Привольно раскинулся по берегам трёх рек — Коломенки, Москвы-реки и Оки — старинный русский город Коломна. Издревле славен он литературными традициями. Здесь родились Н.И. Новиков — первый русский журналист, маститый издатель и… коломенский помещик, и «отец русского романа» И.И. Лажечников. Здесь жили и создавали свои произведения Б. Пильняк, А. Куприн, И. Соколов-Микитов.
А поэты, запечатлевшие Коломну в своих бессмертных строках! Только подумаешь об этом — и сразу на память приходят имена Сергея Есенина, Анны Ахматовой, Веры Меркурьевой, Александра Кочеткова, Павла Радимова, Николая Заболоцкого…
Неудивительно, что на стыке двух веков — двадцатого и двадцать первого — здесь появился «Коломенский альманах». И вот уже скоро семнадцать лет ему! Возраст юношеский, но сделано много. Это издание не только объединило вокруг себя коломенских писателей, краеведов, художников и фотографов: оно давно вышло за пределы родной Коломны, приобрело российскую известность. Нашими авторами стали жители Москвы и Петербурга, близкой Рязани и далёкой Твери.
В этой подборке представлены разные поэты, звучат не похожие друг на друга голоса. Стихи Олега Кочеткова - это поэзия искренней, незащищённой души, открытой всем вселенским ветрам. В его строчках - боль за родную Россию, тревожная, нелёгкая любовь к женщине, пронзительное ощущение родства с окружающей и такой близкой ему с самого раннего детства природой. Его стихи невольно наводят на размышления о великом и малом, о мгновенном и вечном... Вот — неразрывное с родной историей — творчество Романа Славацкого. В его стихах — тонкий лиризм, живописное слово и мудрая мысль. А вот Вадим Квашнин, житель села Лукерьино: он и землю пашет, и стихи пишет. И взрастают они у него, как свежие придорожные травы: неяркие вроде, но со своим неповторимым, терпким ароматом. Исповедальная поэзия Татьяны Кондратовой звучит, как откровение души, — такой ранимой, ищущей свой путь в сложном современном мире. Здесь и красочная, жизнеутверждающая поэзия Татьяны Башкировой…
В стихах Михаила Мещерякова на Коломенском Арбате встречаются Есенин и Пильняк, и перед глазами читателя ярко и зримо предстаёт связь ушедшей литературной эпохи и эпохи сегодняшней.
Представлены в подборке и более молодые авторы: серьёзный, обстоятельный Михаил Прохоров, нежная, лиричная Наталья Красюкова… А Михаила Болдырева по возрасту вроде бы молодым не назовёшь, но печататься начал недавно. Хотя пишет с юношеских лет. Он моряк: путешествовал «по морям, по волнам…». Для поэта путешествия полезны, потому стихи добротные, искренние. Чувствуется в них свежесть, как в дыхании ветра морского.
Во все времена люди нуждались в поэзии, как в глотке чистого воздуха. И не только пишущие. Все. Поэзия издавна врачует души людские, смягчает сердца, облагораживает. Потому-то с далёких времён люди тянутся к слову, к книге, тянутся к перу… Ведь самовыражение — великая вещь: написал — и как будто поделился с давним хорошим другом тревогами и горестями своими, и отлегло от души — мятущейся, страдающей…
Коломна — город творческий: сборники стихов наших земляков часто можно увидеть на прилавках. «Коломенский альманах» каждый год печатает по два раздела поэзии. Во дворцах культуры и школах часто проходят поэтические конкурсы. В городе действуют многочисленные кружки, объединяя любопытных, пытливых ребятишек и взрослых, иногда убелённых сединами, людей. Всех их влечёт туда любовь к Слову…
При школах издаются (не без помощи спонсоров, конечно) небольшие сборники творчества начинающих авторов. Это во многом помогает юным любителям Слова критически подойти к себе, к своим творениям: ведь напечатанное читают родители, сверстники, учителя…
Золотая, щедрая Осень идёт по Коломне, вдохновляя авторов на создание новых прекрасных, звучных строк… Осень — любимое время года великого Пушкина. И сказал бы Поэт: «Здравствуй, племя младое, незнакомое…».
Олег Кочетков
ПРОСТОР ОТЕЧЕСТВА
Теченье свежих облаков
Над головой моею бренной.
А под ногами - пыль веков,
В непревращённости нетленной!
И радость ржи, и окоём,
В лазурном мареве дрожащий,
И в горле сладковатый ком...
О, воздух родины пьянящий!
