АРМИЯ
Северодвинск. 14. 11.61.
Нас привезли сюда на поезде (дачные вагоны)в 7:30 утра. Никогда не забулутся обледеневшие мостки в болотах на станции Васьково.
Но это еще чепуха. Я сейчас думаю о себе, как о постороннем.Будто и не я работал в "Сов.писе",получал деньги за книги, летал в командировки от "Комсомольской правды". Только что три раза перешивал петлицы по требованию сержанта, потом учился заправлять койку.
- Меня учат заправлять койку! - это уже анекдот. Какой дикий холод!Эти четыре дня войдут в мою жизнь как самые холодные.Выходил из казармы на улицу:кругом поле, колючая проволока, немножко бараков и дальние огоньки. Ветер и снег.Снег и ветер.Холод...
Мы в карантине. Барак хуже любой тюрьмы. Опять же холод. Матрасы набиты стружкой (или соломой). Двухъярусные койки, покалеченные (очень много, целый лес). Одели нас в х.б. и шинели. Дрожим.Жратва самая паршивая.(---)Учит. Не представляю, как будем спать...Не спим уже вторую ночь. Наше отделение назначено в караул.
Ребята приуныли, все хотят немедленно заболеть.И я хочу.какие все покорные! Их стригут, как овец. И меня тоже стригут, как овцу.Смешно заявлять сержанту, что ты, видите ли , писатель. Здесь "эфто" не в цене.
В Васькове разговаривал с каим-то капитаном, занимавшимся распределени ем. Он пообещал поговорить обо мне со штабом армии.Это последняя надежда. Если соврал, всё кончено.Падерин не сможет мне помочь: окгуг ленинградский, а не Московский...А три года такой весёлой жизни я не выдержу...
Были на медосмотре в санчасти.Там лежит самострел.Один ли?...Холодно,
"Придёт марток - наденешь трое порток...Если дадут, конечно." Топятся печки, но все равно холодно.Я иду в ночь на кухню, чистить картошку, таскать воду и т.д.
16.11.61.
Сутки отдежурил на кухне. Всё болит, настроение ниже среднего.Командир взвода разрешил лечь в 8 часов, но я не смог:пришлось пришивать бирки к шинели и шапке и цеплять на погоны и петлицы эмблемы.
Проснулся в половине шестого. Пригнали ещё 50 человек. В казарме стало тепло.Сержанты свирепствуют.Непосредственные начальники.Смешно, но факт.Старший лейтенант Рощенко обнадёжил меня вчера:все будет в порядке, станешь работать по специальности.Говорит, что я один такой на всю армию...Придётся до конца карантина быть примерным солдатом.При моём-то характере и опыте!
Идет мокрый снег. накропал письмо Падерину. Нет марки.
Портянки сырые. Но хорошо еще, что дали теплое бельё.
Ребята воют.Один говорил мне, что хочет даже отрубить себе палец.Я ему отсоветовал. Что ждёт человека, который вернётся домой только через три года? - Девушка, которую он любил, будет замужем.Жена ему наверняка изменит.Бабушка его умрёт.А сам он научится пить водку, курить и ****овать.Конечно, он научится и многому полезному: работа с механизмамаи, спорт, умение терпеть и подчинаться. Но не слишком ли дорогая плата за эту науку?
Может быть, человек станет сержантом и будет срывать зло на подчиненных. Мстить другим за свой первый год службы.
Поехать в отпуск отсюда можно только в случае смерти близких родственников. Вчера два раза разговаривал со старшим лейтенантом, рассказывал о себе, доказывал,что армия - самая консервативная , бюрократическая и античеловееская организация.Конечно, АРМИЯ В ОБЩЕМ. Он согласен и даже не спорит. Только указывает на её необходимость.Я это и так знаю.
СЕЙЧАС БУДЕТ ПОДЪЁМ.Сегодня он в 7, а я и не знал, уснул вчера рано.
16.11.61.
Было изучение уставов и строевые.Как бы от них избавиться? - Занимался этими вещами шесть лет, был на пяти московских парадах - и вот опять поставили в строй новичков. Смешно."Солдат есть механизм, артикулом предусмотренный". - "Критиковать начальника вы не имеете права ни при каких обстоятельствах!"- объявил ком. роты. - "Даже на комс.собрании. Можете критиковать его за моральную распущенность. Но таких у нас нет."
