слышен жуткий хруст,
пошибче Пугачева тотальные набеги…
В том можешь убедиться, лорнируя сей куст.
На нем крылатых тварей, как щеголей на Невском,
как на Фонтанке ловких гусаров-прощелыг,
до Натали охотников... А вот стреляться не с кем!
С одними ты сквитался. Другие –прощены…
Один из всех остался –повеса венценосный,
красавчик Николай…Несноснейший паша…
И сводник Бенкендорф строчит ему доносы,
что, мол, жена поэта юна и хороша.
Как мужа устранить? Брюзгу и рифмоплета…
Дать порученье что ли Кутузову подстать?
Пусть отрастит хитиновые крылья для полета,
чтоб в войске саранчи ловчей было летать.
Ты, словно мавр ревнив, как он – такой же пылкий.
На лире благозвучной бряцаешь невпопад.
Они ж, вонзая в фалды свои ножные пилки,
перепилить тебя ну так и норовят!
Ког да б ты был каким юнцом среди юнцов,
бретёром записным , а не простым арапом,
тогда б, поди, тебя не тронул Воронцов
оставив стих читать прекрасным бессарабам.
Когда б ты был простым жучочком колорадским
в пижаму обрядясь, вгрызался б в хлорофилл ,
о, как бы ликовали они бы и злорадствовали…
Но в войнах насекомых ты, словно грек Ахилл.
Пусть силы не равны. И в панцире есть дырки.
Быть может эпиграмма сатрапа заведет-
пошлет подальше в степь…И «Ниву» на подтирки,
гневясь на пасквилянта, конечно, изведет.
21.07.2002г.
СЕНОКОС ПО-БАЛЬЗАКОВСКИ
Генсек был по годам -Гобсек,
а я то -ну юней Люсьена,
провинциал...И ответсек
меня послал писать о сене.
Да, заготовка сена шла
для в репортаже заголовка,
сколь та ремарка ни пошла-
болела с похмела головка.
Но проявляя героизм,
я выехал в поля родные,
конечно, -это всё трюизм-
зароды да валки сплошные.
Как в поле чистом -лист в сто га,
я за столом в своей мансарде,
и по листу плывут стога,
но нет ни строчки -вот досада.
И Сена пахнет под окном
совсем не так, как в поле сено,
и цифры планов, как бином,
меня пугают откровенно.
Но заявился Растиньяк
опохмелить меня винишком,
и сократились расстояния,
и отступили полки с книжками.
И вдохновенный, как Бальзак,
плоды утраченных иллюзий
я стал грузить в большой рюкзак,
чтобы попользовались люди.
Машинописные листы,
как бы валки - в стога- сверх плана,
а следом черные пласты
уже, конечно, для романа.
Так я, как будто ОнорЕ,
в своей норе творил полотна,
с отсеком обмывая кре-
пко полеты мысли беспилотной.*
Силен укос, могуч зарод-
на первой полосе, с любовью,
чтоб мог задумчивый народ
жевать то чтиво по-коровьи.
* Мне надоело ждать, когда же вдруг
лоб осенит взлёт мысли беспилотной...
(Анатолий Соколов.)
2011
БАЛЛАДА О КУКУРУЗЕ
Откуда только всё же брАлись силы?-
косил комбайн – ломились кузова,
мы для совхоза буртовали силос,
чтоб на ковёр декан не вызывал.
Мы поднимались с самой ранней рани,
как крепостные. Это вам не БИН!*
И шофера, ну сущие дворяне,
на нас смотрели с высоты кабин.
Филологини – барышни- крестьянки,
спешили, как на бал, с утра –на ток,
и я мотал огромные портянки,
чтоб сунуть ногу в кирзовый сапог.
Декан грознее даже самодежца-
попробуй сачкани, когда ты дюж,
куда ж, скажите, каторжному деться,
прикованному к гирям волокуш?
И было нам втройне троим всем горько,
что всё ж справчёнку раздобыл подлец
бугай здоровый Укорихин Борька,
её подсуетил ему отец.
Учились мы по Тютчеву и Фету
тем чутче созарцать и обанять-
грузовиков сплошную эстафету,
умом Россию всё же не понять.