Простор Отечества, над ним
Поветрий столько прокатилось,
С перемещением крутым,
Что, кажется, вся твердь сместилась!
А он в раздумии своём
По-прежнему щемяще-горек.
Хоть целый смысл проявлен в нём -
Всех гласностей1 и перестроек!
ПЫЛЬ ОТЕЧЕСТВА
Ступни босые греет нежно,
Их овевая сном столетий.
Парит, колышется неспешно
И зыблется в небесном свете.
Твой след раним, наивно-внятен
Своею хрупкостью беспечной.
Лазурный воздух необъятен,
Как этот полдень бесконечный!
Стезя твоя всё дальше длится.
Ступается - щекотней пуха!
Мгновенье это - да святится
В пространстве трепетного духа!
Влекомый помыслом незримым,
В пути травинки не обидишь.
Коль побредёшь по ней, родимой, -
То, может быть, к себе и выйдешь!
К РОССИИ
Подошло моё время и встало.
Оглянись!
Как бесслёзно, беззвёздно пропала -
Моя жизнь!
А такого хотелось, не скрою -
На века!
Чтоб гудела всамделишней кровью
Строка!
Чтобы плотью была бы от плоти
Вся - моя!
Эй, залётные, где вы там, ржёте -
Вот он - я!
Разнесите меня по тревогам,
По мечтам.
Древнерусским, торжественным слогом
По слогам.
Мою душу развейте, гнедые,
На скаку!
Отдаю все слова золотые -
За строку!
Где бы имя твоё полыхало
На ветру.
Вот за это, ни много ни мало, -
И умру!
Роман Славацкий
НОКТЮРН
Террасою, распахнутою в сад,
струилась ночь, и тихо было, вроде…
Но вдруг — вздохнул во мраке грустный лад
и тьму наполнил отзвуком мелодий.
Ты слушала… А отблески гирлянд
горели неземными светлячками,
и трав узорных древний аромат
дышал в тиши, как будто тёмный пламень.
Так эльфы говорят в тиши лесной,
так холодом уходит летний зной…
Так шепчется неведомый родник,
так льётся луч, твоей касаясь кожи…
…А рядом твой таинственный двойник
к ночной тиши прислушивался тоже.
Татьяна Башкирова
* * *
Кружатся ласточки в медленном танце,
Это к дождю — невысокий полёт.
Небо свежеет в закатном румянце,
Месяц корабликом белым плывёт.
Бродит июль по ковру многоцветья,
Запахом дышит деревьев и трав.
Клонят ресницы, как малые дети,
Алые цветики, за день устав.
Ночь укрывает заокские дали
Тёмным платком — покрывалом из звёзд.
Через Оку поезда побежали —
И оживился старый наш мост.
Он растревожился, вспыхнул огнями, —
Кто, мол, нарушил сон и покой?
Мягкие тучи гуляют над нами,
Месяц-кораблик плывёт над Окой.
ФЕВРАЛЬ
В пуховое облако месяц двурогий
Укрылся, почуяв пургу.
Февраль непутёвый по скользкой дороге
Несётся в колючем снегу.
Пугает звезду над Маринкиной башней,
У Пятницких строит холмы.
Ему и средь ночи проказить не страшно —
Любимый он сын у Зимы!
Декабрь и Январь — это старшие братцы:
Морозны, серьёзны, тихи.
Февраль как подросток бушует: простятся
Ему и стихи, и грехи!
Он с ветром летит, обгоняя трамваи,
Он дух переводит едва.
Пургу остановит — и в небе живая
Лучами блеснёт синева.
Он вербу совсем ещё юную дразнит,
Срывает пушистую шаль.
Гуляет по городу вольный проказник —
Весёлый глазастый Февраль.
Бежит вдоль Оки и опять начинает
Расцвечивать искрами лёд.
Февраль — хлопотун. Он уверенно знает:
Весна без него не придёт!
Вадим Квашнин
* * *
Александру Дорину
В мироздании времени нет.
Есть щемящее слово — утрата…
Ни секунд, ни минут и ни лет —
Есть пронзительный миг невозврата.
Это всё ощущалось тобой,
Открываясь и явно, и тайно,
Диктовалось землёй и судьбой,
Диктовалось никак не случайно.
Это знала живая вода.
Всё сбылось до последнего вздоха.
Ты спокойно ушёл в никуда,
И уходят — судьба и эпоха…
ПАМЯТИ ОТЦА
Отец, я отпуск взял к исходу сентября.
Сентябрь высок, а жизнь течёт к исходу.
Осенняя листва, желтея и горя,
Снимается с дерев и облетает в воду.
