«Безумные страсти»
Часть первая
Для одних любовь – забава,
Настоящая – игра,
Для других она – отрада,
А для третьих – есть беда.
Кто в любовь всегда играет,
Тот альфонс и ловелас.
Об одном лишь он мечтает:
Доказать, что он есть ас,
Что никто, как он умеет,
Женщин быстро окрутить
Без любви, играя просто,
С лёгкостью заполучить;
Что он самый сексапильный,
Превосходный ухажёр
И весьма любвеобильный,
И настроен, на мажор;
Что прекраснейшего мачо
Не найти, как он, нигде;
Что красивые есть ранчо
У него по всей земле.
Кто в любовь всегда играет,
Там присутствует обман.
Его цель, чтоб поскорее
Даме заглянуть в карман.
Ищет он всегда «такую»,
Чтоб богатою была,
Ему возраст не помеха,
Даже, если и – стара.
Деньги, деньги ему нужно
Раздобыть любым путём,
Чтоб потом пред молодою
Хвастануть да кошельком.
Мол, смотри какой богатый,
Ты за мной не пропадёшь.
Но сначала ночку только
Ты со мною проведёшь.
Так её он одурманит,
Так ей голову вскружит…
«Своего» лишь он добьётся,
Тут же сразу убежит.
Где любовь есть обоюдна,
Там – луч света золотой,
Там живёт и процветает
Мудрость жизни молодой.
Там живёт любовь от Бога.
Нет обмана, нет вражды,
Там взаимопониманье,
Там есть добрые плоды;
Там сноровка во всём деле
Успевает всё кругом:
Смехом, юмором и песней
Наполняется весь дом;
Там творят и созидают
Всё прекрасное для всех.
И таким везде и всюду
Лишь сопутствует успех.
Там бытует только правда;
Искренность везде во всём;
Там друг друга дополняют,
Совершенствуя в большом.
И на самом первом месте,
Там ни деньги, а дела;
Там большие увлеченья
Преподносит жизнь сама.
Там живут в здоровом теле,
С человеческой душой;
И, когда кому-то трудно,
То разделят боль с тобой.
Закаляется там тело,
Закаляется душа,
Процветает там забота
И большая доброта.
Там, чему есть поучиться,
Ставят их другим в пример;
Там, как свет, любовь струится
Без границ, без всяких мер.
Где любовь лишь однобока,
Там – страданье и печаль;
Там тоска съедает душу,
Словно ржа, свою пищаль.
Только горькие лишь слёзы
И отсутствие там сна,
Там – несбывшиеся грёзы
И одна лишь – пустота;
Нет большого интереса
И ни к жизни, ни к труду,
Иль напротив отдаётся,
Чтоб забыть свою беду.
Язвой рану разъедает
Ревность страшная и боль.
Нет там счастья, ни богатства,
А одна – сплошная голь.
Ложь бытует там, измена,
Ссоры, драки, наркота,
Беспробудные лишь пьянки
Да проклятья без стыда.
Создаёт себе жизнь каждый,
Где ему вольготно быть:
Иль в аду гореть бесстрашно,
Или в вечном рае жить.
Любовь, как кровь, быть может, чистой,
А может грязной протекать,
И организм цветущий, юный
Своей болезнью заражать.
К любви все тянутся, как к Солнцу,
Где есть она, там и тепло,
Там радостно, легко живётся,
Там – лучезарно и светло.
Давным-давно, до нашей эры:
Две тыщи с лишним лет назад,
Когда Земля была другою,
И Воздух чист, как аромат;
Когда Вода на Солнце ярком
Светилась, словно как алмаз,
В потоках чистых и прозрачных
Небесный отражался глаз;
Кругом сады благоухали,
В них пенье чудное лилось,
Друг друга люди уважали
И мирно всем тогда жилось.
Девицы шумною толпою
Грибы ходили собирать;
Кто землянику, кто чернику,
Кто ландыши в венок вплетать.
Всегда ходили без охраны,
Никто не смел их, испугать.
За честь девицы, надругавшей,
Могли сурово наказать.
Закон сей, строго соблюдался,
Никто его не нарушал.
Созревший юноша прилюдно
Всем слово клятвенно давал:
«Не посягну на честь девицы,
В каком бы месте не была.
Моя обязанность святая
Сберечь её, как для себя.
А если я нарушу клятву,
Народ меня пусть проклянёт,
И, по строжайшему закону,
На месте тотчас пусть убьёт».
Закон довольно был жестоким.
И кто его не соблюдал,
Тогда виновника закона
Народный суд на кол сажал.
