Все пройдет: и мы, и тоска, и осень.
Вот спешим домой, и никто не спросит,
Как и кем тебя изнутри разносит,
И какой не выплатить нам оброк.
Потому что дорого жизнь обходится.
Этот первый снег как свобода колется.
Мой секрет мне давит на переносицу,
Знай его и ты: у любви есть срок.
Мой хороший, странный, прости, прости меня,
Что теперь мне мало тепла простынного,
Что пространство стискивает виски, и мне
Не вернуться в четкий привычный ритм.
Этот город мной до костяшек выстрадан.
Первый снег лежит и сияет искрами.
Мы под градом копий как воины выстоим,
Чтоб сорваться в бездну под градом рифм.
Я хочу, чтоб мы никогда не плакали,
Чтобы сильный добр и щедр был к слабому,
Научиться жить и чутьем, и знаками,
И бродить с тобой, вымеряя шаг.
Море там за туманом летает с чайками.
Ты послушай, как громко теперь кричат они.
Извини, я, пожалуй, буду скучать по ним,
Ведь по нам скучать мне не разрешат.
Мой секрет беспощадный мешает верить мне,
Что на все в этой жизни нам хватит времени,
Что с посева нужно дождаться семени,
Потому что вырастут семена.
Ты в вагоне, садимся по разным веткам.
Нас снесут на рынок в роскошных клетках -
Города, дома... Перед сном таблетки,
Чтоб во сне не помнить, что я одна.
И никто не вспомнит, никто не видел ведь.
Мы как сыщики, греки, спартанцы, римляне
Укрывались друг в друга губами, ливнями
Растекались, пробовали на вкус.
И стучала мысль: боже снова, снова мы,
Будто взрослые, в детстве недоцелованы.
И какими мольбами, какими стонами
Я с ним рядом хоть чуточку задержусь?
Я теряла часто, я много видела,
Полюсами, Альпами, Атлантидами.
И сколь мало искренне ненавидела,
Столь же много выучена любить.
Потому теперь так безумно ветрено,
Очень трудно и страшно уже не верить мне,
Что любовь всегда неподвластна времени,
Что непрерываема эта нить.
Все пройдет, мой милый. И вкус, и запахи.
Поле пусто, видимо, плохо вспахано,
И уже не страшно. Своими страхами
Мы спугнули счастья короткий час.
Я прошу мой секрет не узнать, не вспомнить.
Потом что нечем теперь заполнить
Пустоту кровати и темной комнаты,
Где остался только один из нас.