Макс и Мориц
(по Вильгельму Бушу)
Предисловие
Ах, можно ль слышать где на свете,
Читать ли где о злых нам детях!
Здесь можно о таких узнать,
Их Макс и Мориц стали звать.
Учиться чтобы хорошо
И людям всем нести добро,
Всё любят часто веселиться,
Всегда смеяться и резвиться;
Чрез злые шутки и садизм,
Почти, как этот терроризм.
Готовы пакость совершить:
Иль воровать, людей дразнить
Животных им бы тоже мучить,
Для них удобнее и лучше,
Чем школу, церковь посещать,
Обряды или исполнять.
Но трижды жаль нам будет сле;дить,
Как их конец придётся видеть!
Где побывала эта пара,
О них идёт дурная слава;
Здесь всё рассказано про них,
Чтоб неповадно для других.
И зарисовки здесь даны,
Поступки были чтоб видны.
Первая проказа
Труд большой иметь в хозяйстве
Кур ли, уток иль гусей,
А покроет это разве
Все заботы трудных дней?
Безусловно есть отдача
От пернатых для людей,
Получаешь ты в придачу
Яйца, мясо много дней.
Перья ж птицы тож годятся
Для подушек и перин,
Чтоб тепло было валяться,
Мягко спать без тех пружин.
Вот, к примеру, фрау Больте
В домике живёт одна,
Такова судьба – извольте,
Ведь она теперь – вдова.
Куриц трёх она имеет
И при них — один петух,
Уж она их так лелеет,
А петух – он как пастух.
Макс и Мориц – два болвана,
И два местных хулигана,
В школу «топать» не хотят,
Безобразия творят.
Не имея той печали,
Чёрствый хлеб они достали,
И, разрезав на кусочки,
На четыре так комочка;
А потом верёвку взяли
И кусочки те связали,
И не просто как нибудь,
А крест накрест — с ними в путь.
Жалость всю давно отбросив,
Сей снаряд во двор забросив,
Где пернатые гуляли
И всё время всё клевали.
И, увидев хлеб, петух
Закричал во весь свой дух,
Стал он курочек всех звать,
Чтобы хлеб тот поклевать.
Для курей же безразлично,
Им клевать всегда привычно
Хлеб, зерно или пшено,
Иногда даже стекло.
Смело клюнули наживку,
Ядовитую прививку,
Каждый хлеба свой кусочек,
Затвердевший тот комочек.
И как только не пытались
Проглотить — не получалось:
Вверх и вниз, туда, сюда,
Рвали каждый на себя.
И застряли те комочки,
Как прилипшие листочки,
Воздуху закрыв пути,
Не дав воздуху пройти.
И в последнем их рывке,
Вверх взлетели, к высоте,
И, запутавшись на лету,
Вниз повисли на суку.
Шеи стали враз длиннее,
Голос их – всё неслышнее,
По яйцу снесли поспешно,
И замолкли все навечно.
Фрау Больте отдыхала,
Странны(е) крики услыхала,
Выбежав во двор, наружу,
И вскричала: «Ах, о, ужас»!
Ведь курей она любила,
И кормила, и растила;
С горя начала рыдать
И с досады причитать:
—Ах, любимые мои,
Жизни всей моей мечты,
Жизни всей моей отрада,
Так за что ж така(я) «награда»,
Все на дереве висят,
Больше и не голосят.
Опечалена сполна
И забот теперь полна,
За ножом сходила в дом
И обрезала потом;
С полным горечи лицом
Унесла назад их, в дом.
Это первая проказа,
А вторая – будет сразу.
Вторая проказа
Как от горя и от боли,
От несчастной своей доли,
И спокойней всё же стала,
Перед ней проблема встала:
Сделать лучше в этом мире,
Чтоб погибшие все были,
Обработаны в покое:
Сделать с курочек жаркое,
Чтоб подольше с пищей быть,
О них память сохранить.
Велики и скорбь, печаль
И, конечно, очень жаль,
Как все куры голые,
На печи — готовые.
И ей знать всегда о том,
Как пеструшки все, гуртом,
Во дворе ль, в саду гуляли,
Жизни радуясь, искали,
Чтоб клевать им было что,
Не взирая ни на что.
Фрау Больте вновь всплакнула,
Горькую слезу хлебнула,
Рядом пёсик Шпиц стоял,
Всю картину созерцал.
Но два наших хулигана,
(Им ничто не было жаль,
не прошла вдовы печаль),
Опьянели от дурмана:
Шутку злую сотворить,
Удовольствие продлить.