Кто-то спер у меня 3 пачки сигарет и ремень. Кто-то подменил мне перчатки.
Ремень спер сержант. Приятное начальство!.. После обеда устроили физкультуру: на ледяном шоссе, на ветру - кросс 2 км. Я чуть не упал и едва жив.Потом, потные, долго делали примитивные упражнения.
Просил замполита освободить меня от строевых занятий, т.к.я окончил нахимовское. Тот отказал"Вы призваны как необученный, значит, должны заниматься со всеми наравне!" Если я не подхватил воспаление лёгких - то это просто чудо.Но, кажется, я уже болен. Сухой лёгочный кашель. Нигде так не унижают человека, как в армии.
Когда бежишь против ледяного ветра, ноги кажутся каменными. Поднимать их невероятно трудно. Воздух режет горло, а грудь разрывается.
***
Пространство над полями клевера,
Полярным пламенем гори!
Врывайся в память, ветер Севера,
Листай назад календари.
Песок, со снегом перемешанный,
Трава от инея бела,
Врывайся в окна, ветер бешеный,
Срывай газеты со стола.
Опять колотят берег молоты,
Литые молоты воды,
Солдаты веселы и молоды,
Солдаты строятся в ряды.
Давно им карабины выдали
И каждому – по котелку.
Спроси, чего они не видели,
Не знали на своем веку?
Весенним штормом льды искрошены,
В песок впечатаны следы,
В шинелях вытертых, заношенных
Солдаты строятся в ряды.
Солдаты – стриженые головы
Да над погонами штыки…
А моря медленное олово
Приливом лезет на пески.
Какие в небе звезды острые!
Как много ветра и воды!..
Опять на острове, на острове
Солдаты строятся в ряды.
__________
1963 год, Северодвинск.
Понятно, конечно, что надо очень быстро вставать по боевой тревоге, а значит, надо тренировать подъем.НО зачем тренировать отбой? Зачем нужно раздеваться, укладывать одежду и ложиться за 45 секунд?
17.11.61.
Несколько раз заправлял койку. С утра убирал снег. Тяжеленные ящики и сапёрные лопатки.Содрали с меня последние носки. Одни я все же припрятал. Но найдут и отберут.
Долго равнялись на морозе.
Сейчас политучёба. Присяга. Лейтенант Ращенко разрешил носить носки.
Шофер пьяный сбил 7 человек матросов. 2 насмерть, 5 покалечены.Дали 10 лет.
Ещё один чудак стрелялся в левую половину груди, пробил лёгкое. Будут судить, когда поправится.
Опять были строевые. 2 часа. Я знаю все это лучше сержантов и даже офицеров. Но ничего не поделаешь.
Вместо изучения уставов рассказывал ребятам о Грине и Косте Слобожанине.Читал стихи А. Лебедева.
Конечно, неумеющих плавать учат этому искусству старым, испытанным способом: швыряют в воду - выплывай. Нас так же приучают к холоду - выводят на мороз в гимнастерках без поясов. Ничего,сначала холодно, потом нормально.
Зверев ушел с урока физкультуры. Говорит, что у него было сотрясение мозга, теперь кружится голова и боли.
Его осмотрел капитан- медик. Пришел к выводу, что можно ставить в строй.
- Шмуклер! (командир батареи) - Зверева можно поднять и поставить в строй! Зверев одевается...
Разучивали песню. Ходили вокруг столовой в метель и пели. Потом опять тренировали отбой - подъем.Я заработал первую благодарность. Вот те и на! Старые навыки пригодились.
В Северодвинске очень много детей без отцов. Солдаты женятся на срок службы. Потом их жёны ****уют. А где твой папа, мальчик? -Демобилизовался.
Какое глупое словосочетание - Никак нет.
- И чтоб я больше не слышал, что вы плотник! - сказал Шмуклер.
18.11.61.
Сегодня уже неделя моей службы. С утра мыли пол в казарме, потом строевые занятия. Блеснул.Кажется, заработал благодарность,
Смешно это - быть образцовым солдатом! Очень надоела перловая каша. Я ее никогда раньше и не ел."Мне нравится солдатская столовая, Там пол столами стелется туман".
"Не плачь! Я приеду, приеду Всего через три зимы."
Подводим итоги. Меня ставят в пример. "Жданов среди вас всех исключение".