Или с горы его бросали
На пик торчащую гряду,
Или в костре живьём сжигали,
Иль на съедение орлу.
«Раздетым» полностью до нитки,
Он был подвешен на столбе.
Ни слёзы матери, ни крики
Не помогли б ему в беде.
И солнцем знойным, «обожжённый»,
Он смертью тяжкой умирал.
Орёл же острыми когтями
На части тело разрывал.
И после страшных наказаний,
Никто из юношей тогда,
Ни в помыслах и ни в деяньях
Не помышляли никогда.
Боялись даже своим взглядом
Любую деву омрачить,
Чтобы блюстители закона
Не смели в чём-то уличить.
А что же с девицею было?
Предусмотрел и здесь закон.
И если кто-то сразу сватал,
Отец внести был выкуп в кон
Иль серебром, иль золотишком,
Иль табуном своих коней,
Или породистой отарой,
Иль стадом жирнейших свиней.
А если выплатить не в силах,
Но чтоб позор свой тотчас снять,
Обязан был к арабам сразу
Её в наложницы продать.
А девы будто бы дразнили,
Не соблюдая правил свод.
Как только сумерки сгущались,
Устраивали хоровод.
До поздней ночи веселились,
Плясали, пели у костра.
А парни в стороне стояли,
Смотря на них издалека,
Тогда ведь тоже были люди:
Кто очень беден, кто богат.
И замуж дочку отдавали
За тех, кто был ей староват.
Зато походами «прославлен»,
Богатства много приобрёл,
Но для того, чтобы жениться,
Жену себе он не завёл.
И бедные с большим восторгом
Дочь отдавали старику.
А каково с ним будет жить ей…
«Привыкнет к дряхлому пеньку,-
Так утверждал отец старухе,
Рыдающийся на печи,-
Ему осталось жить немного,
А мы, гляди, и – богачи».
Так точно сына отдавали:
Невеста старше раза в три.
И точно так ему внушали:
«Не прогадай, сынок, смотри.
Уж угождай ты этой бабе,
Терпи её, пока жива.
А там, гляди, разбогатеешь,
Любая краля и твоя».
Для них, для стариков богатых,
Устраивали смотр девиц.
Они, как будто, выбирали
Себе из стада кобылиц:
Смотрели зубы, волос, груди,
Прощупывали ей бока,
За ушко дёргали игриво,
Всем говоря: «Она моя!».
И девицы, стыдясь, краснея,
Стояли «голые» совсем,
А старики бесцеремонно
Рассматривали между тем.
И точно женщины богачки
Себе искали жениха.
Рукой прощупывали даже
Насколько плоть его тверда.
Всегда безумные законы
Все издавались лишь людьми
Весьма «почтенными», тем боле,
Ещё богатыми слыли.
Но «голытьба» их презирая,
По меркам лишь своим жила,
Свои законы издавая,
Им подчинялась лишь она.
Фелисо – круглый сиротинка,
Жил среди бедной нищеты.
Был очень крепким, сильным, стройным.
Богатым ставил он щиты.
На них писались все указы,
И оглашали, кто казнён,
Кто должен быть орлом растерзан,
Кто на костре большом сожжён.
Фелисо часто появлялся,
Где запрещалось всем ходить.
Там только знатные вельможи
Имели право проходить.
Но так, как он был всем знакомый
И чей-то выполнял заказ,
То под предлогом права доки,
Там находился много раз.
Однажды Глорию он встретил,
И сразу потерял покой.
Она была, как он, красивой
И очень стройной, молодой.
И на него она вниманье
С минуты первой обратя,
Весь день всё думала о парне:
«Чем, юноша, завлечь тебя?».
Так проходили дни, недели,
Но встретиться так не смогли.
И оба поняли – не в силах
Им с силой справиться любви.
Они мучительно страдали
И каждый встречи этой ждал.
Но встречи их не совпадали,
Напрасно время лишь терял.
То Глория придёт чуть раньше,
И, не дождавшись, враз уйдёт;
Фелисо позже чуть приходит,
Нигде её он не найдёт.
С полгода так их путь-дорожки
Все разбегались стороной.
Но вот однажды её встретил.
Она шла с девушкой одной.
Когда они с ним поравнялись,
Он им дорогу преградил.
Они вдруг звонко засмеялись.
Он им знакомство предложил.
Сказал им просто: «Звать Фелисо»,-
И руку первый протянул.
-Я, Глория, живу здесь близко,-
Украдкой на него взглянув.
