ТРЕТИЙ ГЛАЗ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Есть диковина у нас,
Расскажу про третий глаз.
Всё случилось так давно:
Посетил одно село
Некий юный гражданин,
Да со сворой, не один,
Он и грабил, убивал,
Жить спокойно не давал.
Постучал он раз в окно,
А на улице – темно,
И не видно, а не зги.
-Ты, хозяин, нас впусти,
Околели на дворе,
Мы отбудем на заре.
Пожалей, не отвергай,
Поскорее нас впускай.
-Уже дождик моросит,
Да и молния блестит,
Мы продрогли до костей,
Нет у нас с собой вещей.
В чём «одеты», в том пришли.
Ты нам двери отвори.
-У нас тоже есть семья,
Не обидим мы тебя,
А гостинцем угостим,
И деньжат тебе дадим,
Будешь жить ты, как король.
-Мы оставим свой пароль.
Он вас будет охранять,
Злых людей всех отгонять.
И мужик им дверь открыл,
Пятерых гостей впустил.
Был до денег он охоч,
Получить за так – непрочь.
Да поверил их словам,
Что «деньжат тебе я дам».
Только двери лишь открыл,
Вмиг вожак заговорил:
«Долго, почему морил? –
И за глотку ухватил, -
Вот за жадность накажу,
И живьём тебя сварю.
Ужин сладким будет нам».
-Не губи! Отдам всё вам.
-Теперь сами мы возьмём,
Всё до нитки подберём.
Закричала жена вдруг:
«Ты сказал – ни враг, а – друг.
С мужа руки убери
И за двери уходи».
-Ты, стервятница, молчи!
Лучше печь нам растопи.
Уголька-то не жалей,
Раскали «погорячей».
Будем барствовать сейчас:
Есть по очереди вас.
-Ты детишек не губи,
Лучше с миром отпусти,
Они малые совсем.
-Вот и первых я их съем.
-Не губи! Побойся Бога!
-У нас дальняя дорога,
Нужно силы нам набрать.
Стали мужика вязать,
В печку русскую толкать,
А жена на помощь звать.
Ночью люди отдыхают,
Крепким сном все засыпают.
Сколь жена не голосила,
Сколь о помощи просила,
Не откликнулся никто,
Спало крепким сном село.
Хоть кричи, хоть не кричи,
Мужа сжарили в печи.
Мать слезами обливалась,
И в сознании терялась.
Каннибалы на глазах,
По кусочкам рвали прах,
Да со смаком поедали,
Губы только обтирали.
-Застели скорей кровать,
Будешь нас всех ублажать.
Мы здоровы мужики
И нуждаемся в любви.
Дети выли и визжали,
Им рты кляпом затыкали.
Бесновались до утра.
Мать уж мёртвою была.
Ею вдоволь насладились,
Утром рано удалились.
«Дети малые совсем,
Не расскажут людям всем.
Пусть живут и подрастают,
Мясом крепким обрастают.
Жизнь большая, может вновь,
Пригодится их любовь».
Шёл сосед с ночной рыбалки,
Нёс нарезанные палки,
Он для уды, для Петра,
Тот просил его вчера.
Да в окошко постучался,
Но никто не отозвался.
Он тихонько дверь открыл,
И на месте вмиг застыл:
Дети с кляпами лежали,
Ручки, ножки привязали;
Мать растерзана была
И лежала холодна.
На столе валялись кости,
Видно, лакомились гости.
Человеческий скелет
Был обглодан аж, «на» нет.
И сосед забил тревогу,
Чтоб явились на подмогу.
Кто-то плакал и рыдал,
И детишек обнимал.
Тут милиция явилась,
По углам распределилась,
Стали что-то измерять,
Да следов убийц искать.
Всё село на зов сбежалось,
Под ногами лишь мешалось.
-Съели полностью Петра.
-Где Мишутка рыбака?-
Вслух они все рассуждали, -
Неужели в полон взяли?
-Да плохие-то дела!
Вдруг выходит из угла
Весь седой, как лунь, парнишка.
-Это сын его, ведь, Мишка! –
-Бедный, что он перенёс!
Выплакав, не мало слёз.
Каждый участь принимая,
И детишек обнимая,
Помогали, чем могли,
А потом их увели.
Было зрелище ужасно!
