Не спится мне, гляжу в окно, любуюсь,
Как в свете фонаря, на фоне черных лип,
Идут стеной, мерцая и беснуясь, снежинки.
Март. Последний зимний всхлип.
Смотрю - летят бездумно, без заминок,
Немыслимое в воздухе творя,
Семь тысяч сто четырнадцать снежинок
В квадратном метре света фонаря.
И там, за этой бледной круговертью,
Сопя, ворочаясь, как древний, тяжкий зверь,
Не спит мой Град, любовь венчая смертью,
Безумный, многоликий. И теперь
Мой город - звон! Инфант росстральновекий.
Небесносерый полугосударь...
Смотри, вот - он! Твой мрачный шут вовеки...
Твой царь.
Не сплю. Не сплю... На сердце тихо, пусто.
Я возвращаюсь в смятую постель.
Как в ложе пресловутого Прокруста,
Как в дверь, безвинно снятую с петель.
А за стеной, на свадьбы ли, с поминок,
Горланя песни, лозунги оря,
Спешит дожить свой век орда снежинок.
Несется в свете солнца-фонаря.
Пока летят - живут. Смеются, плачут.
Кого-то ненавидят, любят, лгут.
Уверенные, что не много значат.
А потому и жизнь не берегут
В последнем крике, мертвым светом залиты,
Успев кого проклясть, кого простить.
Сольются с мокрым питерским асфальтом.
Вздохнут, и просто... перестанут быть.