Вот снова, дедушка, пишу тебе в деревню.
В угодья храмов белых старой Костромы.
Дождь, верно, месит грязь, и мокнет мир ваш древний
Под хладом капель той осенней бахромы.
Деревня спит уже, и небо дышит мглою.
Ты ждешь, когда же Бог пошлет на двор пургу.
А время тянет миг все тлеющей золою,
Пока ты в пасть печи не сунешь кочергу.
Задышит печь сильней, как ночь в порыве страсти,
И вспыхнет жарким взглядом млеющих блудниц.
И ты забудешь все осенние напасти,
И будешь вспоминать сиянье детства лиц,
Храпящих лошадей и свежесть трав, ночное,
И как вы стерегли с ребятами гумно,
Пекли картошку там, услышав «хрю» свиное
И встретив черта, выглянув в окно.
То простодушие, как страх пред черной кошкой,
Сумел ты пронести чрез грань веков, прогресс.
И девок веселя частушками с гармошкой,
Манил идти за кладом в наш дремучий лес.
Об этом ты и мне рассказывал нередко,
И про Христа с Пилатом мне читал псалтырь,
Хотел, чтоб здесь я жил, как пестрая наседка,
Но понял я, что край наш – замкнутый пустырь.
Я тоже завлекал любимую гармошкой,
И сам любил в ночном рассказы про чертей,
Но скучно было мне, крестясь от черной кошки,
Кряхтеть, уткнувши взгляд в развилку трех путей.
Я не хотел здесь гнить, как мостик деревянный,
Повисший над канавой, и лесная гать.
Ты говоришь – «Пленил все город окаянный»,
Но я рискнул там сам судьбу свою слагать.
Слагал я там уже не глупые частушки.
И городам донес родной деревни стон.
А ты к весне привык, когда поют лягушки,
И проклинаешь злой мобильный телефон.
Не слышал, верно, ты о скайпе с интернетом,
А если слышал что, то не поверил в них.
Живее электронной почты черти летом,
Реальнее на свадьбе выпивший жених.
Связаться мне с тобой сегодня очень сложно.
Не вижусь уж давно с росою по утру.
А если вдруг столкнемся с делом неотложным?
Приедешь ли ко мне, не дай Бог, я умру?
Ты скажешь – думать мне об этом просто рано,
И наша электричка, словно лось, ревет.
Но не понять тебе моей душевной раны.
Как будто черт ее твоих рассказов рвет.
Поставь за упокой свечу, прочти молитву,
Коль я столкнусь однажды с этакой бедой,
Чтоб взяли небеса, хоть проиграл я битву
И хоть не стал, как ты, еще совсем седой.