Только лишь одно неясно,
Кто сумел так поступить,
И отца и мать убить.
Над детьми поиздеваться,
Зверем диким оказаться,
Проявить бездушье, срам –
Сможет только один хам.
От подонков мир страдает,
Как их вычислить, не знает
Ни милиция, никто,
И гуляет всюду зло.
Зло мешает нам повсюду,
И подобное – иуду:
Может запросто продать,
Может дьяволу отдать.
И проклятье вслед несётся,
Да потомкам достаётся,
Те не знают отчего,
Им живётся нелегко.
Лет прошло наверно восемь,
Наступила снова осень,
Михаил идёт сейчас,
Уж в одиннадцатый класс.
Лето был он на работе,
И живёт у своей тёти.
Не в селе живёт она,
А в райцентре у Днепра.
Память всё ж не умирает,
А ему напоминает
Тот зловещий, страшный день,
Словно родственников тень.
Он запомнил их все лица,
И порою ему снится,
Будто страшный суд идёт,
Он, как сын, его ведёт.
Раз заехал к другу Васе.
Подъезжает на Камазе
Тот, один, из пятерых.
«Дать ему сейчас под дых,
Но сначала, для порядку,
Я начну всё по-порядку:
Расспрошу кто он такой,
Родственник, али чужой».
Вася с радостью встречает,
Крепко, крепко обнимает.
«Это Миша, школьный друг, -
Он отцу представил вдруг, -
Мы на речке с ним бываем,
Глубоко на дно ныряем».
-Отчего ты поседел,
Может, ты в тюрьме сидел?
-Я таким на свет родился, -
Тут же сразу извинился
И отправился домой,
На глазах с большой слезой.
На другой день, как обычно,
К Васе он пришёл вторично,
И задал ему вопрос:
«Твой отец в деревне рос?».
-Здесь родился и учился,
А потом на мне женился, -
Мать вступила в разговор,
И друзей был полон двор.
-Фотография с них есть?
Чтоб узнать о них всю весть.
-Показать альбом несложно,
Посмотреть на них всех можно.
Вася достаёт альбом,
-Посмотри, вот этот дом,
Здесь они до сей поры,
Вспоминают все дворы.
Их девчонки все боялись,
От них сразу разбегались.
Вот смотри, здесь – мой отец,
Был отличнейший певец,
На гитаре он играл,
Всех в округе собирал.
-Это кто? –
-Его друг Федя.
Рядом, что стоит, друг Сеня,
А поодаль, в стороне,
Руку держит на спине,
Николай и с ним Гаврила,
Среди всех он заводила.
-Где работают? Живут?
Образ все, какой ведут?
-Гавриила – политрук
И надёжный верный друг;
Николай – хирург района,
А Семён – зампрокурора;
Водит мой отец Камаз,
Перевозит он алмаз;
А за Фёдора не знаю,
Редко я его встречаю,
Обо всех и рассказал.
Мать за стол всех приглашает,
Щи с капустой наливает.
«Скоро в школу вам идти,
Воз науки там везти.
Хорошо надо питаться,
И учиться всем стараться.
Миша отказался есть:
«У меня всё в доме есть».
Низко голову склонив,
Тотчас он от них отбыл.
Слёзы душу разрывали
И с пути его сбивали.
Дома тёте рассказал:
«Я в альбоме всех видал.
Носят все чины большие
И к тому же все живые.
Ночку Миша всю не спал,
О родных своих страдал,
Как в кино, картины всплыли:
Как отца они душили;
Как насиловали мать;
Затыкали детям кляп;
Как за печкою скрывался,
Выйти всем помочь боялся.
Было десять лет ему,
Он запомнил ко всему
Каждый штрих их глаз, лица,
Но не ведал до конца:
«С каждым как же поступить?
Грех сейчас их упустить.
Не простят отец и мать.
Должен что-то предпринять.
Что один смогу я сделать?
Ведь за каждым нужно бегать.
Хоть в милицию пойду,
Там ответа не найду:
Мне никто там не поверит,
Даже, если и проверят.
Я свидетель – лишь один.