Руки её не отпуская,
Он еле слышно прошептал:
«Я жду тебя у водопада»,-
И крепко, крепко руку сжал.
-А я, прекрасная Ларина,
И проживаю тоже здесь,-
Она так пристально смотрела,-
Меня народ здесь знает весь».
И тут же сразу разошлись все.
Речь продолжать было нельзя.
Ларина сразу заявила:
«Это ко мне любовь пришла».
1 июля 2007г.
Часть вторая.
Ларина с Глорией – подруги.
Дружили с самых ранних лет.
Во всём друг другу доверяли
Большой и маленький секрет.
Росли в богатых очень семьях
И не нуждались, а ни в чём.
Средь девиц лучше одевались,
Искали жениха вдвоём.
За старика, ни в коем разе
Им не хотелось выходить.
Зачем свою жизнь молодую
Они должны были губить.
Мечтала каждая, о «юном»,
Красивом, стройном, молодом,
Чтобы не стыдно было в паре
Сидеть с ним за одним столом.
В то время тоже свадьбы были,
Но не такие, как сейчас.
Хотя подарки всем дарили,
Да пили лишь вино и квас.
Невесту в жито одевали,
Чтобы богатою была,
Да в косы виноград вплетали,
Чтоб деток много родила.
Сундук тащили принародно,
Рассматривая всё до дна,
Потом оценивали дружно:
На сколь богатая она;
И каково её придано,
Есть золото и серебро;
И сколь скотины во двор дали,
Чтоб развели себе добро.
У Глории сундук набитый
Уже давным-давно стоял.
Корову, лошадь ей в придачу
Отец всё время обещал.
И с именитым человеком
Мечтал он дочь соединить,
Чтобы она ещё богаче
Могла до самой смерти жить.
Но подходящего такого
Нигде никак не мог найти.
А дочь для выданья готова.
Решил на смотр он раз пойти.
Там выбор был большой конечно,
Но были все они бедны.
И он считал, что «недостойны»
Такие в доме женихи.
А Глория уже влюбилась
И ночь спокойно не спала.
Она металась и томилась,
На встречу раньше всех пошла.
У водопада постояла,
Он так неистово шумел,
И, влагой нежно обдавая,
Как бы обнять её хотел.
В ней кровь, как будто, закипела,
Она разделась в тот же час
И бросилась к нему в порыве,
Смеясь и весело резвясь.
Фелисо долго наблюдая
За стройной грацией её,
Не выдержал, разделся тоже
И быстро ринулся в него.
Впервые он коснулся тела
И стал безумно целовать,
И хладные струи потока
Не в силах были страсть унять.
Они свидетелями были,
Как их любовь слилась в одну.
А если б кто-то их увидел,
То вспомнил молодость свою.
Ведь молодость тем и прекрасна,
Что в ней пылает жар любви,
Что он, как солнце, обжигает
Снаружи тело и внутри.
И охладить не в силах даже
Потоки ледяной горы.
Вдвоём в одну любовь сливаясь,
Ослабит органы твои.
Так каждый день они встречались
И придавались, сей любви.
И от страстей своих безумных
Расстаться долго не могли.
Ларина тоже встреч искала.
Была в Фелисо влюблена.
И каждый день она страдала,
Что встретиться с ним не смогла.
Случайно как-то увидала
И тихо вслед за ним пошла.
Но Глорию вдруг усмотрела,
Тут зависть страшная взяла.
Она кусала себе пальцы
И рвала волос с головы,
Пока они в безумной страсти
Час придавались сей любви.
И желчно затая обиду,
Решила тотчас отомстить:
Законодателям послушным
О них двоих всё сообщить.
И разразилась, страшна буря.
Отец на Глорию кричал.
Она его же умоляла,
Чтоб гнев немного свой унял,
Чтоб выслушал её сначала,
Потом уж казне предавал.
Отец отказывался слушать,
Упрёками лишь докучал:
-Как ты могла отдаться голи?!
Ты потеряла свою честь!
Платить я за тебя не стану!
На этом разговор наш весь.
-Отец, тебя я умоляю,
Дай слово вымолвить своё.
Ты счастье только мне желаешь.
Не убивай ты сам его.
Друг друга мы безумно любим.
Меня он хочет в жёны взять.
Поверь, прекрасным будет сыном
И замечательнейший зять.
-Безумная!!! Что сотворила!!!
Ты опозорила наш род!
И каждый пальцем станет тыкать,
Весь наш живущий здесь народ!
Как Глория не умоляла,
Как слёзы горьки, не лила,
Арабу за большую сумму
В рабыни продана была.
