Мальчик у стойки так тонок и так прыщав
/господи боже/
снул, но развязен. – Вот так бы и дал леща
или снял кожу… –
шепчет мне Лёха-бармен’, улучив момент.
Скор на расправу,
Лёха умеет добавить в ассортимент
сонные травы
или чего-то похлеще. Бледны с лица,
не упокоясь,
движутся к бару не вестники pizdеца –
просто изгои.
Лёха прекрасно чувствует, кто есть кто.
Пей и не думай,
что это вдруг мужчина в дрянном пальто
смотрит угрюмо.
Он упадёт вниз лицом через две мину…
Впрочем, быстрее.
Девушки-белоглазки не преминут –
окаменеют.
Выйдет в окно серебристая рыба-меч
в облике женском,
и голова седовласая рухнет с плеч
с кофием венским
рядом, растаяв тут же как не было.
Пей без заботы.
Главное – не всматривайся в стекло,
мало ли, что там…
Мало ли, кто там смотрит из-за угла.
Лёха доволен –
вмиг отмирают злые колокола
всех колоколен.
Рыжие тени полнят собой ряды
сирых, но верных.
Мальчик у стойки тает в белесый дым,
пахнущий серой.
Можешь не верить в нечисть и чудеса.
Оцепенелый,
выпей чего-то чистого, как роса.
Лёхе пора закрываться – он тает сам,
чёрный на белом.