Всё закроют в один миг,
Да сошлют ещё далёко,
В горы, например, высоко,
Чтоб бандитов там ловить,
Иль себя со свету сжить,
Аль засадят у психушку,
Да лицо прижмут подушкой;
А к хирургу попадёшь,
То живым уж не уйдёшь,
Разберёт он в одночасье
Органы твои на части,
В имплантанты все отдаст,
Иль за деньги их продаст.
В век наш это очень модно
И доступно, и свободно.
Думай, думай, Михаил,
Я б их ядом напоил,
Только смерть ведь лёгкой будет,
«Всяк» меня тогда осудит.
Смерть для них нужна «така»,
Как досталась для отца,
Чтоб они в огне горели,
Чтоб на них мы все смотрели,
Чтоб зверям потом отдать,
Чтоб могли всех обглодать»,
Мысли роем все толпились,
Никуда не расходились,
Не давали ему спать,
Заставляли всё решать,
Перед утром растворились
И куда-то срочно смылись.
Михаила сон сковал,
До обеда продержал.
На другой день с тётей Дашей
И её соседкой Глашей
В лес пошли грибы сбирать,
Для засолки, чтоб набрать.
Час, а может, два ходили,
Но грибов не находили.
Разразилась вдруг гроза,
Хлынул дождь, как из ведра.
Тётя Даша закричала,
За собою всех позвала:
«Там, знакомый лесовик,
Очень добренький старик,
От грозы он нас укроет,
Добрым словом успокоит,
У него пересидим,
Да грибочков поедим,
Он превкусно их готовит,
Маринует, сушит, солит.
У него их полон двор
И обвешан весь забор».
Да по узенькой дорожке,
Добежали до сторожки.
Лесовик всех обсушил,
Вкусной пищей угостил.
А гроза не унималась,
Поливать во всю старалась,
Видно надолго она
Все затеяла дела:
Молнией своей пугала,
Громом избу сотрясала.
«Знать, сегодня не уйти.
Спать ложитесь на печи.
Мы с тобой на полках ляжем,
Побеседуем, расскажем,
Что тревожит, что болит, -
Старик Мише говорит, -
Тебя что-то ведь тревожит,
Твою душу сильно гложет.
Отчего ты поседел?
Ты ж ещё не постарел,
А душа, гляжу, вся в ранах,
Жизнь проходит не в забавах.
Что-то мучает тебя,
Ты раскройся для меня».
И, впервые за все годы,
Позабыв про все заботы,
Душу старцу всю раскрыл,
Ничего не упустил.
«Я о банде этой знаю.
Из-за них всю жизнь страдаю.
Тоже в лапы к ней попал,
Да не помню, как удрал.
Верно, пятеро их было,
Ничего не позабыл я:
Съели мать мою, сестру,
Вырвался я по утру.
Дал такого стрекоча,
Мчался, как от палача,
А они за мной бежали,
Да тропинку потеряли.
С той поры в лесу живу,
Здесь врагов не нахожу.
Говоришь, они живые?
Да притихли, как немые?
Сильно веруют в себя,
Ведь свидетелей тогда
Никого не оставляли,
Подчистую убивали.
Много горя принесли,
Много жизней унесли,
Да награбили премного,
Вся в крови идёт дорога.
Занимают пост большой,
Стал с них каждый деловой.
Только ты их опасайся,
На рожон не нарывайся.
Знаю, хочешь отомстить.
Боль не сможешь заглушить,
Раны есть, не зарастают,
Боль сильнее причиняют.
Их судьба накажет всех,
Засосёт их страшный мех
В мясорубке перекрутит,
С жизнью их судьба разлучит.
У тебя есть третий глаз.
Он пока прикрыт сейчас,
От рождения явился,
Но пока, что не раскрылся.
Он поможет в час грозы,
Тебе скрыться от беды.
Пусть о нём никто не знает,
Пусть тебя он не пугает,
На затылке он сидит,
Исподтишка на всё глядит.
Раздвигай порою волос,
Разговаривай с ним в голос
И нацеливай на цель,
Чтобы видел он сквозь щель.
Видеть будешь ты вокруг,
Мой прекрасный юный друг.
Подбери друзей хороших:
Верных, добрых и надёжных,
Чтобы в трудный час могли,
Смело в бой с тобой пойти,
Чтобы в них не сомневался,
И во всём им доверялся,
Чтоб по жизни вы одной
Шли дорогою прямой».