Фелисо долго избивали,
И он сознанье потерял,
Тогда решили бросить в яму,
Где лев голодный умирал.
Два умирающих животных
Лежали рядом на земле.
Один совсем был без сознанья,
Другой – при мысли о еде.
И царь зверей, гроза природы,
Собрав остаток своих сил,
Зализывать ему стал раны,
От крови силы укрепив.
Друзья Фелисо ночи ждали.
Когда все спали крепким сном,
Они тайком его изъяли
Совместно спасшим его львом.
Льва на свободу отпустили,
Фелисо знахарь приютил
И ежедневно, терпеливо
Как мог, его так и лечил.
Ларина праздно отдыхала.
И сладко ела и пила.
За свой донос торжествовала
И на «коне» теперь была.
А голь, прознав про донесенье,
Её решила наказать,
За все страдания Фелисо,
Чтоб помнила, как предавать.
И, выследив, порой вечерней
В кусты густые завели
И до утра её сношали
Парней с десяток, как могли.
Потом на то же место само
Полуживую отнесли.
И этим все свои забавы,
Как в воду, спрятали концы.
Два месяца её лечили,
Искали тех, кто виноват.
Но голь своих всех отстояла,
Жила она, как с братом брат.
Потом родня столкнула замуж
За старика преклонных лет.
И помутнел пред ней навеки
Весь радостный и белый свет.
Под девяносто лет уж было,
И к старости стал глуповат,
И бесновался, как ребёнок,
Зато безмерно был богат.
На голову сметану выльет
И принуждает всё слизать,
Иль ложки, вилки разбросает,
Её заставит поднимать.
И каждый день причуды новы,
Нет, было мочи всё стерпеть.
Тогда она его решила,
Заставить громко песни петь.
Он выл сначала очень громко,
Потом всё тише, реже стал,
И, наконец, однажды утром
Навеки голос замолчал.
Есть, ядовита травка в поле,
Она зовётся «беленой».
Вот этой травкой напоила
Ларина утренней порой.
Теперь вдовою пребывала
В семнадцать с половиной лет.
Она ни сколь не унывала,
Гостей встречала на обед.
Теперь была вольна, как птица,
Парней меняла каждый день.
Ей взять бы, да и устыдиться,
Но страсть была сильней, чем лень.
Она со всеми переспала,
Но не могла средь них найти
Того, с кем душу бы согрела
На своём жизненном пути.
Но вот однажды к ней заехал
Вельможа царственной крови.
Она его так обкрутила,
Что в плен взяла к своей любви.
Такой заботой окружила,
Таким вниманием большим,
Что он подумал и решился
Остаться с юною вдовой.
Что сталось с юношей Фелисо?
В себя он долго приходил.
И знахарь местный терпеливо
Его заботливо лечил.
Лицо всё было в страшных шрамах,
И вся спина иссечена,
И голова седою стала,
Да страшно мучила нога.
Пока он силы набирался,
Учился заново ходить,
И мысли стали появляться:
«Как буду я на свете жить?
Где моя Глория родная?
В какой стране её искать?»
О ней единственной прекрасной
Он начал каждый день мечтать.
А Глория была далёко.
В чужой стране, среди «чужих».
Ей не понятны были нравы,
И не понятен был язык.
Она красивая и статна
Должна была здесь прозябать,
Пока на торге её снова
Начнут дороже продавать.
«Что сделали с моим любимым?
Неужто за любовь погиб?»
Но сердце каждый раз твердило:
«Фелисо твой любимый жив».
Её надежда окрыляла
И вера к подвигу звала.
И перед сном она мечтала:
«Уйти должна я навсегда.
Я притворюсь, что я больная.
На торг меня не поведут.
Кому нужны больные девы?
Меня тогда не продадут»
В её покои две служанки
Одежду новую внесли,
И показали, что одеться
Ей нужно в то, что принесли.
Наряд просвечивал всё тело,
Расшит был нитью золотой
И так сидел на ней красиво,
Как будто знал размер портной.
Служанки сразу показали,
Чтобы за ними она шла.
Её ввели в большую залу,
Где знать «арабская» ждала.
Один поднялся самый первый,
И к ней вплотную подошёл,
Да начал щёлкать он перстами,
Кивая чёрной головой.
Её купили. Путь ждал дальний
Через горячие пески.
Но лишь чуть-чуть сумев отъехать,
Хозяин вдруг отдал концы.
Он был отравлен страшным ядом.
За ними всадники неслись.
Произошла сначала драка.