И как жрецы ацтекских пирамид,
стояли мы на силосном бурту,
а ниже открывался дивный вид,-
являя неземную красоту.
И зернами квадратными в початках
толпились избы, будто, кто их сжал,
и хлыщ какой-то в лайковых перчатках
к имению на бричке подъезжал.
Его встречали девушки сенные,
с поклонами, с улыбками -украдкой,
одну из них узнал все ж со спины я,
мы с ней в стогу лежали до утра.
Тёк пот между горячими лопатками
как будто кровь с клыков богов-уродов,
крестьяне полусонные лопатами
картоху ковыряли в огородах.
Нахлёстывали кукурузы волны
на поле, на просёлок, дальний лес,
и видел я- на парусах, на полных,
нас плыл завоевать Эрнан Кортес.
* БИН(Биологический интситут), корпус Томского университета, где расположены филфак и истфак.
2011
БАЛЛАДА ОБ ОТОПИТЕЛЬНОМ СЕЗОНЕ
А отопительный сезон,
как открепительный талон,
когда не остаётся выбора,
когда колонка уже набрана,
и кандидат сезонных дат
уже пошел в электорат.
И слышен гик гикакалорий,
известны явки и пароли.
В котлах бурливых площадей
пар гнева. Морды лошадей,
овса, конечно, не доевших,
а ведь куда-то ж надо ехать?
Но босс пленен в безмерной пробке,
нет вовсе то не кинопроба
блокбастера "Октябрь-2",
он тащится едва-едва,
как ферзь средь пешек пешеходных,
предмет заветных дум народных.
Народ-урод и недород,
и заморозки в огород
пришли, как бы в Москву французы,
вот и ведёт неоКутузов,
чтоб учинить Бородино,
такое, понимашь, кино.
А пар дымами Шевардина
по трубам прёт.Так Алладина
готов был осчастливить джин.
Застрял в колонне клонов джип.
Трёт лампу алчущий "Газпром"
и прибыль чувствует нутром.
Дензнаки-деза. Дорожают
услуги. Бабы не рожают.
Пенсионеры -без зубов,
шахтер выходит из забоев.
В зобу элеторат злоба,
опять вещает Павел Глоба.
Но вот в форсунки всунут прыск,
неэкономия и риск,
дать прежде времени парку,
но ты давай, Махно, паркуй
тачанку возле "Горэнерго",
а то оно- уж больно дорого!
Ведь всё равно обманет счётчик,
в котлах, смотри, как кони скачут,
им трубы узкие тесны,
к тому ж не близко до весны!
Смотри, как кумачеет пламя
вновь о России мандельштамя!
В колесах хлипкая грязца,
в колосьях хрупкая гнильца,
не пить с лица, айда на площадь,
речами молотить и плющить!
Но жар поспел, но жаль пострел,
не добежал до перестрел...
"Горгаз", конечно , не погас,
он ломанулся , как Пегас,
чтоб скаканули прибыля,
и даже без Чернобыля!
Открою фортку. Весь -в жаре-
а то ведь вымерзал Парнас.
Такое, милые, у нас
тысячелетье на дворе!
2011
БАЛЛАДА ОБ ОТЛЕТЕВШЕМ ВРЕМЕНИ
Мне кажется порою, что салаги
с корявых не пришедшие полей,
в другое время сгнили бы в ГУЛАГе,
переродясь в дебелых дембелей.
А я сбежал салагой в самоволку
не журавлём в России небеса,
в шинели без ремня – пугливым волком,
а на ногах, как гири, –торбаса
кирзОвые. На Омской пересылке,
где так же и Колчак, и Достоевский
мурыжились… « А все ж не закосил ты!»-
сказал мне позже ты. Что достаётся
кому... Геройство-вам, а мне- обозы.
Кто – в штрафники, а кто –то - в писаря…
Часы с гражданки…Тяжкая обуза.
Домой их сплавить надо втихаря.
Гамзатов подвернулся в ближнем книжном
и, вырезав в нем по размеру дырку,
под взглядом почтальонши дивно нежным,
туда я свои часики затыркал.