До утра они не спали,
Потихонечку шептали,
А, когда прошла гроза,
Их закрылись вдруг глаза.
Уже солнце засияло,
Добрый день всем обещало.
Лесовик им дал грибов
Разных, разных всех сортов.
Хоть трава была сырою,
Стёжкой шли они сухою.
Лесовик их сам провёл,
До полянки всех довёл,
Тут они и распрощались,
Навестить пообещали:
Напечём, мол, пирогов,
Разных плюшек и тортов.
«В воскресенье ожидайте,
На порожке нас встречайте.
Будем дружно пировать,
Песни звонко напевать».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
Учебный год начался в срок.
И самый первый был урок
История. О племенах,
О тех далёких временах,
Когда ходили голяком,
Отсутствовал кирпичный дом,
И люди жили сообща,
И дружба спаяна была,
Отсутствовал здесь эгоизм,
Был настоящий коммунизм.
Ребёнок рос, как тот птенец:
Не знал, кто есть его отец.
Суровой жизнь тогда была,
И кучковались племена.
Кто попадал в другое племя,
Его съедали в тоже время.
Такой закон был заведён,
И соблюдался строго он.
Никто не смел, отдельно жить,
В другое племя уходить.
Учитель незнакомый был,
Красиво очень говорил.
И Миша вслушивался в речь,
Она напомнила вдруг печь,
Тот самый тембр приказал,
На мать родную указал,
Разжечь её, всю до «красна»,
Чтоб тело сжарила она.
А голос продолжал звучать,
Ему сильней напоминать
Тот самый страшный в жизни день,
Преследовал его, как тень.
Тот чёрен был, а этот рыж,
Скакал тот, словно птица стриж,
А этот важен и спесив,
Собою очень был красив:
Одет был, словно как педант,
Рубаха белая и бант,
На брюках тонкая стрела,
Изящной линией легла.
А через тёмные очки,
Смотрели наглые зрачки.
В очках глаз было не видать,
По ним нельзя было узнать.
Но был ещё на теле знак,
Его не скроешь, просто так:
Багрово-синий, как пятак,
И выдавал его, сей знак.
«О, Боже! Я схожу с ума!
Неужто – этот Сатана,
Своей изящною рукой,
Нарушил наш ночной покой:
За шею, как отца душил,
Потом в печи его коптил,
Затем всё тело разрывал,
Его кусками пожирал;
Как детям затыкал он рот,
Чтоб не услышал крик народ;
Как мать душил своей рукой,
Терзая тело под собой.
О, Боже, душу укрепи
И боль мою останови!
Не дай руке моей подняться,
Такой же тварью оказаться».
Он тихо слёзы вытирал,
Чтобы никто не увидал.
Как медленно идёт урок,
Скорей бы выйти за порог,
Там можно душу отвести,
Себя куда-то увести,
Чтобы никто не видел слёз,
Умчаться на днепровский плёс.
Учитель продолжал рассказ.
Но прозвенел звонок как раз,
Он с важным видом уходил,
«Учите, - всех предупредил, -
Я опрошу весь класс подряд».
«Сначала может наугад:
Кто первый в списке попадёт,
Тот отвечать к доске пойдёт, -
Небрежно бросил Василёк.
-Вот завтра с вас начнём урок.
-Я может, в школу не приду.
- Тогда я в гости к вам зайду.
Подсел друг к Мише Ерофей:
-Ты поделись бедой своей.
Я видел на щеке слезу.
-Пылинка, видимо в глазу.
-Не ври, ты правду говори,
Что на душе, мне расскажи.
Поведал Миша правду всю
И разрыдался вдруг во всю.
Но Ерофей стал утешать:
-Я знаю, как нам наказать.
Не плачь, доверься только мне.
Как твой отец, сгорит в огне.
Ребят я всех подговорю,
Тебя, мой друг, не подведу.
Хоть Миша стал протестовать,
От мысли чёрной отвлекать,
Был Ерофей неумолим:
-За это всем им отомстим.
-Они намного нас сильней.
-Ты только, друг мой, не робей.
Коль завтра вызовет к доске,
Ты расскажи всё о себе,
О матери своей, отце,
Изменится в своём лице.
За ним мы станем наблюдать,
Как он при всех начнёт дрожать.
А ты спокойно говори,
Как прокурор, его суди.
Звенит заливисто звонок.