Её кто вёз – все полегли.
И Глорию опять вернули.
Пять, раз хозяин продавал.
И каждый раз вновь нападали,
И каждый раз он возвращал.
Ей всё ужасно надоело.
Уже и не хотелось жить.
Однажды юноша пробрался,
С ней стал понятно говорить.
Она ему всё рассказала,
Что служит лишь приманкой здесь,
Что травят тех, кто покупает,
В пути устраивают месть.
Он выслушал и улыбнулся:
«Мы тоже не из «простачков»»,-
Сказал и сразу удалился,
Непредсказуем был таков.
А Глорию опять одели
В ещё прекраснейший наряд.
Мужчины с жадностью смотрели,
Да подходили все подряд,
Пощупать, нежно прикоснуться,
Да щёлкнуть языком, перстом,
Сказать, мол, красота отменна.
И торг вести уже потом.
Все посмотрели, оценили.
Да отвели её назад.
И ей пришлось опять в тревоге,
Пути со смертниками ждать.
2 июля 2007г.
Часть третья.
Торчелли, звался так красавец,
Сумел её отвоевать.
За это много бриллиантов
Пришлось ему в казну отдать.
От угощений отказался,
Мол, с петухами надо встать,
А когда солнышко проснётся,
Суметь пустыню пробежать.
Султан лишь только улыбнулся,
Да про себя подумал так:
«Не стоит к смерти торопиться,
Ведь скоро пропадёшь, дурак»-
Напрасно так самоуверен,
Торчелли был не лыком шит.
Он Глорию другой дорогой
Отправить тотчас поспешит.
К утру наймёт людей султана,
Чтоб караван сопровождать
И чтоб красавицу девицу
В пути от всех оберегать.
А вместо девы он посадит
Из глины сделан манекен,
В тюки камней больших наложит
За злато, серебро взамен.
Да утром рано их проводит,
А сам другим путём пойдёт,
Таким он методом, конечно,
Себя и Глорию спасёт.
Султан оцепит всю округу,
Он перекроит все пути.
Торчелли со своей командой
Сумеют раньше их уйти.
И вот он с Глорией уж дома.
Безумно ею «обольщён».
Стал проявлять вниманье, нежность
И понял сразу, что влюблён.
Каким-то образом Ларина
Прознала, что вернулся он
И аппетит весь потеряла,
Утратила свой сладкий сон.
Она разведать приказала:
«Узнать с кем пребывает он
И кем «наполнен» непременно
Его огромный царский дом».
Ей доложили очень быстро:
«Вчера вернулся с дальних стран
И пленницу привёз оттуда,
Отдав в казну немалый скарб.
Он в ней души своей не чает,
Оберегает ото всех.
На ней жениться он мечтает
И сделать госпожой для всех».
В глазах Ларины потемнело,
Месть тут же сразу родилась:
«Ну, погоди, мой друг Торчелли,
Я отомщу за свою страсть!
Ты очень горько пожалеешь,
Что от меня решил уйти.
Пусть в тыщу раз она милее,
Тебе с ней счастья не найти.
Я уничтожу вас обоих».-
В сердцах отрезала она.
И тут же отравить решила:
«Достаньте кобру мне сперва,-
Она к прислуге обратилась.
И «через» несколько минут,
Корзина с коброю стояла,
А в ней лежал в клубочке жгут,-
Заполните её плодами.
Торчелли отнесите в дом
И лично в руки передайте.
Пусть сгинет лада, с нею он».
Отдав такой наказ прислуге,
Враз предалась своим мечтам:
«Ужаленный» Торчелли в муках
Протягивал к ней руки сам.
Молил прощенья перед смертью,
«Любимой» называл её,
А от прекрасной незнакомки
Он отворачивал лицо».
На самом деле по-другому
Всё выглядело в этот раз.
Фелисо нанялся к Торчелли
И выполнял его указ:
«В дом не впускать из посторонних
И тщательно всех проверять».
Фелисо так и сделал сразу:
Стал фрукты тотчас вынимать.
На месте слуг этих убили,
А третий, тот, что наблюдал,
Ларине доложил враз срочно,
Что братьев двух он потерял.
Ларина в гневе бесновалась,
Другой выискивала путь.
«Должны вы выкрасть эту кралю
И сбросить с камнем её в пруд».
Она неистово кричала:
«Должны её вы погубить!
Или и вам на этом свете
Я не позволю долго жить!».
Легко сказать, но трудно сделать.
Но раб неволен, должен знать,
Когда не выполнит заданье,
То свою голову отдать.