Играл в шахматы. Чувствую себя очень неважно.Из носа льет,как из прохудившейся кастрюли. Ноги все время мокрые, стынут. Ничего не хочется делать.Сейчас бы надеть войлочные туфли и выпить крепкого чаю! А потом полежать на диване.
Веду всякие разговоры с ребятами, щеголяю эрудицией.Здесь это совсем не трудно: слишком много клоунов.
Интересная деталь: мне раньше приходилось давать ответы профессорам по сложнейшим вопросам литературы, истории, философии, а теперь - малограмотному сержанту по статьям устава.
В нашу курилку явился какой-то долговязый ефрейтор. Говорит, что служба будет у меня неплохая, хотя и долгая - 3 года. А какая - не говорит.Где-то что-то слышал.
Только что какой-то парень из Пскова здорово плясал. У нас много талантов.Баянист явно талантлив. Один парнишка здорово играет в шахматы.
"Всё это было, было, было..."Были озабоченные громкоголосые старшины, команда:"Шинели раздеть!" "Не можешь - научим, не хочешь - заставим.""На левом пятке и на правом носке" - говорит наш сержант. Были баночки с асидолом, щёточки, конверты в тумбочке, синий свет по ночам, опоздания в строй, крик :"Рота, песню!"Сорванные голоса запевал и ни с чем не сравнимый специфический запах казармы.
Некоторых радует форма, они мечтают о солдатских мундирах, которые нам еще не выдали, о фотографии, которую можно послать домой с трогательной надписью...
Дневальный напротив меня стоит по стойке смирно. У него на поясе финка с деревянной ручкой и отломанным концом. Он иногда хватается за телефонную трубку, хотя никто не звонит. Видел я и чудаков, которые отдают честь друг другу. Им сказали, что так надо...Наверное, действительно так и надо. Скучно.
Командир батареи пожелал организовать шахматный турнир, но у меня к этому нележит душа.Полная неясность моей судьбы - вот что меня смущает. Грустно, девушки! - говорил Остап Бендер.
Говорят, что присяга будет где-то в начале декабря. Придется потерпеть до этой даты. Если меня направят в батарею, останется одна надежда на ПАдерина и генерала-лейтенанта Драгунского. Напишу письмо этому симпатичному генералу.
19.11.61.
Началась эпидемия дизентерии. Четверо в госпитале,Вчера вечером (после кино в 2 часа)тренировал подъем-отбой.Разорвал подштаники потной ногой.
Руки моем хлоркой. С утра комсомольское собрание.Меня попросили быть редактором стенгазеты и сочинить пару веселеньких песенок на темы солдатских будней.Уже доложено начальству, что я писатель. Решения пока нет.
К 30 ноября необходимо подготовить художественную самодеятельность. Мне,кажется, придется читать.
Вчера двое напились. Их долго и упорно воспитывали. Потащат к командиру полка.
Вечером (вчера) читал ребятам стихи в курилке. Ничего, понравилось.
Избрали бюро. Я попал. Стал редактором. Еще надо подготовить литературное обрамление для номеров худ. самодеятельности.
Совсем разучился писать стихи. Весь день был свободен. Организуем самодеятельность.Показывали кинофильм "Последние залпы". Ничего. Написал ещё одно письмо ПАдерину.
Была вечерняя прогулка по целине (снежной). Вечером опять "отбой-подъем". Я лег всех быстрей и меня уже не поднимали.
20.11.61.
С утра бегали. Мне даже понравилось бегать. потом жутко кашлял. Еле отдышался на строевых.Опять ставили в пример и т.д. и т.п.
солнце встает, а у нас уже первый час строевых занятий. Сейчас уставы. Потер ноги. Не мог бежать на уроке физкультуры.
Был инструктаж по санитарии и гигиене. У нас пять человек легли с дизентерией, двое с другими болезнями. Ноги все время мокрые. (Медики называют триппер насморкои по-французски.)Увлекся самодеятельностью.Начали с Ситниковым (высшее образование, пединститут)сколачивать программу.Но пришел майор Давидюк и расстроил наши планы. Эпидемия дизентерии продолжается. Если заболеет хоть еще один человек нас не скоро выпустят из карантина. На самодеятельность, вероятно,не пустят.Жаль: ребята очень увлеклись. Я даже переписал им цикл "Против огня".Хотел ехать в библиотеку. В 10 вечера опять тренировали всех "отбой-подъем". Я лежу и наблюдаю. Меня уже не тренируют. Прошло десять дней, а кажется, что год.Опротивела песня "Солдаты в путь".
