Лежал я как-то на траве.
По пояс голый, синий в жопу.
Таким покинул я Европу,
Таким явился я Москве.
Лежал я пьяный на траве.
Мне нежно улыбалось солнце.
Косил глазами под японца
С венком цветов на голове.
Лежал я пьяный на траве.
Мне мухи пузо щекотали,
Москвиты шею мне кусали,
Гнездились шершни в бороде.
Лежал я пьяный на траве.
Я загорал, и всё такое.
Я вспоминал про всё былое,
И вот увидел в стороне:
Она сидела на траве.
На ней опущенный был лифчик,
И это было неприлично,
Но эротически вполне.
Она сидела на траве.
Одной ей, видно, было скучно.
Во мне проснулся зов могучий –
Тот, что бывает по весне.
И я пошёл к ней по траве,
От вожделенья распыляясь,
От предвкушенья ухмыляясь,
Шатаясь, словно по волне.
Я подошёл к ней по траве.
И, от волненья заикаясь,
На каждом слоге запинаясь,
Я промычал ей: чё-каве?!?
И я стоял с ней на траве,
Взгляд от груди не отрывая,
Голодным потом истекая,
Я почесал в своей муде.
Она привстала на траве,
Взглянула на меня с призреньем,
Лизнула палец с наслажденьем
И предъявила его мне.
И вновь присела на траве.
А у меня внутри вскипело,
И тут такое вышло дело –
Мозги взорвались в голове.
Она сидела на траве,
И думал я: какая мука!
Ну, я тебе устрою, сука –
Не зря ж я панком слыл в Москве.
И я подпрыгнул на траве,
На воздух вынул свою штангу
И брызнул на неё со шланга,
А сверху вырвал оливье.
Она вскочила на траве
И, поминая чью-то матерь,
Извергнув тысячу проклятий,
Прошлась туфлёй по голове.
И убегал я по траве.
Бежал, о кочки спотыкаясь,
Боками за кусты цепляясь,
Бежал я пьяный по Москве.
И вот, в небесной синеве,
Летя к рассвету, на Камчатку,
Во сне я забываюсь сладком,
Валяясь пьяным на ковре.