Осенние, слабые искры от околдованного безмолвием небес лунного светоча сыплются не спеша вниз, к пожелтевшим травам, на лету проходя незаметное перевоплощение в бесформенные листья. Полностью нагие, как целомудренные русалки на языческих брегах, раздетые местным обольстителем здешних, деревенских окраин – Стрибогом, печальные березки и липы, переглядываются по обе стороны, словно одурманенные неизбежной кражей – воры. Слезоточащими от истлевшего прикосновения дождя ветвями, поют в безотрадном сумасшествии – тоску. Их изувеченные безжалостным временем беспомощные голоса вспоминают в своих одиноких напевах – кричащее веселье умершего, полуденного зноя.
Онемелый воздух пропитан насквозь ядовитыми туманами, которые несут, как нищие мужики, на сгорбленных, дряхлых плечах – огрызок тяжелого ярма, невозвратимости чего-то. Потом, играя, прячась в пустых веждах непонятных прохожих, извиваются там водяными, скользкими змеями, вызывая этим таинственным танцем – помутнения разоблаченного рассудка. На ветхих, соломенных крышах бедовых избушек, поглощая всемогущественную тишь, которая выбралась наконец-то на долгожданную свободу, из ужасающей уединенности мертвого сада, сидит окровавленная, от вкушения мерзкой падали – стая черного воронья. Еще минуту, и она взлетит, взмахнет бесовскими крыльями, чтобы опустится в липкие, грязные, от круглосуточных страданий – ладони траурной матушки Земли, с роковым поручением выклевать восходящие, свежие семена на посевах юродивой жизни.
Солнечные лучи – богатыри прошлых августовских былин, отличающейся необычайной удалью, сверхъестественной силой выпускать из огнедышащего лука – яркие стрелы долгожданного, прославленного всеми народами Руси – тепла, выпили от наступающей жажды – единую и последнюю чарку ведьмовского, горького холода. Они до сей поры мечтают уснуть крепким равнодушным сном, каким спят только покойники, отстрадавшие мира сего, на жгучем ложе у сияющего золотыми, медными красками и колеблющемся от вдоха и выдоха – смиренного сердца Дажбога.
Еще недолго и потеряются в этом вселенском, погибающем круговороте беспамятства – мелкотравчатые людишки. Порывистый, обеспокоенный всеми неудачами безрезультатных странствий по ненастных, мглистых холмах – вихрь, огромным, длинным жалом снимает из их сверкнувшей пшеничными полями, кудрявой головушки – шапки; оставив с непокрытой головой провожать взглядом дымно-сизую конницу, которая из оловянных туч галопом промчалась в бурлящий поток беспросветной ночи. С каждым мгновением они ощущают себя всего лишь крохотными, безобидными зверьками, убегающими прочь на своих изнеженных лапках, от могущественных когтей ненасытного хищника – Природы. Праматерь всего Сущего, наложила извечные, устрашающие глубокие шрамы забвения многим споткнувшимся.
Воспоминания о былых странствиях давненько унесли северные ветры в скромное святилище манящих неведомым чудом дубрав. Запамятованные реликвии древнего мира снова обретут ценность, и не будут восприниматься обитателями славянского края как пережиток минувших эпох, когда восковое ухо Трояна растает от праздничной улыбки радуги, воскресшей многоцветными лепестками в душе, только что народившегося дитятки…