И вот опять идёт урок.
-Но прежде чем начать опрос,
Возможно, есть ко мне вопрос?
И Ерофей тут вмиг вскочил,
Своих друзей опередил:
-Хочу учителем я стать,
Для этого, что должен знать?
-Ты должен Человеком быть:
Детей, родителей любить,
Ценить достоинство их, честь,
Не реагировать на лесть,
Не оскорблять, не унижать,
Во всём им нужно доверять,
Советчиком и другом быть,
Тогда вас станут все любить.
-Учитель может зло творить?
-Он должен лишь примером быть:
Нести добро, ученье, свет –
Вот в этом кроется секрет».
Потом Василий выступал,
По теме бойко отвечал.
-Свою «пятёрку» получай,
Отцу привет передавай».
Сегодня вами всеми рад.
«Сейчас ты попадёшь в свой ад», -
Подумал только Михаил
И тут же вызван был он им:
-Как поступали племена
С пришельцами чужого дна?
Спросил его учитель тут.
И Михаил стал «палку гнуть»:
-Пришельцы эти зло несли,
Однажды к нам они вошли,
Отец им двери отворил,
И пятерых всех в дом впустил.
Учитель, что ведёт урок,
Переступив лишь наш порог,
Отца за шею стал душить,
И карой страшною грозить,
Потом живьём воткнули в печь,
/Вдруг слёзы градом стали течь/
Но Миша продолжал рассказ,
Внимательно весь слушал класс,-
Потом достали, стали есть. –
Учитель побелел вдруг весь,
Упали вмиг очки из глаз.
И вздрогнул ужасом весь класс,
Потом учитель покраснел,
И с грохотом на стул присел:
-Сейчас же вздор свой прекрати,
Ты болен и домой иди.
-Так почему ж я поседел?
Я в ниши глубоко сидел.
Вы мать насиловали все,
Я видел вас там всех извне.
Класс загудел, как мощный взрыв:
«Мы все с тобой, ты не один!».
Домой учитель не дошёл,
В костре он смерть свою нашёл.
Когда Василий вошёл в дом,
Он сразу в руки взял альбом.
«Не уж то и отец там был?!»-
И страшным голосом завыл.
На плач проснулась сразу мать.
И стала сына вопрошать:
-Что за причина твоих слёз?
Мне душу охватил мороз.
-Ты знаешь, кто у нас отец?
Вампир, мерзавец и подлец,
Бандит, насильник, каннибал!
-Сынок, ты, что сейчас сказал?!
Отец твой мудрый человек,
В гуманности провёл свой век.
Он не обидит комара.
Наговорил ты просто зря.
-Отца он Мишиного съел!
-Сынок, ты видно заболел.
- А мать насиловал его,
Потом забили все её,
Да, его четверо друзей,
Поиздевались все над ней.
А Миша всё это видал,
Все годы бедненький страдал.
Я не хочу считать отцом,
Он опозорил светлый дом!
Он грабил, убивал людей
И малых не жалел детей!
Я не хочу с ним больше жить!
А с Мишей буду я дружить,
Его я буду защищать,
И не позволю обижать.
Теперь от вас я ухожу.
С отцом я больше не дружу.
А если станет псов травить,
Тогда ему уже не жить.
И Вася из дому ушёл,
Да к Ерофею жить пошёл.
Григорий спал без задних ног,
И слышать разговор не мог.
-Гришуня, сын от нас ушёл.
-Почто себя он так повёл?
-Узнал, что ты был каннибал.
-Кто вздор ему такой сказал?
-Да Михаил, что приходил.
Ещё его ты сам спросил:
«Почто, седая голова?»,
А он ответил такова
С рожденья у него она,
И не чернела никогда.
Григорий выслушал её,
И, не сказавши ничего,
Стал тут же номер набирать,
Друзей своих оповещать:
«Одна проблема есть у нас»,
Но голос перебил тотчас:
«Нет с нами Фёдора теперь,
Его обгрыз какой-то зверь.
Сначала на костре сожгли».
-Виновников вы там нашли?
-Пока их только вычисляем,
В проекте лишь предполагаем.
-Душа болит моя не в мочь,
Хочу сейчас я вам помочь.
Жена во всю стала рыдать:
«Не смей ребёнка выдавать!
