В одном магазине стояла машина.
Так себе стояла, без дела.
Она даже не знала, для чего предназначена: то ли посуду мыть, то ли мясо молоть, то ли людей возить?
А может, соки жать, или продукты морозить?
Ни разу её никто не включал, не запускал, не «задавал программу».
Она стояла в длинном ряду других машин в огромном торговом зале, битком набитом разными бытовыми приборами, и тосковала.
О чём?
Она и сама не могла понять.
Время от времени в зал с улицы заходили люди, всматривались в панельки управления, читали «ценники» — беленькие бумажки, приклеенные на панель каждого из разнообразных агрегатов, стоявших в магазине.
У машины, о которой мы рассказываем, такая бумажка тоже была.
Иногда люди что-то спрашивали у постоянно проживавших в зале людей — «продавцов», о чём-то договаривались, и тогда другие люди — «рабочие» в синих костюмах — вдруг бросались запаковывать одну из машин в картонные ящики, подкладывая ей под бока мягкие подушки из пенопласта. А те машины, которые оставались, впадали в волнение и как-то (не знаю как, может, специальными волнами?) передавали друг другу:
«Эту — выбрали! Счастливица!»
Выбрали!
Это слово запало в самое нетронутое нутро нашей машины.
Она так хотела, чтобы её выбрали!
И однажды...
В торговый зал вошли трое: симпатичная женщина, мужчина с бородой и маленький мальчик. Они шли по проходу между длинными рядами разных машин, поглядывая с интересом то направо, то налево. И вдруг… остановились прямо перед ней, нашей машиной!
— Берём эту? — спросил мужчина.
— Мне нравится, — ответила женщина. — Берём!
— Мне тоже нравится, — сказал маленький мальчик, а его родители засмеялись.
Машина вздрогнула и поняла: её выбрали!
Она терпеливо перенесла упаковывание, и даже тряская езда в тёмном ящике не нарушила покоя в её наполненной сложными механизмами душе.
В маленькой ванной комнате с неё сняли картонные «одежки».
Мама любовно погладила её ладонью по белой, гладкой, сверкающей коже и сказала:
— Красавица!
А папа сказал:
— Будем штробить!
И принялся задорно долбить стенку.
Через час он оторвался от этого увлекательного занятия, что-то там ещё поделал и выдохнул:
— Силовая розетка готова!
И воткнул гибкий длинный хвост машины с кисточкой штепселя на конце в сеть.
— Запускаем? — спросил он.
— Да, — волнуясь, ответила мама. Она открыла дверцу на животе машины и положила туда несколько вещичек: футболку мальчика, свою блузку, рубашку папы и два полотенца. А в особый выдвижной ящичек насыпала с пол-стаканчика белого порошка…
— Да! Надо же задать программу! — закричал сын.
Машина задрожала.
Ей будут «задавать программу»!!!
Какой волнующий миг в жизни каждого механизма!
Папа, морща лоб, посмотрел в какую-то книжечку и осторожно нажал на красивой панели, которая красовалась прямо на лбу машины, несколько кнопок.
И вдруг…
Машине показалось, что она умирает.
В животе бурлило, трепыхалось, плескалось и гудело!
Она завибрировала, завыла от ужаса!
Что с ней, что происходит?!
— Стирает! — в восторге закричал мальчик.
И мама восхищённо прошептала:
— Стирает….
«Так вот оно что! — осенило машину. — Я — стираю! Вот, кто я оказывается: стиральная машина. Моё предназначение — избавлять этот мир от грязи, делать его чище! Какое счастье…»
И её гул из тревожного сразу перешел в деловитый и умиротворяющий.
Всё встало на свои места.
«Нужно покрутить, покидать, — подсказал машине внутренний голос, который, как она догадалась, и был той самой «программой», — набрать чистой воды и прополоскать. Потом — отжать два раза, очень сильно, и потихоньку, потихоньку остановить вращение барабана…»
— Помощница моя! — ласково промолвила мама.
И стиральная машина тут же навеки отдала ей своё механическое сердце.
А ещё — мальчику и мужчине.
Потому что они стали ей очень-очень близкими людьми.
Они стали ЕЁ СЕМЬЁЙ.
И машина решила: никогда, никогда ЕЁ СЕМЬЯ не будет ходить в грязных вещах, которые портят настроение и — о ужас! — разносят микробы!
Уж она-то, их стиральная машина, постарается.
Она будет им верна.
До последнего оборота барабана…