Сегодня бы исполнилось 60 лет всемирно знаменитому поэту Александру Иннокентьевичу Казанцеву, члену союза писателей еще СССР, экс редактору журнала "Сибирские Афины", руководителю литобъединения, томской поэтической школы. Он автор моих любимых стихов. Ну например: До кончины будет жечь меня, все усиливая власть/золотое слово "женщина" / и его синоним - страсть, многих других.
Он автор многих произведений, в том числе поэмы "Сказ о томских теремах", которую я выложила здесь же, после своих стихов-посвящений. Почитайте его в 2х значениях этого глагола. Его действительно знают, помнят и почитают.
***
Ему бы было 60.
О, как бы обойтись без «бы»?!
Дать продолжение судьбы,
Обрыва вместо,
Вместо нет
Продлить его непоздний свет,
Заполнив им свою судьбу?
Жаль, не всесильна, не могу.
А, впрочем, нет же, он живет
В своих томах,
Делах
И свете,
что оставляет на паркете
блик солнца.
Пусть паркета нет,
Как припылившихся следов,
Как голосов
в том кабинете*.
как автора,
чей ёмкий след
оставлен в памяти, сердцах,
не книжных полках, а домах.
*кабинет на Ленина, 111, томской писательской организации.
***
Из книжки старой записной
Он до сих пор не вычеркнут -
Той сумасшедшею весной
Писавший странно-вычурно*.
Не боль уж гложет память – грусть,
Раскрашенная дочерна.
По духу - не по крови пусть
Сыны остались, дочери.
* весна его ухода из жизни.
***
Я верю: снова он зачат.
И, может быть, уже рожден.
И слово говорит «печать»,
И лезет также на рожон.
И правду говорит в глаза.
И собирает камни в горсть.
Не терпит слово-дрянь «нельзя».
Он, как и прежний, сложно-прост.
Сказ о томских теремах (Александр Казанцев)
По томской земле из конца в конец
Ходила молва когда-то,
Что жил за Ушайкой один купец
Куражливо и богато.
В науке коммерческой зная толк,
Держал в кулаке округу,
А если кутил, то гудел весь Томск.
Лишь старость сулила скуку…
Обрыдли безумства и блажь кутежа,
Забавы одни и те же.
От скуки, видать, запросила душа
Красою ее утешить.
А как же утешить ее, коли сам
С тоски и похмелья черен?..
«Пусть будет на зависть другим купцам
Мой терем зело узорен».
А что в разуменье купцу вошло,
Не выбить ничем, известно.
Стал сыскивать знающих ремесло –
Умельцев резьбы древесной.
Нашелся такой. Неказист на вид,
Но сметка в глазах и смелость.
Купец перед ним серебром звенит:
- Сумей угодить, умелец!..
Одежка у Кузьки худа, бедна.
В седой бороденке стружки.
- Душе, говоришь, красота нужна?..
Как малому – побрякушки?
Но только не всякому красота
Утеху дает в награду –
Лишь тем, у кого душа чиста,
Приносит она усладу.
А ты-то… Да ладно, Господь с тобой!..
В охотку, а не в угоду,
Украшу твой терем такой резьбой,
Какой не видал ты сроду.
Покуда хозяин чаи пивал,
Вел счет барышам и тратам,
Кузьма спозаранку пилил, строгал,
Собою довольный, крякал.
Узоры сплетались, теряя вес,
Над стружками воспаряя.
Похоже, не терем вставал, а лес –
Блаженные кущи рая.
***
Бывало, купец говорил Кузьме,
На лавку усевшись грузно:
_ Эх, Кузька, труды твои видеть мне
С чего-то смешно и грустно.
Умелых людей завсегда люблю,
С того и тебя жалею:
Создашь красоту, ну а я куплю,
И станет она моею.
Соседи завидовать будут мне
И на красоту дивиться.
Она подчинится моей мошне,
Как воле мужской девица.
Кузьма усмехался: «однако ты
Рассудком богат не шибко.
Ведь нету хозяев у красоты –
И в этом твоя ошибка.
Любого парнишку резьба моя
Порадует крохой чуда,
Но будет слепа к ней душа твоя,
Чужое в узорах чуя.»
Купцу рассужденья Кузьмы смешны.
В своей правоте уверен,
Хохочет он хрипло: «Не будь мошны,
Не вырос бы этот терем!
Гляди-ка, трясины кругом, тайга,
Но плечи расправил город.
Его поднимает моя деньга
Из гиблых болот за ворот.
От силы моей, моего ума
Становится город краше…»
Деньга-то твоя, - отвечал Кузьма, -
Да спины-то гнутся наши!
***
На терем купеческий посмотреть
Немало сходилось люда.
- Ух, батюшки-светы!.. А вправду ведь,
И сердцу и глазу любо!
Купец горделиво ступал на порог:
А что, мол, не жаль – глазейте!
Вот я, мол, барышник таежный, смог –
Попробуйте вы сумейте!
И зависть мутила других купцов
Да тех, чей кошель потуже.
- Неужто мы хуже в конце концов?
Ей-Богу, ничуть не хуже!..
… Все тоньше, искусней узоров вязь
Да с выдумкой непростою.
Росли терема, меж собой хвалясь
Затейливой красотою.
Карнизами, башенками, резьбой
Хвалились, хотя, по сути
Не могут хвалиться дома собой –
Богатством хвалились люди.
Но так выходило, что похвальба
На пользу пошла невольно –
Украсила Томск теремов резьба
Причудливо и крамольно.
К свободе и счастью людей звала
Узоров игрой веселой.
Средь мира, где жадность, вражда и мгла
Была красота крамолой.
***
Купец, умирая, позвал Кузьму.
О нем не забыл с годами.
- Твоя была правда… - сказал ему,
Едва шевеля губами, -
Бывало, гляжу на узора вязь
И хмурюсь и вижу ясно,
Что вся моя жизнь – воровство да грязь…
Что прожил ее напрасно…
Другой в моем тереме будет жить,
Блаженствовать без печали.
Хотел, было, терем со зла спалить,
Да слезы глаза застлали.
И так ведь известно, за все года
Немало я сделал злого.
Хочу я… свой терем… тебе отда… -
И умер, не кончив слова.
А слуги прогнали Кузьму взашей,
Швырнули вдогонку шапку.
Но шел он с улыбкою до ушей,
Как будто от хмеля, шатко.
Ведь прежде не думал он, может быть,
Безхитростный мастер Кузька,
Что совесть в кромешной душе будить
Способно его искусство.
Он умер, не много нажив добра
За годы работы честной.
Но в Томске с тех пор повелись мастера –
Умельцы резьбы древесной.
Искусство не меряя на рубли,
Слагая узор, как песню,
Они в красоту обратить смогли
Кичливую блажь купечью.
Творили крамольную красоту
Мозолистые ладони.
Вплетали умельцы в узор мечту
О лучшей, счастливой доле.
В резьбе их и нынче мечта жива.
Над уличной суетою
Парят невесомые кружева,
Пленяя нас красотою.
***
Мечтаю хоть раз испытать восторг,
Нечаянно обнаружив,
Что в сути написанных мною строк
Есть что-то от этих кружев.