21.11.61.
- Товарищ младший сержант, разрешите не бегать. Я натер ноги.
- А если все натрут ноги, кто же будет бегать?
И бегал. И ничего.
Дали двух псковских для тренировки на строевых занятиях.Вечером опять самодеятельность. Ребята увлеклись.Мои стихи идут в дело.
24.11.61.
Ходили в баню. Почему-то болит голова. наверное, устал. Шмуклер читает положения уставов и все тому подобное. Я остался за дежурного по батарее...
"С высшим образованием служат 2 года. За три месяца до срока можно сдать на лейтенанта запаса и уйти"...Значит, год и 9 месяцев...Преимущественно направляют в сержантские школы.Я не хочу.
Приехали медики. Будут все прожаривать и проливать карболкой: 25 человек в госпитале.
- Уйду я куда-нибудь! - сказал старшина Мандин,- Не могу смотреть, как все здесь перевернут вверх ногами! Я заступил на пост. Повесил на пояс тупой ножик с обломанным концом. Ребят (двоих0 заставили делать уборку...
Все поливают лизолом. Дух захватывает (в прямом смысле). Жаль, что я попал в дизентерийный карантин, а то мог бы к 5 декабря освободиться млм хотя бы ослабить путы.
Поливали койки дрянью. Сержанты перетащили свои матрасы и вышли сухими из воды. Я тоже попытался, но был пресечен. Удивительно: командиры должны воспитывать подчиненных на всоем примере . Но они могут не дизенфицироваться, могут носить шерстяные носки и кожаные пояса. А мы-нет.
Но дело не в этом, а вот в чем: меня призвали в армию, посадили здорового в карантин,держат под угрозой заражения дизентерией. К тому же- насморк, кашель, головная боль, недосып и плохая пища. Разве это разумно?
Мороз -21. Возил воду на саночках. Все хрустит. Безветрие. Вода мгновенно покрывается льдом...А по местным понятиям это еще не мороз.
ПИСЬМО:
…Я опять дневальный. Делать мне пока нечего, и я под солдатский храп продолжаю писать.
У меня большая радость: нашёл свою шинель! Целую неделю ходил в чужих, в рваных и прозрачных от старости. Знаешь, кто спёр?.. Сержант Силаев. Я не стал с ним ссориться: просто сорвал с шинели сержантские погоны и бросил ему на стол. Теперь я каждые полчаса хожу смотреть на свою шинель, глажу её, и даже собираюсь в ней спать, чтоб не увели снова…
… Володя Бакланов вернулся из Ленинграда. Я звонил ему в Васьково. Говорит, что в окружной газете тоже все должности офицерские, а стихи мои там признаны пессимистическими. Но всё же их оставили на всякий случай и попросили Володю сделать к пессимистическим стихам оптимистические рисунки, дабы одно компенсировало другое. Он, кажется, делает…
… Хорошо бы всем сосланным «пасти медведей» под Луной и в Северодвинске сесть сейчас за стол, увенчанный бутылкой «старки» и поболтать. А потом залечь спать на сутки. И вообще в Москве жить хорошо. Это понимаешь только когда теряешь.
У меня болит спина при каждом вдохе (глубоком), а я никак не пойму, где болит: внутри или снаружи.
Закругляюсь.
Игорь.
НОВОГОДНИЙ КАРАУЛ
Дует ветер
с моря, белого от стужи,
Струйки снега извиваются на льду.
Перетягивай шинель свою потуже
И притопывай ногами на ходу.
Здесь лишь тундра
да заснеженные скалы.-
Только ты не вспоминай и не жалей,
Что встречаются над скатертью бокалы,
Брызжут ёлки миллионами огней.
Пусть порывы
всё томительней и чаще,
Пусть стреляет и потрескивает лёд –
Ровно в полночь,
ровно в полночь разводящий
Непременно с новой сменою придёт.
И уйдешь ты,
подминая снег глубокий,
Через поле, через лес, наискосок,-
В караулке
на печурке краснобокой
И бушует, и клокочет кипяток.
Пересилив на мгновение дремоту,
Ты увидишь потолок над головой,-
И покажется тебе, что шепчет кто-то:
«С новым годом!
С новым годом, часовой!»