Отец, я тень твоя, незримо за тобой
Иду тропою к ведьминому кругу.
Попросим у владычицы лесной
Грибов открыть по лесу и по лугу.
Попросим — на краю своей судьбы.
Вовсю сияет солнце! Ниоткуда
Нам по опушкам белые грибы,
Тугие грузди в ельнике у пр;да!
Отец, ты тень моя, я чувствую спиной.
Вся жизнь моя уже течёт к исходу.
И облетает жёлтою листвой,
И — золотит серебряную воду…
Я ПРОШУ
Я хочу, чтобы мир не заметил
Моего из жизни ухода.
Пусть рассвет будет ярок и светел,
И обычная будет погода.
Я хочу, чтобы люди спешили
На работу в трамваях и ;вто.
Я хочу, чтобы всё совершили,
Чтобы было Сегодня и Завтра.
Я хочу, чтобы было привычным
Просыпаться спокойно и сладко.
Я хочу, чтобы было обычным,
Чтобы шло всё обычным порядком.
Предо мной — ледяная остуда
Между безднами ада и рая.
Но позвольте, ещё я побуду,
Полежу, никому не мешая
Три бездонно глубокие ночи,
Три безмерно высокие дня,
Вы сюда приходите, кто хочет,
Постоять, посмотреть на себя…
Мир высоким и благостным будет.
На исходе же третьего дня
На внезапные слёзы убудет,
И убудет ещё на меня…
Между волей земной и острожной
Веют взмахи невидимых крыл.
Бренный прах опустить осторожно
В нашу землю — её я любил
Я прошу,
если это возможно…
Виктор Мельников
РОДНОЕ СЕЛО
Было в жизни так много всего —
Были радости, были печали.
Не забыть лишь родное село,
Где пробился мой крик изначальный.
Годы шли… Хлопотунья-изба
Покривилась, остыла, осела,
И наличников старых резьба
От осенних дождей почернела.
Полотенце в переднем углу,
Только нет там Спасителя лика.
Пыль густая лежит на полу,
Тощий кот озирается дико.
И везде — запустения дух,
И глядят с фотографий ребята,
Да кричит с полотенца петух
О потерянном и невозвратном.
А однажды он крикнул — с зарёй, —
В благодатное, росное лето, —
Голенастый, горластый, живой, —
Разбудил на стене он портреты.
И ребята в пилотках — сошли,
И воды напились из колодца.
Им светило надеждой вдали,
Согревало их летнее солнце.
Старший молвил: «За матушку Русь!».
И второй поддержал: «За Россию!»
О дальнейшем писать не берусь —
Скрыли дали столбы верстовые…
ЗАПОЗДАЛЫЙ ВЫСТРЕЛ ПОЭТА
Невесёлый бег коней.
В дальний лес понесли.
Бьются мысли — всё о ней:
Натали, Натали…
Рядом — чёрный человек, —
Боль его и беда.
Отогнать — иль лечь на снег,
Навсегда, навсегда.
Тупо глянул пистолет,
Александр вдруг упал.
Что же выстрел твой, поэт,
Запоздал, запоздал?
Секундант нахмурил бровь.
Вот и всё… Кончен век…
Застывая, каплет кровь
Красной вишенкой — на снег…
СТИХИ ПРИХОДЯТ
Запомнил я себя мальчишкой малым:
В избе продрогшей не было огня,
Но тишина пуховым одеялом
В мечты и сказки кутала меня.
Легко, как тени, приходили строчки —
Украсить вечер, жар души унять.
И перед тем, как жизнь поставит точку,
Стихи придут, наверное, опять.
В душе их свет — необъяснимый, дальний, —
Он манит и зовёт издалека.
Но стала рифма чуточку печальней,
Да чуть длиннее зрелая строка.
Какую долю небо предложило! —
Пусть иногда шальная ночь без сна,
Стихи приходят — значит, сердце живо,
И юность бродит… где-то здесь она.
Татьяна Кондратова
* * *
Платок старый бабушкин в клетку
В прорехах, не греет давно.
На горке я в нём шестилеткой,
И бабушка смотрит в окно.
Хоть горюшка в пошлом немало,
Но всё-таки вспомнить хочу:
Вот бабушка словом спасала,
А я лишь ожоги лечу…
Смотрела с тоской на дорогу,
Я в то же окошко гляжу…
Но бабушка верила в Бога,
А я лишь молитвы твержу.
Под снегом всё прошлое скрылось,
Наш сад стоит белый совсем.
Вот бабушка… та постилась,
А я просто мяса не ем…
* * *
Он молчал, выпивая глазами закат.