Вы отняли отца и мать»-
-Мне в этом ты не смей мешать.
Не посмотрю, что ты жена,
Тотчас прихлопну, как клопа.
-Сын правду, значит, мне сказал.
Но муж уже в дверях стоял.
Он быстро всех собрал друзей:
«Свидетель есть тех страшных дней.
Он сын, той бабы, мужика,
Что в печке сжарили тогда.
-Григорий, что-то стал ты трус.
-Его я вовсе не боюсь.
Урою в тот же самый день,
Исчезнет с ним его и тень.
-Тебе мы сможем подсобить,
Его поглубже удалить.
-Могу в тюрьму я засадить.
-А я на органы пустить.
-Могу я в армию призвать,
Героем в землю закопать.
-Нет, лучше справлюсь я один.
Беда в одном, что знает сын.
Что мне в ответ ему сказать?
Что в оправданье доказать?
-Мы скажем: «Это лишь есть бред.
Больной мозг телу несёт вред».
И Васю нужно убедить:
Его лишь надо полечить.
У нас он позабудет всё,
И станет жить потом легко.
Его врач быстро убедил
И одобренье получил.
Григорий был неумолим,
Не соглашался в этом с ним.
«Смогу я справиться один.
Ослабший он, совсем без сил,
Его машиной раздавлю
И потроха все разотру».
Но каждый думал о своём:
Боялся потерять свой дом,
Престиж, работу и семью,
Влияние и жизнь свою.
Григорий ехал наугад:
Проехал поле, потом сад.
«Я должен всех опередить
И его первым задавить» -
Лишь так подумал, впереди
Увидел сына он вблизи,
А чуть поодаль от него,
Шёл Михаил, дружок его.
При сыне он не стал давить,
Решил пока разъединить.
Промчался, будто не узнал,
Василий Мише закричал:
«Бежим отсюда поскорей,
Ведь это мой отец-злодей.
Он появился здесь не зря,
И хочет задавить тебя,
Чтобы следы все замести,
Чтоб не узнали, кто – они».
Машина, видят, едет вновь,
Заледенела в жилах кровь.
«Бежим скорей во весь опор!
Бежим туда, где косогор,
Там можно спрятаться в кустах», -
Сказал Василий впопыхах.
Они бежали до тех пор,
Пока их подгонял задор,
Но силы стали иссякать,
И было некуда бежать.
На землю Вася тут упал
И горько, горько зарыдал.
В его глазах стоял лишь страх.
Последний видел Мишин взмах,
И силуэт его исчез.
Раздавлен был махиной весь.
Василий громко закричал,
И к яру быстро побежал.
Машина там, на дне лежала,
От взрыва пламенем пылала.
За куст вцепился Михаил,
Стремился из последних сил,
Наверх взобраться. И не мог.
Тут Василёк ему помог:
Он руку другу протянул,
Невольно вниз на дно взглянул.
Увидел там отца в огне.
«И поделом теперь тебе»,
Да тут же Мише он помог,
Его наверх в момент извлёк.
«Вот зря погибнул, ни за что.
Всю жизнь творил одно лишь зло.
А мог достойно в ней прожить:
Семьёю, жизнью дорожить» -
Сказал Василий и умолк.
«Спасибо, Вася, что помог.
Сейчас я тоже бы погиб,
Там был куста крутой изгиб,
Меня не смог бы удержать,
Сумел бы кости поломать».
«Пойдём отсюда поскорей,
Забудешь горе так быстрей».
23 июня 2010г.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
Прошла неделя, может две,
Гуляли дети во дворе,
И с ними бегал Михаил,
Восторги, радости делил.
А рядом здесь же на скамье
Друзья сидели в стороне,
Его всечасно охраняли,
От всех врагов оберегали.
Никто не ожидал беды,
Что вдруг исчезнут все следы.
Внезапно Миша вдруг упал,
Сознанье сразу потерял,
Откуда сразу не возьмись,
Тут «скорая» и появись,
В мгновенье ока погрузила
И очень быстро укатила.
Пока друзья нашли такси,
Пропали все её следы.
Один малец им рассказал,
Как дядя из ружья стрелял,
Да подбежали двое враз
И унесли его тотчас.
