ДЕНЬГИ
деньги… деньги… деньги…
в нашем мире
они дарят иллюзию свободы…
они как наркотики –
их прибавление вызывает эйфорию,
но дозу надо постоянно увеличивать;
их отсутствие
повергает нас в депрессию…
а ещё они имеют свойство
скапливаться в одном месте
и высасывать все соки из остальных…
их совместное зарабатывание
вбивает осиновый кол
в дружбу, любовь…
смешиваясь с углеводородами,
они несут кровь и разрушение…
они как кислота –
разъедают наши чистые души…
ТЫ ОШИБАЕШЬСЯ
он потерян для человечества,
он живёт по христовой заповеди –
аки птичка -
не думая о будущем,
не помня прошлого.
его нехитрый скарб –
грязные тряпки
давно нестиранной одежды.
его тело,
вымытое прошлым летом,
покрыто струпьями и гнойниками.
его обед –
стакан дешёвой водки,
купленной на сданный в пункт приёма картон,
и что-то, похожее
на зачерствевший хлеб,
из мусорного бака.
ты ошибаешься, любимая,
мир не жесток –
он просто равнодушен.
РЕВОЛЮЦИЯ
они
едва-едва
сводят концы с концами…
копейки, которые они зарабатывают,
не успевают собраться до гривень –
съедаются расходами
на еду, коммуналку,
проезд на работу и с неё…
одеть детей,
оплатить школьные фонды…
купить новые ботинки,
потому что старые совсем износились…
кризис сожрал последние сбережения,
а олигархи в разы увеличили свои состояния…
эти суки совсем утратили
чувство самосохранения –
купают в шампанском ****ей
и ещё выставляют свою светскую жизнь
на ТиВи…
безвыходность…
безнадёга…
бесперспективняк честного труда…
но
в глубине наших сердец,
словно недавно зачатый ребёнок,
уже шевелиться Революция.
ШАХТЁРСКИЕ ОЧИ
его глаза
чёрные-чёрные –
чернее, чем ночь,
которая звёздным покрывалом
накрывает шахтёрский посёлок;
чернее, чем уголь,
который он рубит
день за днём,
рискуя жизнью
в шахтах,
которые не реконструировались
30-40 лет;
оставляя своё здоровье
в пропитанных
угольной пылью и метаном
штольнях.
НЕНАВИСТЬ
Ненависть юным уродует лица.
Ненависть просится из берегов.
Ненависть жаждет и хочет напиться
Чёрною кровью врагов.
...
Но благородная ненависть наша
рядом с любовью живёт.
В.Высоцкий
до поры она тлеет,
как торф под толщей болота…
она кипит,
как лава в жерле вулкана…
когда обесценивается труд…
когда хлеб каждый день –
становиться роскошью…
когда плата
за однокомнатную в хрущёвке
больше, чем пенсия
той бабки,
что в ней проживает…
когда твоё слово –
глас вопиющего в пустыне…
ненависть…
до шевеления волос…
до крови на дёснах
от сжатых зубов…
до холодной испарины
в середине знойного лета…
она выпрямляет спину
и приговором становятся
огонь и смерть…
она вызывает
на лице
страшную улыбку,
которую не выдерживает
даже самый лютый волчара –
бежит, поджавши хвост…
она выжигает
на твоём сердце:
«С угнетёнными
против угнетателей –
всегда!»
РАССТРЕЛ. МОСКВА. 1993
он стоял
под забрызганной кровью стеной…
тело сотрясала крупная дрожь –
тело отчаянно рвалось к жизни…
но душой он был спокоен.
он знал,
за что отдаёт свою короткую
анархическую юность,
стоя перед короткими стволами
омоновских автоматов…
и жалел только об одном,
что в который раз
пользуемая в драке за власть толпа
так и не стала народом…
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В УКРАИНЕ
наша кровь замешана на материнском молоке
на молоке степных кобылиц
вскармливающих жеребят на рассвете
настояна на пении весенних птиц
наша кровь снова выплеснется
в эту чёрную плодородную землю
в эту изумрудную траву начала лета
смешается с золотом осенней листвы
с трауром нефти и угля
чтобы породить новую
вольную
жизнь
ЗЛЕЕ
злее становлюсь, безжалостней –
не до детских теперь шалостей.
шарит рука на боку – ищет
пистолетную рукоять.
а вокруг для невесёлых мыслей пищи –
хоть отбавляй.
и чуткое ухо слышит
ржание боевых коней.
из слухового окна крыши
ударит Максима трель.
забьются в агонии люди
забрызгав такой белый снег
красным. и больше не будет
конкретный дышать человек.
степь заснеженную, студёную
рассекают полотна знамён.
моя жизнь – краем пройденная –
вытекает толчками вон.
РАССКАЖИ
расскажи мне или спой
(если это вообще можно спеть)
что происходит
в нашем несчастном мире
зачем рождаются дети
когда умирают надежды
всё так же люди
ждут грома с небес
всё те же люди
топчут друг друга
ослеплённые яростью
выжигают поля
города
и леса
может быть я ошибаюсь
(я на это надеюсь)
и мир совсем не такой
расскажи мне или спой
(если это вообще можно спеть)
мне интересна
твоя версия мира
КРОВЬ
горечь, полынная горечь слов
выжигает язвы на языке.
пей мою горькую кровь,
пульсаром бушующую в виске!
пей мою солёную кровь,
каплей свернувшуюся на кончике длинной строки.
её плазмоидами сегодня вновь
изойдут стихи.
она – на тротуарной плитке
детонирующих городов.
она – бусинками вдоль разорванной нитки
метро.
она змеится вдоль мёртвого русла
околицами сельских кладбищ.
по сёлам в хатах, на улицах – пусто –
лишь собачьи стаи гуляют свадьбы.
она плещется, в электрическом свете искрится
в чашах полных пирующих под час чумы.
она вопиет о Справедливости,
взрывает отчаяньем наши умы.
кто услышит тот шёпот набата?
кто откроет ей двери настежь?
ею, хлещущею, не упьёшься ли, братику?
да уже не зальёшь обратно.
ВОТ МОЯ ПЛАТА
вот моя плата –
вот моя плоть
и вот моя кровь
уже превращаются в перегной
стреляй мне в лоб
стреляй в глаза
горячий ствол
оплетёт лоза
стреляй мне в спину
стреляй мне в затылок
стреляй из-за угла
стреляй из ракетной шахты
останется только зола
чёрным пухом на пахоте
ПОВСТАНЕЦ
на брусчатке
осклизлой от мороси
сыплющейся с серого неба
в россыпи стреляных гильз
и каменной крошки
выбитой пулями которые
прошли мимо
лежал
приняв одну
единственную
в сердце
ВЫСОКОЕ НЕБО
лежишь
совсем мёртвый
и холодный
к опостылевшей жизни
из простреленной шинели
сочится тёмная густая жидкость
распахнутые ресницы
зрачки глядят с удивлением
в высокое небо
СОЛДАТ
с удивлением обнаружил
что сердце перестало стучаться
в распахнутые двери
грудной клетки –
выпорхнуло мотыльком
ГУЛЯЙПОЛЕ 1918
чем дальше, тем более я краснел –
прокраснел до черноты в итоге.
и про чёрное знамя под нос сопел,
и пилил ствол своей винтовки.
и чем дальше, тем больше и до сих пор
(и кого в этом теперь винить!)
виделось мне, что только террор
ненасытных мразей сможет остановить.
а потом на пепелище,
проветрив подполы и чердаки –
можно и нож за голенище,
можно и в землю штыки.