Мрак спускался на дикую степь.
От спины убегала дорога назад,
Но о ней — не шептать и не петь.
И зачем покорял, для чего овладел,
Раз не мог обратить в свою веру?
Славы жаждал, а ей не положен предел —
Он, как все: не последний, не первый.
Нанавидящий раб, обожающий раб —
Всё равно: господин над рабами!
Эта степь впереди — рад он ей иль не рад?
Ковыли, перелески со рвами…
Выпил горький закат, натянул стремена.
Степь вздыхала в предчувствии ран
И манила на запад, как бездна, черна.
Но назад повернул Чингисхан.
* * *
Наверное, в пробке на МКАДе,
Звонил же всегда, даже ночью.
А может, права отобрали —
Расстраивать сразу не хочет.
Опять барахлит коробка,
К друзьям заскочил на минутку…
Нет, всё же на МКАДе, в пробке —
Прогноз погоды был жуткий.
И на звонки нет ответа,
И мысли роятся опасно.
Над хрупким эфиром победу
Слепая стихия празднует.
Зима в ледяном наряде,
Чего ж тут о лете думать?
Он в пробке стоит на МКАДе —
Как волк голодный, угрюмый.
А мне занавески догладить
И жизнь принять глупой шуткой:
Он всё ещё в пробке на МКАДе —
Четвёртые, кажется, сутки.
Михаил Мещеряков
СТАРАЯ КОЛОМНА
А. Фёдорову
Не ту, где строгие колонны
парадный стерегут фасад —
люблю я старую Коломну,
особенно её Посад.
Я не устану восхищаться,
когда в весенний светлый день
сады в заборах удержаться
не могут, выплеснув сирень.
Люблю покой его, и даже
бурьян на пустырях, и хлам,
весь тот мирок малоэтажный,
куда легко по вечерам,
вдали от улиц оживлённых,
который день со всех сторон
от колоколен отдалённых
тягучий доплывает звон.
Мне часто видится: в апреле
средь разливающихся вод
взлетает монастырь Бобренев
и тихо над рекой плывёт.
Но вот светило на востоке
взошло, и растекался свет,
не задевая новостроек,
как будто их и вовсе нет.
Как будто маятник старинный,
раскачиваясь взад-вперёд,
взлетая, распрямляет спины,
спускаясь, за душу берёт.
ВЕСНОЙ НА КОЛОМЕНСКОМ АРБАТЕ
Р. Славацкому
От Николы до Никиты
мы одной идеей сбиты,
живописец, и поэт, и бард.
От Никиты до Николы
мы одной с тобою школы,
нам отныне родина — Арбат.
По-особенному гулка
москворецких переулков
тишина, и только лай собак
нарушает одичалость,
и казалось, у причала
здесь стоит История сама.
Свистнет старый пароходик.
К дому Свешников подходит,
и взлетит без палочки рука.
Постучал — и входит в сени,
ну а с берега Есенин
позовёт кататься Пильняка.
Проплывают чьи-то лица,
и история творится
прямо здесь, творится и творит,
каменная, вековая.
А она ещё живая,
каждый куст стихами говорит.
По траве да по росе я
за водой пойду в бассейку,
гляну через левое плечо:
распускаются сирени,
отзываются сирены,
жизнь, как прежде, медленно течёт.
Михаил Болдырев
ГДЕ ТАБУН ГРИВАСТЫХ ЯБЛОНЬ
Где табун гривастых яблонь
Пьёт вечернее тепло,
За берёзовым окладом
Поле в сумерки легло.
Песня просится на волю,
Словно птица из силка.
Тихой далью кто-то молит
За меня у образка.
Тёмен лик, оклад потёртый:
Видно, там, в пылу дорог,
Мой хранитель, сердцем добрый,
Слово светлое сберёг.
За мои грехи шальные,
За тоску в ночи глухой
Есть заступники святые
За души моей покой.
Бог простит меня, я знаю,
Потому, что зёрна слов
В поле тёмное бросаю,
Чтобы выросла любовь.
Чтобы ею колосилась
Болью выжженная даль,
Чтоб земли моей избылась
Бесприютная печаль.
НАД ПОЛЫНЬЁЮ ВЕЧЕРОВ
Гори, закатная лучина,
Над полыньёю вечеров.
Слова — как скованные льдины
Вдоль незнакомых берегов.
И поцелована молчаньем
Надежда чистого листа,
И грусти давней очертанья
Коснулись моего лица.
Гори, закатная лучина,
Над зарастающей тропой:
Твой свет, как тайная причина
Над преклонённой головой.
