Блокадный Ленинград закутан в снежный иней,
Огромный город стих, как - будто неживой,
И только стук колёс, да скрип трамвайных линий,
Да громкий голос диктора, или сирены вой.
Совсем, казалось, вымерла военная столица,
И только маскировки повсюду белый лик,
Но у станков склоняются измученные лица,
Готовит груз оружия рабочий - фронтовик.
Громадный самолёт, как ящик, неуклюжий,
Конструкции ещё дочкаловских годов,
Предельно миномётами и минами загружен,
Доставить морякам оружие готов.
Прогрев больших моторов и разворот, рулёжка,
Уже готовность полная на взлётной полосе.
Вдруг, что есть мочи, мчится по рулевой дорожке,
Какой-то щуплый человек, забыв преграды все.
«Возьмите, я прошу вас, сестру родную Дашу,
На сносях ведь она, на фронте муж её,
Об этом просит вас и вся бригада наша,
Она ведь… прямо от станка, …и схватки у неё!
Механик быстро выбросил железную стремянку,
Скорее принял узелок для малыша, с бельём,
Клепальщик, торопясь, подсаживал беглянку,
Та соскользнула вниз, не удержать вдвоём.
Повисла Даша на руке механика Смирнова,
Перепугалась, дёрнулась, не втиснулась в пролёт
Механик удержал, приложил силы снова,
И ловко, быстро затащил бедняжку в самолёт.
Она дрожала вся и ноги не держали,
«Вам плохо?» «Нет, нет, нет! Уже сейчас пройдёт!»
Пыталась улыбаться, и очень рада – взяли!
Страх у неё в глазах: «Вдруг высадит пилот»
Пристроили за минами в больших чехлах моторных,
С радистом рядом там, и лампы тусклый свет,
Забито всё снарядами и больше мест свободных,
Для женщины приличных, во всём салоне нет.
Второй пилот приветливо сказал: «Располагайтесь!
И чувствуйте, как дома!» - тепло кивнул пилот,
«Все наши неудобства перетерпеть старайтесь,
Пока продлится этот нелёгкий наш полёт»
В огромном самолёте удобств и не бывало,
Смердели от бензина моторные чехлы,
Тут сумки с инструментами, оружия немало,
Патронов, гаек и другой полезной ерунды.
Сквозняк вовсю гуляет, и руки коченеют,
А экипаж в мехах, и в масках, и в унтах,
У женщины от холода и щёки зеленеют,
И боль, и страх, и шелушится корка на губах.
«Взлетаю!» – командира и «газы» до упора,
Разбег тяжеловесный, мощь двинулась вперёд!
И медленный подъём, надсадный вой моторов,
Казалось, ещё миг, пропеллер оторвёт!
Внизу «дорога жизни», полёт идёт нормально,
И рейс сопровождает наш юркий ястребок,
Над Ладогой туман спускается обвально,
И ветер поубавился, немного дует вбок.
Радист зашёл в кабину минут через пятнадцать,
«Соседке стало плохо, наверное, родит!»
Быстров сказал второму: «Помочь! И разобраться!»
Кивает на аптечку и твёрдо говорит:
«Для смерти и рождения минут не выбирают!
Помочь любыми средствами! И выполнять приказ!»
Что делать!? Как помочь?! Второй пилот не знает,
Но слово командира священное для нас!
А ночь, как по заказу, скрывала и темнела,
Пропал, как невидимка, гигантский самолёт,
Бригада «акушеров» старалась, как умела,
Устроили палатку механик и пилот.
Суровые мужчины, игравшие со смертью,
Вдруг превратились в чутких и терпеливых нянь,
Судьба связала Дашу с жестокой круговертью,
Составив с экипажем рискованную грань.
«Ну, потерпи Дашутка, совсем ещё немножко!
Дыши, дыши поглубже! Прибавь немножко сил!
А за бортом рвануло, и тёмное окошко,
Луч мощного прожектора мгновенно осветил.
«Внимание! Акулы! Бойцам стоять на месте!
Врагов держать в прицеле! Мы принимаем бой!»
Второй пилот с механиком, как акушеры, вместе,
Ребёнка принимают, загородив собой.
«Огонь очередями!» и ярко вспыхнул мессер,
Закрылся чёрным дымом и отвалил в пике,
Стервятников жестоко рванул балтийский ветер,
Затукали зенитки вдруг где-то вдалеке.
«Акулы» окружили, и бой пошёл неравный,
Подбит и загорелся спаситель-ястребок.
В палатке, в самолёте малыш родился славный,
Мужчины, улыбаясь, кричали всем « Сынок!»
На высоте небесной, совсем под облаками,
Жизнь вспыхнула, буквально рассудку вопреки,
И воины отдали, укутав сына, маме,
А сами вновь к оружию, где бой ведут стрелки.
Вдруг самолёт тряхнуло, второй пилот на место,
А командир расслабился, повисла голова,
Пробоина в кабине, под самым главным креслом,
Летим без управления!! Какие там слова!
Второй пилот без опыта, как провести посадку?!!
Минуты приближаются, ночь, лёд, ещё туман,
Почти не видно полосу, ещё одна накладка,
Проблемы в управлении и мысли ураган.
«Лишь только бы коснуться, и выдержало шасси,
Пробежку бы короче, и скорость погасить!»
Но всё случилось просто, пока кипели страсти,
Лёд хрустнул под колёсами, помог затормозить.
Оружие встречали и ехали машины,
Площадку осветили, спешили всем помочь,
Две главные носилки спускали все мужчины,
Внезапное волнение, стараясь превозмочь.
На первых Дашу с сыном на землю опустили,
И санитары, было, собрались их забрать,
Но Даша еле встала, когда бойцы спустили,
Носилку с командиром, чтоб почести отдать.
И встала на колени, и горько зарыдала,
И голову склонила погибшему на грудь,
Сквозь слёзы и страдания погибшему шептала,
«Родной мой, наш спаситель, откликнись как-нибудь!
Мне, женщине России, тобою защищённой,
Там в небе стал навеки ты близким, и родным,
Вовеки не забудет тобою сын спасённый,
И будет жить с достоинством и именем твоим!»
©
1 февраля 2012года.