А к Глории не подступиться.
Охрана больно велика,
Да рядом с ней всегда Торчелло.
Задача очень не проста.
Но всё же как-то так случилось,
Осталась Глория одна.
Ей быстро камень нацепили,
И вскрикнуть не смогла она,
К пруду мгновенно потащили.
Фелисо был уж тут как тут.
Сумел отбить в жестокой схватке
И сбросить их всех прямо в пруд.
Ларина вновь негодовала,
Швыряла всё вокруг себя,
Слуг беспардонно обзывала,
Таскала их за волоса.
«Коль сами справиться не в силах,
То приведите вы ко мне.
Я с ней расправлюсь очень быстро,
Как расправляются во сне».
Но привести ни так-то просто,
Когда кругом такой заслон.
Один слуга пошёл на хитрость:
Янтарный показал кулон,
Что, дескать, с разных есть каменьев,
Немного нужно лишь пройти
И выбрать по душе «такие»,
Какие могут подойти.
И Глория с ним согласилась.
И, никому не сообща,
Тотчас с ним вместе удалилась,
Спокойно выйдя из дворца.
Он вёл её особой тропкой,
Чтобы никто не увидал.
За этот подвиг от Ларины
Вознагражденье ожидал.
Привёл её в чужое зданье,
В другие руки передал.
И так же быстро удалился,
Никто его уж не видал.
На встречу вышла к ней Ларина:
«Вот, кто соперница моя!
Фелисо у меня отбила,
Торчелли тоже увела.
Всё время жить ты мне мешаешь.
Теперь должна ты умереть,-
Сказала злобно. – Презираю!
Я не могу тебя терпеть!»
-Ларина, ты была подругой,
Делилась тайнами со мной.
Я никогда не предавала,
Была открытая с тобой.
Фелисо очень я любила,
А он меня любил одну.
Ты предала нас, погубила,
Разрушила судьбу мою.
Торчелли спас меня от смерти
И в этом нет моей вины.
Сейчас моей ты смерти жаждешь.
В чём грех мой? Ты мне объясни.
В чужой стране, я так страдала,
Не понимая их язык.
Я чуть не сделалась немая,
Он говорить уже отвык.
Торчелли очень благодарна!
Но я в «другого» влюблена.
Да к сожаленью я не знаю,
Жива ль ещё любовь моя.
-Ты встретишься с ней на том свете.
Я обещаю встречу вам.
Как только солнце станет гаснуть,
Ты будешь сразу уже там.
-Что ты задумала, Ларина?
Я смерти больше не боюсь.
-Не сразу ты умрёшь, родная!
Перед богами я клянусь,
Мучительно, довольно долго
Ты станешь смертью умирать.
Я разрешаю тебе звонко
Пронзительно во всю кричать.
Авось услышат и разыщут,
Сумеют помощь оказать.
Увы! Поверь, никто не станет,
Здесь у меня, тебя искать.
Я вечный склеп тебе устрою,
Цветочки буду приносить,
И, как любимую подругу,
Я обещаю не забыть.
-Что ты задумала?- «Не скрою.
Живьём тебя похороню.
И свою душу успокою,
Да за любовь я отомщу».
-Ты не посмеешь надругаться.
-Я смею всё сейчас творить.
Я стала дамою богатой
И ни тебе меня судить.
Чтоб под ногами не мешала,
Легко тебя я уберу.
И в этот дом, который строят,
Тебя навеки погребу.
Подав сигнал рукою властной,
Дала приказ: «Исполнить в срок.
Замуровать её живую
Под самый верхний потолок.
И пусть живёт до той минуты,
Пока чем будет ей дышать.
И мышь туда к ней не пробьётся,
Никто о ней не будет знать».
И ноги Глории связали,
Да в склеп готовый понесли.
Она кричала и молила,
Да лишь напрасные труды.
Её замуровали быстро,
И не оставили следов.
А малый мальчик, наблюдавший,
Ей положил букет цветов.
А во дворце Торчелли шумно.
Огромный там переполох.
Искали Глорию повсюду,
Но отыскать никто не мог.
На третий день случайно мальчик
Попал к Фелисо на глаза.
Он рассказал: «Я видел тётю
Живьём запрятали сюда»
С какой неистовою силой
Фелисо стену пробивал.
И всё же Глорию живую,
Хоть без сознанья, но достал.
Ларина вновь с ума сходила,
О происшедшем всё узнав,
Фелисо выкрасть повелела,
И в цепи тотчас заковав.
