А вообще в этих платных выступлениях от Бюро пропаганды есть что-то неприятное: Люди чаще всего безразличны и неподготовлены к восприятию стихов, да еще на рабочем месте. Порой трудно бывает взять в руки аудиторию, захватить внимание. Я не сразу этому научился, но все же научился: нельзя просто читать стихи – надо общаться, разговаривать, пояснять, провоцировать вопросы и отвечать на них. Надо подбирать тематику в зависимости от состава слушателей, хохмить, делать резкие переходы от минут расслабленности, к энергичным и страстным стихам. Надо чувствовать себя хозяином зала, и гостем одновременно, и таким же, как все слушающие, и выше их, и наравне – и умнее, и простым, доступным – и сложным, обладающим тайной.
Однажды мне удалось два с половиной часа удерживать молодежь (16-18 лет) в клубе при ЖЭК, куда их загнали с милицией, посулив танцы после лекции. Это был триумф, и я, конечно, был в ударе: ребята отказались перейти к танцам, требовали продолжения вечера поэзии. Девушки провожали до автобуса, совали в карманы записки с телефонами. Педагоги приглашали к постоянному сотрудничеству, но я уже не знал толком, что удастся сделать с этой же аудиторией во второй приезд?
Но чаще, особенно в командировках, когда было три – четыре выступления в день, появлялось ощущение, что слова твои отлетают рикошетом в тебя же от глухой стенки, или скользят поверх голов. Это мучительное, порождающие сомнения и скепсис ощущение.
Между прочим, читать стихи меня учил какой-то студент театрального института, - в Нахимовском, в Ленинграде, - подхалтуривал вечерами на нашей ротной самодеятельности. Учил выделять главные и подчиненные слова, «играть голосом», расставлял ударения (смысловые). Я учился, но читал все же по – своему: давно заметил, что никто не читает стихи лучше автора, если, конечно, автор – настоящий поэт. И Качалову, и Яхонтову далеко до истерик С.Есенина, даже в жуткой шипящей записи фонографа. Тем более – до Маяковского. А «зонги» В.Высоцкого в любом другом исполнении, без хриплого голоса, страсти и иронии автора, без его игры, артистизма, - просто не звучат…
Разные бывали случаи на выступлениях. Иногда и лишнее скажешь. Бабушка мне всегда говорила, что «язык мой – враг мой». «Смотри, загонят тебя за Можай», - предсказывала она. В 1973 или в начале 74 года читал в библиотеке г.Фрязино под Москвой. Так вот, библиотекарша говорит мне перед выступлением: «Тут все свои, не стесняйтесь. Можно говорить как в семейном кругу…»
Так я и говорил. А тогда заварилась каша с А.Солженицыным – выслали его в ФРГ. И, конечно, всякие были вопросы: как, например, вы относитесь к этому факту? Хороший ли писатель Солженицын? Правда ли, что его выдвигали на Ленинскую премию?.. Я привел несколько примеров – М.Булгаков, А.Платонов, С.Есенин – недавно еще кулацкий поэт. Дескать, поживем и увидим.
Через неделю меня вызвали в М.О.С.С.П к Медникову, тот показал бумагу из К.Г.Б. за подписями майора и подполковника в отставке, присутствовавших на моем выступлении, и предложил написать объяснение. К тому моменту несколько человек уже исключили из Союза писателей, а Войнович, говорят, сам бросил билет. К.Г.Б. заниматься мной не стал. Секретариат Союза – тоже: мою записку Медников сунул под сукно, а вскоре его переизбрали – и все, кажется, забылось. Запретили выступать от Бюро пропаганды – и семь лет я не выступал. Наверное, можно было бы, да я сам не хотел: очень неприятный осадок остался в душе, да и передний зуб вырвали – стыдно стало рот раскрывать. Однако, и в Бюро произошли перемены: Елена Семеновна умерла, Батрака переместили с повышением – теперь директор ЦДЛ. Надя Белоногова обо мне вспоминала, недавно прислала путевочку и еще обещала. Что ж, зарабатывать надо, а это – честный хлеб…
В Секретариат Московской писательской
организации от чл. СП,СССР И.Н. Жданова.
ОБЬЯСНЕНИЕ
Выступление в библиотеке г. Фрязино (февраль 1974 г.) как и все мои выступления от Бюро пропаганды СП, СССР за последние 10 лет получило отличный отзыв организаторов – работников этой библиотеки.
Вопросы, которые после выступления задавал – очень настойчиво прося разъяснений – один и тот же человек, (не знаю, кто именно: М.Н.Горбатов или М.Ф.Родионов) – носили явно провокационный характер, что вызвало даже неодобрительную реакцию присутствующих. Возможно, я был недостаточно (осторожен и) точен в формулировках, отвечая по мере возможности на эти вопросы, но вольное изложение моих ответов, искажение смысла сказанных мною слов, содержащиеся в поступившем на меня пасквиле, заставило меня припомнить по порядку все, что у меня спрашивал этот (товарищ) гражданин.
Вот эти вопросы (заданные одним человеком)
1.Как вы относитесь к Солженицыну?
2.«. А как вы относитесь к нему как к художнику?
3.Возможно ли, что отношение к Солженицыну когда-нибудь изменится?
4.Бывали ли подобные случаи в истории литературы с другими писателями?
5.Как вы думаете, читали ли те люди, что поместили свои отклики в газетах, романы Солженицына?
6.Существует ли у нас цензура?
7.Есть ли запретные темы?
У меня нет никаких оснований не доверять (официальному мнению) официальной оценке деятельности Солженицына, а тем более защищать его – об этом я говорил и на выступлении. Если он действительно оправдывает, обеляет фашистов, если он пытается реабилитировать власовцев и заявляет, что «русскому народу будет стыдно за его историческую миссию», то он еще легко отделался.
Как о художнике я о нем судить не могу, т.к. ничего не читал, кроме повести «Один день Ивана Денисовича» и 2-3 рассказов в «Новом мире.»
Не странно ли, что только эти два человека из всех, кто присутствовал, усмотрели в моем выступлении «пропаганду буржуазной идеологии»? Настойчивость, с которой они рассылают свои бумаги в разные органы, у меня лично вызывают удивление и протест, напоминая худшие методы времен подозрительности и ложных доносов.
На выступлении моем присутствовали работники библиотеки, которые, по моим сведениям уже опровергли большинство обвинений, выдвинутых против меня, при беседе в Б.П. Был там и молодой поэт Михаил Шор – он, мне кажется, тоже мог бы свидетельствовать в пользу справедливости и правды.