Пролог. 1

Игорь Карин
               
              Персонажи:
 Автор "Пролога" - седовласый рапсод советского помола.
 Автор "Отлучения" - ехидный малый западного толка, 25-30-ти лет.
 "Зоил"("Доход") - неинтеллигентный сочинитель без будущего,  20-22-х лет.
 "Брюнет" - интеллигентный "негуманитарий" с будущим, 22-23-ти лет.
 "Оленька" - социологиня и борец за права поэтов, 25-ти лет.
 "Одна из зала" - еще борец за то же, 30-ти лет.
 "Дама" - "зав. залом", 28 -30-ти лет.
 "Вождь" - общий "-вед", 42-х лет.
 "Простак" - "профи", виновник "встречи с читателями", 32-х лет.
 "Девы" - "клУбницы" начального возраста, с речами и без.

  Действие свершается в одной из библиотек одного из сибирских "миллионников"в середине 60-х годов того тысячелетия

В те времена, когда господ
В РОссии не было в помине,
А наш "читающий народ"
Книг жаждал, как воды в пустыне,

Когда поэтов на руках
Младые девушки носили
И культ поэзии в России
Обрел невиданный размах,

Когда к любой библиотеке
Стремились, как арабы - к Мекке,
И в каждом юном человеке
Звучал тот внутренний набат,
Который гонит на Арбат,
"В Москву! В Москву!", как трех девчат,
Которых нам представил Чехов,
Когда Атосом не был Смехов,
Боярский - "Сильвой", в те года
Я БЫЛ поэтом, господа.

Но знал об этом только я,
Поскольку все мои друзья,
Моя "неполная семья"*    
        (*социологич. - здесь: одна мать)
Об этом не подозревали.
Зато в одном читальном зале,
Одной особе был знаком
Как малый с неким огоньком,
Вполне владеющий пером
И сочинявший в стенгазеты
На праздник лёгкие куплеты,
Какими брезгают Поэты...

И вот при этом книжном храме,
При зале том и той же Даме
Существовал тогда кружок,
В котором каждый встречный мог
Излить простецкими словами
Высоких дум своих итог
И похвалить "хороший слог",
А то и просто "голос чистый"
Поэта или романиста.

Кружок обычно звался "клуб".
У "клуба" был и председатель -
Какой-то ставки получатель,
Идей и вкусов преподатель
И тех, кто был порою "груб",
Дипломатичный прерыватель.

Наш клубный вождь, наш Моисей,
В себе уверенный еврей,
Был ловок, словно брадобрей*, (как и Фигаро)
И Богородицы добрей,

Когда творил свой "высший суд"
Над литератором, актёром,
Какие в городе живут.
Был столь гуманен с "приговором",

Что всякий творческий потуг
Нам представлял как "подвиг духа".
И всем-то был он милый друг,
И с каждым-то делил досуг,
А потому и как-то вдруг
Любой Ванёк иль там Петруха
Таланта статус обретал
И восходил на пьедестал.