Вкусный запах от жаркого
Их пьянил, как от спиртного,
И на крыше, чрез трубу
Видно всю сковороду,
На ней курочки лежали
И взор жадный привлекали.
Миску ту в руках держа,
Вниз, в подвал она спустилась,
Чтоб капустки не спеша
Взять к столу, как отлучилась.
Макс и Мориц – эта пара
Время не теряли даром;
Макс давно сообразил,
Удочку он прихватил,
Чрез трубу до сковородки,
Вниз — крючок прямой наводкой.
Раз! И тушку он поймал,
Быстро вверх её поднял;
И, проделав трюк не раз,
Куры все в руках сейчас.
Пёсик видел ту картину,
Лай его летел в пустыню.
Парни быстро слезли с крыши,
Скрылись в миг, как можно тише.
Хоть в театр и не ходи –
Сыгран спектакль у плиты:
Вышла Больте из подвала,
Пред плитой, смутившись, встала;
Пёсик лает во всю глотку,
Больте вовсе сбита с толку,
Криком Шпица «награждает»,
Ложкой всё его «ласкает».
Бедный Шпиц визжит во всю
И не знает куда деться,
Влип безвинно он в беду,
Как ему же отвертеться.
Макс и Мориц, обожравшись,
Крепко спали, отдышавшись,
И в убежище своём
Были лишь они вдвоём.
Длится пир довольно сладко,
Что прошло у них всё гладко,
Что прошла и эта шалость;
Только ножка лишь осталась.
То вторая есть проказа,
Третья же — наступит сразу.
Третья проказа
Каждый знал его в деревне,
Ибо всех, ещё издревле,
Тех, которые всё шили,
Уважали и любили.
Бёк — фамилия смешная,
(Всем козла напоминая),
Шил одежду он любую,
И простую, дорогую,
К будням и для праздников,
Было всё без разницы.
Модны(е) фраки, длинны(е) брюки,
Тёплые пальто и куртки,
Где карманы все удобны –
Шил он просто бесподобно.
А ремонт одежды той,
Где исправить надо что-то,
Шил он просто с быстротой,
Даже сложность будь при этом.
Снять длину или добавить,
Срезать или переставить,
Как и что, когда и где,
Сзади, спереди – везде,
Всё умел он делать с толком,
Быстро, с чувством, с растановкой,
Ибо мастер был такой,
По профессии – портной.
То есть, в жизни цель была,
Все портновские дела.
И поэтому в округе
Быть желали ему другом.
Макс и Мориц, зная это,
Несмотря на всё запреты,
Думали, а как же быть,
Как бы пакость сотворить.
Жил он в доме у ручья,
В дом дорожка лишь вела;
Чрез ручей чтоб перейти,
Мостик сделан на пути.
Макс и Мориц – «недоноски»,
Мостик подпилили, доски,
И укрылись за кустами,
Чтобы видеть всё глазами.
Крики вдруг с кустов раздались,
Бёку лишь они достались,
Но обидчиков не видно,
А ведь было так обидно.
— Эй, козёл, козлихи муж,
Если ты здоров и дюж,
Мек, мек, мек – иди сюда,
Покажи свои рога;
Эй, козёл, кричи мек, мек,
Это прозвище — навек!
Всё стерпеть мог Бёк так смирно,
Кроме этих слов обидных,
И, услышав те слова,
Взбунтовалась голова.
И, схватив большую палку,
Прыгнул он через порог,
Кто обидел, за;дать свалку,
Так как вынести не мог
Этих звуков мек, мек, мек,
Оскорблённый человек.
И в порыве просто гнева
Он ступил на мостик смело;
Кракс! Раздался громкий треск,
А затем и шумный всплеск:
Бёк свалился просто в воду,
Окунувшись прямо с ходу.
Но по счастью в этом месте
Гуси проплывали вместе,
И наш Бёк так в них вцепился,
Что на суше очутился.
Пострадал портной наш Бёк,
Травмой награждён он в бок,
И холодная вода
Нанесла ему вреда.
Здесь проявлена им храбрость,
Успокоив жена ярость,
И к леченью приступила,
Чтоб болезнь та отступила.
Разогрев утюг для глажки,
И не дав ему поблажки,
По простуженному телу
Им водила до нагрева.
Вскоре Бёк на ноги встал
От лечения такого,
И опять работать стал,
Очень рады за портного.
Это третья проказа,
Четвёртая наступит сразу.
Четвёртая проказа
И так, закон гласит вовек,
Учиться должен человек:
Не только должен изучать,
Как читать, писать, считать;
Он также должен постараться
В ученьи мудрости набраться;
И возвышает человека,
Не только грамотность одна,
А опыт, мудрость, что всегда
К нему приходит лишь тогда,
Когда с охотой и упорством
Познаёт он жизни свойство.
