Далеко-далеко, за густым перелеском,
Нет тревожных гудков, поездов и машин.
Нет неволья тоски, что крадётся довеском,
До исхоженной в соль, неразменной души.
Там стога, с прошлых лет, что стояньем устали,
Как пустые дома, потемнели в туман.
Отсветили луга в поседевшие дали,
И закрылись в себя: не пойдём на корма.
Листья пали из ольх, в пожелтевшие травы
И укрыли тепло, до иначих миров.
Только вороны мастью летают во славу:
Метят небо своим, чёрным в сажу, пером.
Далеко-далеко, за густым перелеском,
Жило высью село, как с высот перепел.
Для любви, для миров, жило ярко и веско,
Только ворон чужой над домами взлетел.
Уж ли было село, и, когда – неизвестность?
В поза-за, за какие далёки века?
И в какие года, жила сельская вечность?
Иль, жива ли она, как мираж далека?