«Великий праздник всем устрою,
Потешу им я свой народ.
Найдите льва мне поскорее,
С ним пусть сражается урод.
Три дня голодным подержите,
Чтобы потом потешил нас,
Да раскромсал его на части,
Насытившись за целый час».
И повеление Ларины
Прислуга стала выполнять.
Сначала нужно было срочно
Им где-то льва ещё достать.
Неделю целую искали.
Без жертв, увы, не обошлось.
Пожертвовать двумя рабами
Прислуге всё-таки пришлось.
Потом три дня его держали
И не давали ему есть.
Он сильно так проголодался,
Что был готов весь мир хоть съесть.
Вот час расплаты приближался.
Ларина в пафосе была.
Она мечтала кровь увидеть,
На зрелище сама пришла.
Народу собралось здесь много,
Гудел он, как пчелиный рой.
Все с нетерпеньем ожидали
Увидеть настоящий бой.
Сначала вывели Фелисо,
Стоял он, словно Аполлон.
И все кричали: «Эй, Фелисо!
Не опозорь наш регион!»
-Ты покажи нам свою силу,
Не вздумай ниц пред нами пасть.
Присутствует на твоей смерти
Законная вся града власть.
- Коль победишь царя природы,
То обещала наша власть,
Что станешь жить, как все вельможи
И пировать, и есть всё всласть.
Все зрители вдруг онемели.
Из клетки выпустили льва.
Громадными прыжками быстро
К Фелисо добежал сперва.
Сначала кинулся на шею,
И страшный рёв всех оглушил,
Но тут он сразу опустился,
И гнев звериный приглушил.
Он ноги стал лизать и руки,
Фелисо гриву теребил:
«Опять мы встретились, «родимый»,
Меня ты, вижу, не забыл.
Судьбой «обижены» жестоко,
Должны народ мы развлекать.
Ты по природе брат мой кровный
И тоже вынужден страдать».
А публика вмиг раздвоилась.
Кто уж победу ликовал,
А кто по-злобному, жестоко
Фелисо «сатаной» назвал.
«Колдун! Колдун!- Они кричали,-
Сейчас при всех их надо сжечь!»
Но тут явился друг Торчелли:
«Таких», как он, надо беречь!»
5 июля 2007г.
Четвёртая часть.
Льва и Фелисо отпустили.
Ларину взяли под арест.
Судить был должен лишь Торчелли,
Поставить «солнце» или «крест».
За самовольное судейство,
Бесчеловечность и злобу,
Доверили судить злодейку
Лишь только одному ему.
Прощенье – означало «солнце»,
А не прощенье – знаком «крест»
Простить. Вновь повторится снова
Её безжалостная месть.
Торчелли знал – она безумна,
Исходит от неё навоз.
Приговорил Ларину к смерти
Без сожаления и слёз.
Теперь она его молила,
Чтоб милосердье проявил:
«Я одного тебя любила,
И ты мне клялся, что любил.
Неужто жизнь мою погубишь?!
Нет! Без тебя я не умру!
Поверь, с тобою, мой любимый
В тот мир безгрешный я уйду».
Торчелли слов её не слышал,
Он к ней был вовсе глух и нем.
И что она не говорила,
Слова все пропускал совсем.
А утром, на восходе солнца,
Взошли на берег все крутой.
Внизу бурлила, быстра речка,
«Бегущая» с горы большой.
И леденящий её холод
Морозом тело обдавал,
И ветер траурную песню
Свою уныло напевал.
И вдруг Ларина, словно коршун,
Вперёд к Торчелле поддалась,
Вцепилась в грудь ему когтями
И с кручи с ним оборвалась.
Поток реки укрыл волнами
И хладом страсть их усмирил.
В своих объятиях навеки
Тела двоих похоронил.
Никто не мог предвидеть горя.
Со страхом все смотрели вниз.
Как бешено река ревела,
Как будто издавая свист.
«Помочь Торчелли уж не в силах»-
Со всех сторон слова неслись.
Все постояли, повздыхали,
Да по домам и разошлись.
А Глория всё это время
Жила в какой-то пустоте.
Ничто вокруг не восхищало,
Не мило было всё душе.
Она в безмолвии сидела,
Взор в одну точку устремя,
Или куда-то в даль глядела,
Скрывая ото всех себя.
Фелисо как-то подозвала,
Пыталась что-то в нём узнать,
Но так ничто в нём не признала.
Спросила тихо: «Хочу знать.
Зачем меня спасал повсюду?
Кто ты? Откуда к нам пришёл?».
