* * *
Порыву гнева слепо подчинясь,
Лишь им одним лицо своё корёжа,
Я хлопнул дверью, уходя – и всё же
Уже в вагоне, сам с собой борясь,
Вдруг осознал, как ненасытна страсть:
Чем дальше от тебя – тем ты дороже.
Вагон в чужие нёс меня ветра,
В чужой рассвет и в облака чужие.
В груди мертвело всё, но были живы
Сирени куст, скамейка у двора,
А с ними всё, чем оба дорожили.
На полке лёжа, теребил матрас –
Вминал бугры, наглаживая вату,
И, ощущая всё острей утрату,
Казалось мне, что тереблю сейчас
Всё то, что мною ласкано не раз,
Поглажено – и через миг измято.
Я всё порвал.
А мне хотелось рвать
Подушку, что гримасами кукожил,
Бугры матраса, впившиеся в кожу…
Я боль порву, но сердцу не соврать,
И наша допотопная кровать
Теперь уже казалась царским ложем.
…Бледнели фонари, редела тьма.
Как много передумал я в вагоне!
Дождём и ветром встречен на перроне,
Сквозь мутные дворы, через дома,
Обид взаимных руша терема,
Я возвращался в страхе и поклоне.
Любовь, что тяжелее тяжких нош
Я нёс тебе обратно – нёс и гнулся.
Жгли боль и стыд, что сдался я, что сдулся,
Змеёй язык покусывала ложь…
Я дверь открыл, сказал: «Ты знаешь, – дождь.
Проклятый дождь!
Я… за зонтом вернулся».
2012 г.