Но Макс и Мориц — истуканы,
В ученье — полные болваны,
Питали ненависть за это,
Что он ученье дарит свету.
А Лемпель людям нёс добро,
И страсть курить имел давно,
Любитель табака он был,
И с трубкой этой так и жил.
Доволен он своим куреньем,
От всех дневных трудов, забот,
Для сердца — это наслажденье
Приносит после всех работ.
Но зная страсть его к куренью,
И трубку эту пососать,
Они с неутомимым рвеньем
Искали способ, наказать.
Нашли его: лучше; всего –
Испортить трубку у него.
Однажды день был выходной,
(А у него был трудовой),
Шла служба в церкви, за органом
Себя он чувствовал, как паном,
Доволен был своей игрой
Наш Лемпель, будучи такой.
Они же с явным нетерпеньем
Все ждали это воскресенье,
Затем с недюжинным трудом
Проникли всё же в этот дом.
Вот трубка рядом та стоит,
Она красива так на вид,
От этой трубки при куренье
Ты получаешь наслажденье.
Вот в руки трубку Макс берёт,
А Мориц фляжку достаёт,
Он сыпит порох торопливо
В головку трубки так трусливо;
И взглядом рыская кругом,
«Бросают» в спешке они дом.
Уже окончилась и служба,
Уж разошёлся весь народ,
Уже закрыть ту церковь нужно
Большими, с помощью ворот.
Закрыл её он так спокойно,
Ту церковь людную свою,
А сам мечтает он: «Достойно
Уже я скоро закурю».
Собрал все ноты он поспешно,
В конце своих служебных дел,
И радуясь, идёт он спешно
Домой, как будто в свой удел.
Там трубка, как обычно, ждёт,
И он её сейчас зажжёт,
Как в заслуги за труды,
Исполнить чтоб свои мечты.
Вот трубка эта уж дымится,
И шепчет он, как будто снится:
— Какая радость от куренья,
Себе доставить наслажденье!
Раздался тут же громкий взрыв,
Всё разлетелось, как в обрыв:
Конечно, трубка, кофеварка,
И печь, и стол, и личный стул,
Графин, табачная и банка,
Как будто ветер это сдул.
Учитель тоже пострадал:
Он на полу уже лежал:
Всё: уши, нос, лицо и руки,
Как еле вынесли те муки,
Чёрны все стали, как у негра,
Хотя и целы, это верно.
Его воло;с последний клок
На голове сгорел до кожи,
Он чуть не получил ожог,
Но получить его мог тоже.
Кто будет счас детей учить
И развивать науку?
А в церкви будет кто служить?
Ведь он же вынес муку.
А как он должен счас курить?
Если он привык дымить.
Время лечит всё подчас,
Трубку не собрать сейчас.
Пятая проказа
Если дядя у тебя есть,
И живёте вместе,
(Иль возможно это тесть),
То ухаживать за ним –
Дело Вашей чести.
Если он ещё больной
И к тому же, пожилой,
Всё к нему вниманье,
Не чинить страданье.
Утром: «Здрасьте»! — Для сначала,
Спать, возможно, что мешало,
Дать, что надобно ему,
Трубку, чтиво иль еду.
Боль в спине ль нача;ла ныть,
Иль ещё какая немощь,
То готовым надо быть
Оказать любую помощь.
Или, если он чихнул,
Вроде, как табак нюхнул,
Тут же «Прозит» и сказать,
И здоровья пожелать.
Иль домой придёт он поздно,
Тапки дать и шапку, плед,
Чтоб сидеть не так морозно,
Не создать здоровью вред.
В общем, всё предусмотреть,
Чтоб он радость мог иметь.
Макс и Мориц – два садиста,
А скорее — террориста;
Чужды были эти чувства
И считали – это пусто.
Только мысли лишь о том,
Как бы шутку выбрать злее,
Чтобы всем и им потом
Стало бы ещё смешнее.
Всем знаком был майский жук,
Он и птичка и паук,
На деревьях туда, сюда
Ползал и летал всегда.
Всё веселья так полны,
Уж деревья потрясли,
И в пакеты тех жуков,
Безобидных пауков,
Фрицу сунули в кровать,
Чтобы «лучше» было спать.
Вскоре спать пошёл наш Фриц
В шапке острой, как тот шприц,
Лёг, укрыт, закрыл глаза,
Спит спокойно, как всегда.
Вот жуки из-под матраса
Выползают, как на плаце,
И тогда один из них
В дядин нос уже проник.