-К тебе единственной любимой
Всю жизнь к одной лишь только шёл.
Меня все с детства называли
«Сорви Фелисо – голова»
Родителей своих не знал я.
Был круглый, круглый сирота.
Потом я встретил очень юну
Красавицу моей мечты.
И мы друг друга полюбили
И это были я и ты.
-Я не могла тебя такого
Своей душою полюбить
И своё тело молодое
Тебе так просто подарить.
-Меня сейчас не узнаёшь ты.
Я покалечен и урод.
Судьба не сладкой оказалась.
Я пролежал почти весь год.
Учился заново по жизни
Я твёрдой поступью ходить
И выжить потому стремился:
Тебя безумно, чтоб любить.
Не отвергай меня, «родная».
Тебе, я знаю, не легко,
И мир весь, кажется уродлив,
На сердце очень тяжело.
Любые раны лечит время.
И твоя рана заживёт;
И радость вновь к тебе вернётся,
И страсть любви к тебе придёт.
-Ты надо мною, раб, смеёшься.
Былые чувства не вернуть.
Вот, если б можно было время,
Назад немного повернуть,
Я б счастлива была, наверно,
И не страдала, как сейчас.
Жила б с родителями дома,
Мир восхищал бы каждый час;
С другими девицами вместе
Вела бы дружно хоровод
И песни звонкие бы пела,
Гостей, встречая у ворот.
Сейчас пустые дни проходят
И жизнь мне стала не мила.
Тебе скажу я по секрету:
Вчера я дочку родила,
А где оставила, не помню.
Она мне вовсе не нужна.
Фелисо побледнел весь сразу,
Промолвил: «Новость так важна!»
Вскочил и побежал вмиг сразу
В покои, где она спала.
Там с негритоскою столкнулся,
Чтоб убедиться, что права,
Младенца та в руках держала
И грудь ему свою дала.
И у Фелисо вдруг скатилась
Скупая радостна слеза.
Он сто процентов был уверен,
Что эта дочь его была.
И счастьем тело наполнялось,
Он не сводил глаз от неё.
И кроху маленькую эту
Он с рук потом не выпускал.
Её и пестовал, лелеял
И с нею вместе засыпал.
Но Глория не подходила,
Всегда держалась в стороне,
Но любопытство проявляла
Безвольно, просто, так себе.
Хотя Фелисо очень часто
К ней специально подходил
И белокурую дочурку
С особой целью подводил.
Он так хотел, чтоб в ней проснулось
То материнское чутьё,
Ради «которого» на свете
Ей, женщине, жить суждено.
Она по-прежнему болела,
Сама, не зная от чего.
И имена все позабыла,
Не откликалась на своё.
И только как-то раз однажды
К ней просветление пришло.
Спросила: «Знает кто Фелисо?»-
И тут же вмиг оно ушло.
Алхимики её лечили,
Кто только к ней не приезжал,
И даже мать с отцом простили.
Фелисо больше всех страдал.
Теперь он маленькой Эриде
Любовь свою всю отдавал
И столько нежности, заботы
К ней повседневно проявлял.
Исполнилось три года дочке.
Она резвилась уж во всю;
С Фелисо чисто говорила,
Гулять ходила по утру.
А тут ещё сходить решили,
В часы обеда погулять
И к водопаду завернули,
Чтоб кислородом подышать.
Вначале долго наблюдали,
Как с шумом падал водопад,
Потом решили охладиться
И сняли внешний свой наряд.
Они вошли в поток прохладный,
Эрида прыгала, резвясь,
Визжала, громко хохотала,
С отцом держала крепко связь.
И Глория вдруг появилась,
Эрида стала её звать:
«Мамулечка, иди купаться.
Сначала, платье надо снять».
И детской подчиняясь воле,
Она одежду всю сняла
И медленно, как бы пугаясь,
Под водопад она вошла.
Он дни былые ей напомнил,
И озарилась память вдруг.
Она повисла на Фелисо:
«Прости меня, мой верный друг!
Прости, за все твои страданья,
Прости, за мой и твой недуг!
Я долго так тебя искала,
Мой ласковый и нежный друг!
Не покидай меня ты больше
И никому не отдавай,-
Эрида обняла их вместе,-
Как прежде жить с тобой давай»
Фелисо их, подняв обеих,
Безумно стал их целовать
И к исстрадавшемуся телу
Со страстью нежно прижимать.
А Глория ему шептала:
«Я одного тебя люблю.
И жить совместною семьёю,
Я только с вами лишь хочу».
7 июля 2007г. г. Черкассы.