Я, если бы струсил - давно б обратился к врачу,
но что-то другое зарыто в сознании, видимо,
ведь я не боюсь этой ночи - я просто её не хочу
видеть, я так не хочу её видеть!
Я глоткой иссохшей из форточки пил тишину
с остатками газа и хлопьями криков вокзала...
Как я её ждал! Так не ждут молодую жену...
Она объявилась - и, дура, мне всё рассказала.
И я прозревал, ведь в душе неосмысленно знал,
что две стороны в этой жизни - истёртой монете...
Я думал, их много - но ночь, оказалось, одна
по кругу бредёт с сотворенья миров по планете.
Не думай, что спятил, спокойно услышь и пойми:
все ночи - в одной, и какой ни придумай резон ты,
в ней - ночь, когда мама меня привела в этот мир,
и ночь, когда сам я покину его горизонты.
И ночи триумфа, и ночи, когда я хворал,
на нитку нанизаны бисером Богом Вселенной,
в ней время свернулось со звоном в тугую спираль,
зацепишь - умрёшь, не бывает ранений и пленных.
Пусть где-то на Гринвиче, ровно в ноль-ноль по часам,
меняется дата - фамилия новая в паспорт,
но ночь будет та же! Я б мог догадаться и сам,
ведь ночь будет та же. Страшна, одинока, прекрасна.
Она не простит ни ошибки, ни зла, ни грехов,
она соберёт их архивом, простым каталогом,
но даст мне сложить хоть немного хороших стихов -
побалует смертного играми строчек и слогов.
А если всё так - обостряется нюх и чутьё,
по грани иду, не такими путями балован.
Осталось всего: и спасенье, и счастье моё -
расплавом души заливать формы смысла и слова.