Летела в Н-ск с часами бандероль,
в то время, как меня несло на Запад,
шпионка - мама назвала пароль –
и выдали с браслетиком назад.
Расстройство для сержантов –дембелей-
салага, а ничем не обраслечен,
и потому от злобы дебилеют,-
да и наряд на кухню обеспечен.
И вот я в карауле на часах,
штык-нож тревожной стрелкой -к «акаэму».
И что же? Вижу в звёздных небесах
парят мои часы совсем по Лему.
Стекло от циферблата – шлем пилота,
браслеты – крылья звёздных батарей,
да , созданы, конечно, для полёта,
и плац, и танк, и даже БТР.
О, тики-, мои, -таки позолоченные!
Вас папа аккуратно заводил.
О вы, секунды временем заглоченные,
уж лучше б в караул я не ходил!
2011
ПОСЛАНИЕ: ВЯЗЕМСКОМУ ПО ПОВОДУ ДУЭЛЕЙ
Стрелялись мы. Стрелять вслепую,
когда ты даже и бретёр,-
напрасно только тратить пулю,
иль кушать средство для бритья
вместо шампанского. Хоть пена,
конечно, тоже через край,
и кайф такой же, несомненно,
и благосклонность светских краль.
Когда тебе твой враг до фени,
хоть даже если ты в туза
и попадал - в фуражке финики
и думы про твоих пейзан,
про недород, про сенокосы,
про цены на твоё зерно-
ну что тут глазки, губки, косы,
и прочее как есть кино.
Что тут корсеты, и корсажи,
мазурочная болтовня,
коль Чаадаев вон-посажен,
и недовольна вся родня.
Конечно, брошена перчатка,
конечно, честь уязвлена,
и млеют бабы на печах,
в слезах красавица жена.
Но нужно ль было ей вертеться,
кокетничая на балу,
едрень-мегрени тёщи, тестя,-
в рассчёт , конечно, не беру...
Когда в стишке не хватит фенек,
чтоб уничтожить наповал,
я обсосу последний финик,
и косточкой, как я плевал,
бывало, меж дерев когда-то
в Михайловском -в туза стрелньУ...
И пусть трясутся секунданты,
жалея бледную жену.
2011
БАЛЛАДА О ПОНИЖЕННОМ ГОНОРАРЕ
Редактор был смазан с утра, как не новый редуктор,
а я был обязан на полосу дать репортаж,-
куда подевались с прилавков простые продукты? -
при том не впадая в излишне-сплошной эпатаж.
С трудом он держал на лице своём скорбную маску,
чтоб шестерни всё же не вылезли из-под губы,
и выдав заданье, шепнул сердобольному Максу,
чтоб он приглядел из подзорной за мною трубы.
Но мне ль озадачиться в трюме вознёю мышиной,
когда у прилавков волнуется электорат,
и вот на всю полосу мой заголовок аршинный,
а главный, понятно, хорошей сенсации рад.
Ведь я обнаружил напару с народным контролем-
народу на ужин не выдан армянский коньяк,
кило апельсинов(замок с цифровым был паролем),
всё это затырил завскладом-опасный маньяк.
А кроме - и палку , понятно, злодей-сирвилата.
Затем, чтоб по блату дочурку в торговый впихнуть,
кумекал ворюга-ума-то, поди шь ты , палата,
а жизнь ведь такая - за пряником следует кнут.
И снова, вишь, –пряник. К тому ж, не с пустыми руками
вернулся с задания акулопёр,
вот так проглянуло как будто бы между строками,
что те колбасу и коньяк я, конечно же, спёр.
Звонок по вертушке, когда уже главный за смазкой,
чтоб между зубцами накапать у шкапчик полез,
и голос каленый, как будто из стали дамасской,-
ему обвиненье, и вот вам- на сердце порез.
Сотрудник, сотрудник, когда бы ты был легкотрудник!
Угар новостроек – был пряник, а вот он–и плети удар!
И ты, поспевавший воспеть эти блудные будни,
теперь оклеветан. И снизят тебе гонорар.
Да, Макс , ответсек наш, не мог уследить за дарами
данайцев, которые всё-таки втюхал завсклад,
догнал он его и меня , уходивших дворами,
к тому ж обещая ребёнка устроить в детсад.