Друзья в момент все растерялись,
И только двое догадались,
Где Михаила им искать,
Боялись, чтоб не опоздать,
Ведь Николай хирург-бандюга
Порежет на кусочки друга,
На имплантант его отдаст,
Али за доллары продаст.
Друзья таксиста подгоняли,
На скорости машину гнали.
Успели вовремя, как раз
Его везли на смертный час.
Да санитарок разогнали,
И Михаила отобрали
И отвезли его домой,
Да окружили всей семьёй,
И ни на шаг не отходили,
Всегда гурьбой за ним ходили.
Хирург не мог себя простить,
Что так легко смог упустить.
Тех санитарок снял с работы,
Но не исчезли все заботы.
Он стал ночами плохо спать,
Во сне частенько стал кричать.
А мучил сон его один:
Как будто некий господин
Его на праздник пригласил,
Вином отличным угостил,
Потом на печку показал,
Прислуге тотчас приказал:
«Зажарьте доктора скорей
И станет он ещё вкусней,
Когда приправы положить,
Да круто кетчупом полить»
Вот затолкали в печь его,
Ему не видно никого,
А жар палит, что нет уж сил,
И кто-то шепчет: «Зря прожил!
Ты свою юность загубил,
Ограбил скольких и убил,
И совесть вся твоя в крови,
Умри! Умри! Умри! Умри!».
И он кричал, на помощь звал,
Всех родственников он пугал.
Его решили полечить,
В больницу срочно положить.
А из больницы он удрал,
По улицам ходил, блуждал,
Забрёл в какой-то огород.
Подумал сторож: «вор идёт»,
В момент его тут изловили,
Да к скунсам в яму посадили.
Загрызли до костей всего,
И не осталось ничего.
А двое Мишу обвиняли,
Да своей смерти ожидали.
Вот Гавриила отпуск взял,
Да по лесу бродить сам стал.
Зайчонка, белку подстрелил,
В медвежью яму угодил,
И, подвернув, себе он ногу,
Людей звал долго на подмогу.
Звал день, звал два, потом охрип,
Пытался выбраться, нет сил.
Вернулся в логово медведь,
Сначала громко стал реветь,
Потом на гостя он напал,
Его до смерти там задрал.
Судьба ребятушек спасла,
От мести злой уберегла.
Остался лишь Семён Семёныч.
Его начальник, Лев Петрович,
Ему частенько говорил:
«Семёныч, ты не справедлив!
С бандитом нужно быть построже,
Лояльничать совсем не гоже:
Готов виновных отпустить,
А невиновных посадить.
Закон судебный нарушаешь,
По сути, ты во всём мешаешь.
Учись убийц всех обвинять
И продыху им не давать.
Тогда тебя зауважают.
Они народ весь обижают,
А ты идёшь «на» поводу.
Тебя никак я не пойму:
То ли от щедрости прощаешь,
То ли грехи все заметаешь.
Должны сидеть те на скамье,
Кто разрушает жизнь семье».
Семён об этом давно знал,
Присягу даже он давал:
Не нарушать, не лгать, не брать,
Законы с честью выполнять.
Но жадность всюду соблазняла,
Всегда брать взятки заставляла.
Убийцы, воры, богачи, -
Всегда лишь только к нему шли.
Он стал почти миллиардер,
Теперь любой не страшен зверь:
Он сможет также откупиться,
Да в алиби всем заручиться.
Ему не страшен даже чёрт.
Завёл именье, огород,
Прислуга во дворе и дома,
А он слуга – всего народа.
Приблизиться к нему нельзя,
Лишь могут только господа,
Да толстосуммые князья,
Да ещё верные друзья.
Друзья покинули, сей мир,
«Теперь остался я один.
Чтобы свидетеля убрать,
Не нужно думать и гадать.
Могу за ложь я посадить,
Могу и уркам подарить,
Могу я дать распоряженье,
Съедят его в одно мгновенье.
Но должен я его убить,
Чтоб честь друзей всех защитить.
И скоро это я устрою,
Живьём в могилу и урою, -
Так рассуждал он про себя, -
Пусть поживёт ещё пока,
Я съезжу в отпуск, отдохну,
Потом и действовать начну.
Всё деньги сделают сполна,
И заживу спокойно я».
На юг уехал отдыхать,
Чтоб весело там погулять.
Деньжат набил в свой дипломат,
И был от счастья очень рад.
