Если бы у Родины моей были уши,
Если бы мог я заглянуть в её голубые глаза,
Душа моя повстречала бы её душу,
И я взволнованный ей бы всё про нас рассказал.
И выслушав меня, тараторящего сбивчивое что-то,
Родина улыбнулась бы мне грустно и обняла неуклюже: -
Успокойся, мой братец, твоя ли забота
После майской грозы разгонять лужи?)
Мне шепнула бы Родина, моя сестрица,
Что дОроги ей, и одинаково ею любимы
И запутавшийся праведник,
И первостатейный кровопийца,
И рубаха-парень,
И бирюк нелюдимый.
И если бы у неё, у Родины, водились деньги,
Чтобы не разменивались мы за обрезки колбасные,
Раздала бы всё до последней копейки,
Лишь бы только не зря,
Лишь бы не напрасно.
Родина моя, мне немножко за себя стыдно,
Я выискивал правых,
Но виноватых находил чаще.
Ты ведь в каждой травинке,
Тебя отовсюду видно,
Ты в лугах заливных,
В непролазных лесных чащах.
Ты же в детских альбомах, в усталых морщинах деда,
В улыбках девушек, что мечтают о прекрасном принце.
Вот бы только узнать как зовут моего соседа.
Вот бы только выгоду не возводить в принцип.
Мне немножко неуютно в твоих неумелых объятьях.
Я и сам неумелый, не умеющий ни любить, ни ждать.
Но я помню озёр твоих голубые платья,
Я их помню и не хочу забывать.