Маркиз бы де Сад да и тот бы, конечно бы, дрогнул,
к тому ж удалился со сцены народный контроль,
и я опустил в репортаже большую подробность,
да и эпатажа поменьше, хотел - так изволь!
Насчёт апельсинов –не помню. Коньяк же мы приговорили
на детской площадке, нарезав при сём колбасы
на чистом блокноте , в который , конечно , нарыли,-
в порядке обслуга и точно фурычат весы.
А мимо тащили авоськи герои минувших,
далёких уже пятилеток с талонным пайком,
казалось всё те же крестьяне в протёртых онУчах,
пока коньячком мы мартен раскаляли тайком.
Понятно, что вместо кнута уготован был пряник
завскладу, но был возмущён проверяющий люд,
что двое каких-то насквозь проспиртованных пьяниц,
колбаску и цитрус стащили с начальственных блюд.
Быть может, рванули б мы даже и шибче китайцев,
готовя к прилавкам могучий державы прорыв,
когда б не дары с упрежденьем коварных данайцев,
испортивших кайф аппетита чуть-чуть до поры.
Когда бы не в ведомость хмуро внесённое Максом
снижение цифры – вот посвист того же кнута!-
когда б меж зубами не гнило застрявшее мясо
и от апельсинов не пуТЧИло низ живота.
2010
МОНОЛОГ ВЕТЕРАНА ВОВ
Надену тот пиджак, что с планками,
да выйду в скверик на разведку,
где бабки -бледными поганками,
и подаянья просят ветки.
А то ведь на танцульки бегали,
и вдруг как бы корой кленовою
покрылись.Даже взгляда беглого
мне хватит,чтоб понять - хреново им.
Теперь все сплошь как есть на пенсии,
и много плОтют в ЖКХ,
а то ведь распевали песни,
были вместилищем греха.
Теперь не внуки даже -правнуки,
вот в партизанские б леса,
какие тут- конфетки-пряники,
и дорожает колбаса!
И напирает враг прилавочный
как будто тот Гудериан,
чуть только к пенсии прибавочка,
и тут как тут - сплошной обман.
И вот иду себе размеренно
мимо базаров не спеша,
и вроде бы всего немерено...
Да взять бы в руки ППШ!
Пока гремят и салютуют,
накатим снова в три наката,
смотри ка, как враги лютуют,
вчера похорнили Катю.
Катюшу. Кате на таблетки
всё ж не хватило в белом нале,
и всею лестничною клеткой,
её соседи поминали.
О наше взятие Берлина,
после бомбёжечек ковровых...
Не повторить ли нам , Галина?
Подруга дней моих суровых?
2011
БАЛЛАДА О ШИНЕЛЬНОМ ХЛЯСТИКЕ
Бывают же на божьем свете страсти
в жизни армейского салаги-неофита,
так на ученьях я посеял хлястик,
что пострашней локального конфликта!
Понятно, он на пуговке болтался
как ГДР с Варшавским договором,
и выглядел, конечно, не батально
и не воинственно. Но чтобы стал я вором!
Да. Каюсь. Но когда боеспособность
стал проверять наш неуёмный ротный,
так бросилась ему в глаза подробность,
что чуть не довела до спазмы рвотной.
Ну что там хлястик? Кто к спине приляпал
милитаризма глупый пережиток?
И все ж шинель –без хлясткика –нелепость,
когда боец в атаку побежит.
И вот, как тать в ночи, – в соседней роте
я хлястик спёр, что правильно едва ли.
Иль зря когда-то с римлянами готы,
на этих землях насмерть воевали?
Да, там где сам Манштейн с Гудерианом,
глядели вдаль, чтоб овладеть пол-миром,
где БМП и танк гудели рьяно,
я прятался, увы, по капонирам.
Казалось, Конев, Жуков, Рокоссовский
смотрели с осуждением, когда
жуком таким совсем не маршбросковским
тянул я ротной связи провода.
Хотелось быть и боевей, и лучше,
форсируя овражьи ямы, речки,
чтоб генерал, насколько помню, Лушев,
мог доложить о том главкому Гречке.