Девиц менял там каждый день,
Домой писал, что ему лень,
Он на песочке лишь лежит,
На море дивное глядит,
И никуда один не ходит,
Ни с кем здесь шашни не заводит.
Он так себя развратно вёл,
Гарем девиц открыть он счёл.
Подобное к себе привлёк,
Да только гибель лишь навлёк.
О нём узнал глава убийц,
И выкупил он всех девиц,
Да научил его играть,
Чтобы ещё богаче стать.
И каждый день он стал играть,
Да ставки выше поднимать.
И возомнил Семён себя,
Что «нет подобных для меня».
Глава убийц лишь блефовал,
Его дотошно изучал.
Поставил раз на кон алмаз,
И возгорелся его глаз.
Он часть богатства проиграл,
Частично снова отыграл.
Тот, золотишко вдруг поставил,
Семёна вновь играть заставил.
На сей раз, проиграл он всё,
И даже нижнее бельё,
Но он вошёл в такой азарт,
Что проиграл свой дом и парк.
Он на последний пошёл риск:
Тогда на кон поставил жизнь,
Не на «свою», на Михаила.
И вновь игра опять ожила.
И в этот раз он проиграл.
-Кто Михаил, не рассказал? -
Спросил его глава убийц, -
Кто он тебе – брат, сват, аль фриц?
Ты нам подробно расскажи,
А коль он здесь, то покажи.
-Совсем он юный, молодой,
Но только весь уже седой.
-А отчего? – Спросил главарь
И тут же засветил фонарь.
Семён стал свой вести рассказ,
Во всех подробностях как раз.
Умён главарь был и хитёр,
Враз, приказал разжечь костёр:
«Нам гостя нужно пожалеть,
Костром немного обогреть».
Когда костёр уже пылал
И жаром огненным дышал,
В костре Семёна и сожгли,
Остались лишь одни угли.
На этом жить он перестал,
Но есть его никто не стал.
Найти мечтали Михаила,
Команда соблазнить решила,
Али в команде будет жить
И на разбой с нами ходить,
Зависит всё от главаря,
Он не отпустит просто зря.
И с Мишей вскоре повстречались,
Своим раздумьем обменялись.
-Коль не желаешь с нами быть,
Тогда должны тебя убить,
А коль сумеешь убежать,
Тебя не станем мы держать,
Отпустим с миром и наградой,
Живи тогда своей усладой.
И Михаил согласье дал,
И даже дату им назвал.
«Я пригласить хочу друзей,
Мне с ними будет веселей.
Главарь согласье своё дал,
И Михаил друзей созвал.
Вот начались их состязанья,
Кто с них ловчей в соревнованье.
Один во след должен стрелять,
«Другой», от пули убегать.
Никто не знал о третьем глазе,
Он находился в задней фазе.
Раздвинул волос Михаил,
Увидел весь простор за ним.
Он отбежал на десять метров,
Разбойник, что стрелял так метко,
Теперь не мог никак попасть,
Одно проклятье и напасть.
Второй стрелял, не попадал,
И от него он убегал.
Так десять все перестреляли.
Увы! Попасть так не попали.
Настолько был увёрток он,
Что пули пролетали вон.
Главарь последним оказался,
Он точно также просчитался.
«В рулетку отыгрался ты,
Мы пред тобой все слабаки.
За то, что нас не испугался,
Пред нами смелым оказался,
Я полказны тебе даю,
В придачу жизнь тебе дарю.
Тебя Семёныч проиграл,
И всё богатство нам отдал.
Его тебе мы возвращаем,
Не трогать, больше обещаем.
За причинённое им зло,
Ты заслужил его добро.
Живи и радуйся всей жизни,
И вспомни обо мне на тризне.
А за стрельбу меня прости.
Патроны были холосты,
Но ты себя вёл молодец,
Как настоящий наш боец.
С тобой идти в разведку можно,
И путь покажется несложным.
Но, а теперь дерзай, твори,
Все сгинули твои враги».
Добро ребята поделили
И в крепкой дружбе вместе жили:
Создали бизнес на троих.
Соседи уважали их.
Всё миром ладилось у них,
Да свадьбы справили для них.
Коль дружба верою сильна,
То ей преграда не страшна.
25 июня 2010 г. г. Черкассы