И я листаю вдохновенно
Своей судьбы черновики,
Где пахнет морем откровенье,
Тайгой над рокотом реки.
Глаза мои, как две кометы
Над полыньёю вечеров,
Летите к новому рассвету
Вдоль незнакомых берегов.
Просите светлого причастья,
Просите звонкую судьбу;
Свети, лучина, нежной страстью
Тому, что молча берегу.
ЧЕРЁМУХ ИНЕЙ ПО САДАМ
Черёмух иней по садам,
В душе прохладная усталость:
В глаза гляжу своим годам,
Где вёсен пепельная радость.
Где недолюбленность ночей,
Любимых песен недопетость,
Где ворох писем и грачей
Зовёт в расхристанное лето.
Там каждый день, как полотно,
Расписан наспех, дилетантски;
И два билетика в кино:
Учить любовь по-итальянски.
Наталья Красюкова
* * *
Такие далёкие: разность в десятки лет.
И километры, наверно, обгонят тысячу.
Болтаю ногами, сутулясь на жёлтом столе,
Гадаю, как долго твой номер дисплеем высвечен.
Хватит того, что один на двоих был март,
Яблочный сок из-под крана, негодный для чайника,
Низкий балкон, где ещё ночевала зима,
И бутерброд пополам под гитары бренчание.
После разъехались дикими по городам,
Переводили часы, вспоминали не вовремя:
Ты — моего, по имени Джаз, кота,
Я — как сидели полночи за разговорами,
Как в чёрно-белый снег осыпалась капель,
Ритм задавая, сверяясь с прошедшим временем,
Как сквозняки в коридоре толкали дверь
И пауки качались, сонные, древние…
Не попрощались… А может, и хорошо,
Что никому из нас судьбой не предписано
Стать постоянным мужем и верной женой,
Только блуждать, одиноко и независимо.
* * *
Коснись меня, как в детстве, — снегопадом,
Перестилая под ногами твердь.
Как мягко было в детстве падать
И как легко — лететь,
В нескошенном бурьяне заблудиться,
Шарфом цепляя высохший репей…
И, вспоминая снег Аустерлица,
К стеклу снежинки прикреплять на клей.
Как много было ветра и мороза,
Пропахшего сосновою смолой!
И я искала в пустоте межзвёздной
То, что нашла потом — с тобой.
Михаил Прохоров
ОСЕННЯЯ ЭЛЕГИЯ
Этот летний с деревьев загар
До конца ещё так не сошёл.
Что же, примем как радость, как дар
Эту осень — не как произвол.
День прозрачен и свеж. Солнца нет,
Но светло — так весь день напролёт;
То сквозь тучи просеянный свет
Ощущение солнца даёт.
Белый день в онеменье застыл.
Это тихое торжество
Опускается к нам с высоты;
Пахнет дымом, простором, листвой…
И сейчас нам дороже всего
Растворённых в тумане лучей
Это тихое торжество,
Этот день — и не твой, и ничей.
Эта в лёгком тумане лазурь —
Тот, кто был в ней, уже невредим —
Сохраняя для будущих бурь
Эту радость, и солнце, и дым.
* * *
И у заката тайна есть своя,
А что мы знаем — много ль это значит?..
Чуть брезжит свет, ещё светла земля,
Но всё темней, темней… И только ярче
На западе, где тёмная гряда
Деревьев — то белеющее пламя:
Для полночи встающая звезда,
Бессуетно следящая за нами.
Быть может, в нас огонь её горит,
И в каждом — бесконечное мерцанье?
Наш небосвод с огромным миром слит;
Душа моя — не часть ли Мирозданья?
Каких-то дальних, неземных аллей?..
И только небо странно голубеет:
Чем ближе к горизонту, тем светлей,
И лишь над головой — оно темнее…
Мария Тюльпина
* * *
Сбросила с себя платье,
Как сбросила себя с крыши.
Хотела женой быть, матерью,
А бог меня не услышал.
Спиной повернувшись к северу,
От осени и до осени
Жду своего воскресения
И думаю: после, после…
Небо натянуто синее,
Туго набито облако.
Он говорит: красивая.
Она проклинает: подлая.
Дни за меня цепляются,
Сны доводя до ужаса.
Нравится? Нравится. Нравится!
Сына бы только, мужа бы!
Смотрю: что вокруг? Комната,
Окно, чёрный стол, лампочка, —
Всё под замком. Роботом
Стала девочка… Мамочка!
Вниз летит, летит тело —
Вниз скользит по нему платье.
Я ничего не сделала!
Просто хотела счастья…