Чтоб знал наш всеми досточтимый маршал-
при хлястике опять боец упертый,
что в котелке есть гречневая каша
и гуталин не кончился в каптёрке.
2010
РЕСТАВРАЦИЯ ПОЛОТЕН В ДРЕЗДЕНЕ
Я шёл брусчаткой в ротном строе плотном,
как будто бы объевшись рафинада,
иль насмотревшись на картин полотна.
Ну а чего ещё, скажите, надо
для рядового, чтобы - чин по чину?
Тем, кто не курит, -вот ведь службы козырь!- ,
и пусть не говорят про дедовщину –
две пачки полагалось той глюкозы.
Конечно, в месяц. Золотые годы!
К тому же плюс - ни много и ни мало
дойчмарок на карманные расходы.
Всё это настроенье подымало,
ведь мы могли напиться лимонада
да и, хрустя печеньем, попижонить,
ну а чего ещё, скажите, надо,
когда к тому же Тициан с Джорджоне?
Ведь нас, поймите, не для променада
сам замполит водил в барочный Цвингер,
а для поднятия- и это тоже надо! –
культуровня. Хоть прост майор был с виду,
но Рубенса, понятно, от Ван Дейка
мог отличить . Жену старлея Лиду
от медсестры санчасти. О, злодейка,
судьба, что сердце рвёт на части,
как Черчилль с Рузвельтом златобагетный Дрезден!
Принять же в реставрации участье, -
ну кто себя такой мечтой не дразнит?
И вот "Венерой спящею"* Джорджоне
нам снятся ночью командиров жёны.
И больше всех средь них обнажена
старлеева дорожная жена.
По Рубенсу - и красок не жалея!-
после того, как холст спасал солдат,
конечно же- сплошная Лорелея.
Когда за реставрацией следят
в самом Кремле, - не вышло б аморалки,
чего попало здесь не намараешь,
к тому же подземелия схорон
весьма попортил телеса матрон!
Я, запершись в каптёрке, рисовал
в альбомах дембельских, с сержантами в обнимку
Венер и Нимф с Вакханками вповал,
и дембелей меж ними- снимок к снимку.
Прервал процесс взъярившийся стралей,
да и майор, похоже, с замполитом,
когда шмонали ушлых дембелей,
неверно оценив мою палитру.
Глядя на то, как на плацу горят
к шедеврам все приравнянные жёны,
у тумбочки я стойко нёс наряд
вне очереди, признанней Джорджоне.
И служба мне казалась рафинадом,
и лимонадом липким, и печеньем,
ну а чего ещё, скажите, надо,
легко в бою, коль тяжело в ученье!
8. май. 2010 г.
ТРАНС ТРАНССИБА
Транссиба глубочайший транс-
Курган,Татарск, Мошково, Чахлово,
чай с сахаром в купе с утра
да за окном -озёра -чакрами.
Оцепененье цепких линий,
кондуктор, лузгающий семечки,
да поезд, словно кундалини-
прям из крестца да через темечко.
Багры столбов, бугры могил,
локомотив зелёной рыбиной,
да по купе сосед-монгол,-
всё это и зовётся Родиной.
Да эти пойманные в сеть
высоковольтных линий - просеки,
да на столе вскладчину-снедь,
да изб златистые карасики.
Молодка с вязкой чебаков,
вписавшаяся в грань стакана...
Как бы из глубины веков
возлюбленная Чингисхана.
Как заждалась твоя Бортэ
у юрты -юная жена!-
как грузовых машин борта,
златого нового зерна.
Его уже опять чеканят
монетой солнечной, имперскою,
в колосьях тех, что в гербе канут,
в крыло орла воткнутся перьями.
Ты в том утонешь океане
степном, как армии тонули,
непокаянно -окаянные,
уже истратившие пули.
Вокзал, как скифский мавзолей.
Перрон -последним полем битвы.
И чем конвоя крики злей,
тем набожней накал молитвы.
Здесь с полумесяцем кресты,
как якорь, зацепились за небо,
здесь от версты и до версты
всё разом начиналось заново.
То план путейца - инженера,
или мечта переселенца...
Здесь вам не Рио де Жанейро,
а труд, слезой пересолёный.
2012