По ногам повязан и рукам,
о свободе рассуждал чиновник,
В назиданье резвым дуракам,
и поддакивал ему, его клоповник.
Он говорил, что воли нет на свете,
что воля - есть иллюзия ума.
Он говорил, что все мы божьи дети,
что воля - заблуждения тюрьма.
Он трёкал залихвастою сорокой,
на свет являя рабский свой удел,
и мыслею лакейскою глубокой
одеть на всех штаны свои хотел.
Потёртые, от плотного сиденья,
в интимном месте серые штаны -
свидетели отсутствия движенья
чиновничьей, зашоренной страны.
Не балуют художника зарплаты
и будет ли когда-то гонорар,
но не наденет на себя, как латы,
он серый тот больной аксессуар.