Здесь, на горке, посыпанной пеплом, —
ладошке земли в цыпках от холодного сердца воды
Страхи растут шелухою желтых цветочков,
ничтожных по сравненью с Глоксинией.
Их множество. Множество бледных пустот, а она —
красивая!
И могут ее отыскать, заметить и оценить
и унести с собой —
люди, стрижи, лисы...
А у множества с желтою шелухой — лицами —
ядовито беснуются листья:
— Уничтожить ее! Забить своей густотой —
Глоксинию.
Их страхи становятся прачками.
Заискивающе смутным умом они облака полоскают
в оскудевших и дряблых корытах,
Выставленных по краям холма у дороги.
Страх у Глоксинии только один:
не стать, как они, желтою бледною шелухой
множества
Под небом единства.
И надо ей оставаться красивою, пусть забитой травой,
Ни кем не увиденной и не раскрытою.
Пусть умереть, не войдя на свой
пьедестал цветов,
Но умереть Глоксинией!
Только небу синему подарить
семена,
Не принятые запыленной, посыпанной пеплом
и желтою шелухой
землей.