Вдруг раздался Фрица крик:
— Кто сюда ко мне проник?
Что за чудище такой
Смел нарушить мой покой?
И схватил жука он в руки:
— Так за что мне эти муки?
Всюду «черти» — на постели,
Даже на его всём теле,
На ногах и на коленках,
Даже в комнате на стенках.
Все летят, ползут кругом,
Да с ужасным звуком том.
Не терялся Фриц наш дядя,
Только на жуков он глядя,
Прочь их с тела своего,
Всех давил, до одного.
Так покончил он с жуками,
С ненавистными врагами,
Лёг спокойно он в кровать,
Стал он снова засыпать.
Это пятая проказа,
А шестая будет сразу.
Шестая проказа
На прекрасный праздник Пасхи,
Испокон веков, как в сказке,
Часто пекари все в свете
Впрок изделия пекли,
Чтобы праздники в расцвете,
С удовольствием прошли.
Макс и Мориц — эти тоже
Всё решили, что негоже
Оставаться в стороне,
Не урвать кусок себе.
Пекарь наш — мужик практичный,
Ко всему он был привычный,
Лавку лично он закрыл,
Чтобы бог её хранил.
Знали ход они запасный,
Но, хотя небезопасный:
Этот ход – печна(я) труба,
Чтоб попасть скорей туда.
Оба друга, как те воры,
Все чёрны, как две вороны,
Из трубы – прям в ларь с мукой;
Цвет их стал совсем другой;
Чёрный цвет, сменив на белый,
Стали, как кусочки мела.
Осмотревшись, увидали
То, чего всегда желали:
Крендели лежат на полке,
Но достать – совсем неловко.
Но ребята оба, вместе,
Быстро так, на стул залезли;
И в пекарне треск раздался,
Вдруг под ними стул сломался.
И они упали вместе
В ванну, вывалявшись в тесте,
Так они явили миру
Очень жалкую картину.
Но внезапно появился
Мастер пекарь, удивился:
Два изделия из теста
Явно были не на месте.
Пекарь вмиг сообразил,
Заготовки он скрутил.
Жар в печи ещё остался,
Пекарь быстро постарался,
В печь два хлеба посадил,
От печи не отходил.
Вот и хлеб уже готов,
Из печи без лишних слов
Он два хлеба вынимает,
И вот хлеб уж остывает.
Каждый думает из них,
Нет на свете уже их,
Что в печи они – мертвы,
Нет – они же все живы;.
И они, как два мышонка,
Свежую прогрызли корку;
Мастер пекарь закричал:
— Ах, держи их, ах, лови.
Но они, как две газели,
Убежать уже успели.
Вот шестая уж проказа,
Вслед идёт седьмая сразу.
Последняя проказа
Макс и Мориц сникли сразу,
Их – последняя проказа;
Для чего должны они
Надрезать с зерном мешки?
Вот крестьянин, весь с трудом
Свой мешок несёт с зерном.
Только он поднял его,
Тут же сыпится зерно;
Грузчик очень удивился,
Удивлён, остановился:
— Что за странны(е) эти вещи,
Груз становится всё легче?
Вдруг от радости вскричал,
Двух мальчишек увидал,
Прятались они в зерне,
Не найдут, авось, нигде.
Раз! Лопатою — рывок,
Сво;лочей загрёб в мешок.
Хулиганам страшно стало,
Ведь такого не бывало,
Чтобы их поймали где-то
И в мешке несли за это;
Чтоб на мельнице потом
Враз покончить с этим злом.
— Мастер Мюллер, подойди!
И сказал, чтоб не робея,
Размолол он поскорее,
Чтоб осталось позади;
И в воронку без трудов
Высыпал он шалунов.
С треском, с грохотом, скрипя,
Верно тайну всю храня;
Их засыпанное тело
С жерновами «пляшет» в дело.
И остались, словно кочки,
Перемолоты(е) кусочки,
Но их тут же поклевали
Куры, — во дворе гуляли.
Конец
Когда в деревне все узнали,
Никто не выразил печали;
А Фрау Больте так сказала:
— Я ведь это так и знала!
Сам Бек, портной, сказал слова,
Что злоба в жизни не нужна!
Учитель Лемпель так изрёк:
— Пусть будет всем такой урок!
А всем известный нами пекарь
Сказал слова, как истый лекарь:
— Не думал никогда, вовек,
Что был так вкусен человек!
А наш Фриц, тот славный дядя:
— Они — для шутки это ради!
Во всей деревне и кругом,
Все разговоры лишь о том,
Теперь, покончено со злом!
Май 2012