1961-62
-Эй, ты, Шульберт великий, - позвал меня лейтенант Кузнецов с порога штаба, когда я шел с разводящим с поста у знамени в караулку,- подь сюда.
Меня увидел в окно полковник Воронович, командир части, я курил на ходу.
- Читал ваши стихи…За них сидеть надо, они армию разлагают, - говорил позднее подполковник Чигарин, замполит. Наверное, я немало доставил начальству хлопот.
В начале 1963 года вызвали меня к начальнику штаба 10 отдельной армии ПВО. Кажется, Колотыгину, генералу. Сопровождал меня Жуков, полковник, редактор газеты «Часовой Севера». Потел мой полковник от страха, что-то уже знал.
- Что же вы военные тайны выдаете?- спросил генерал.- Вот газета « Красная звезда», здесь ваши стихи. А вот журнал «Советский воин», тоже со стихами. В одном месте – «…не часто прилетают вертолеты на остров Кумбыш в наш дивизион». В другом – «…две сотни ног, как будто две ноги, конца колонны в сумраке не сыщешь…» и еще: «…блестят акульи плавники ракет, нацеленных в полярное сиянье». Вот вам полная картина: на острове Кумбыш в Белом море ракетный дивизион ПВО, численность личного состава – 100 человек. За такие дела – трибунал.
Тут я тоже побледнел, но быстро взял себя в руки.
- Я же рядовой, товарищ генерал…Мало ли что может написать рядовой в газету! Где же цензура? Военная цензура?.. Это их дело, а не наше с вами.
- Зачем только вас, писателей, в армию берут!- сокрушался генерал, -Теперь надо демонтировать установки, передислоцировать дивизион… Миллиона в два с половиной обойдется. Вот почем ваше разгильдяйство обошлось армии… Идите, служите. Посмотрим, что с вами делать. А вы, - Жукову, - следите за ним. С вас спрошу… Кстати, почему он не офицер до сих пор?..
Потом меня отправили на курсы младших лейтенантов, а цензора «Красной звезды» понизили из полковников в подполковники и дали отставку. Эпизод этот рассказываю как анекдот. В. Федоров (Осинин), А. Коваль - Волков, полковники из военной печати.
* * *
Вы слышите?
По наледи шурша,
В шинелях, разлетевшихся крылато,
Морозом обжигающим дыша,
Шагают заполярные солдаты.
Две сотни ног – как будто две ноги.
Конца колонны в сумраке не сыщешь.
На лютой стуже смерзлись сапоги –
Железом громыхают голенища.
Кто сотворил, какой придумал бес
Колючую поземку плоскогорий,
Зеленое свечение небес,
Протяжный ветер северного моря?
Опять луна от холода бела,
И белая дорога под ногами.
И песня за сугробами легла,
Прижатая летящими снегами.
Здесь все до срока нежность берегут.
Слова просты и шутки грубоваты.
Нас жены ждут…
А может быть, не ждут,
Но в этом мы совсем не виноваты.
Когда приносит письма старшина
И дышит на озябшие ладони,
Мне чудятся:
лесная тишина,
Полозьев свист и свадебные кони…
Пока не встанет медленный рассвет,
Пока не грянут полковые трубы,
Нет прошлого и будущего нет,
Есть только ты, твои глаза и губы.
Вы слышите, как воют провода,
Как дизели работают с одышкой?
И к нам приходит солнце иногда,
Похожее на атомную вспышку.
Летит метель над всем материком,
В такие ночи женщинам не спится.
И твердый снег визжит под каблуком
В безмолвии арктической границы.
___________
04.07.63. Архангельск.
Галка!
Я еще раз официально заявляю, что твоё молчание становится преступным. Наверняка тебя баянист (или балалаечник) Бычков катает на мотоцикле. Ну и пожалуйста!
Полтора месяца я в Архангельске. Полтора месяца от тебя полтора письма и один звонок. И пожалуйста не ссылайся на занятость. Не так уж сильно ты занята – я знаю.
У меня всё то же: приходится много работать на газету. Попробовал взяться за рассказы – ничего не получилось. Разучился.
Почти ежедневно выступаю. Язык намозолил.
Недавно был в гостях у секретаря горкома. Там собрались обкомовские работники. Я пришёл голодный и выпил «штрафную» за опоздание: 2 стакана водки. Закуски почти не было. Я, конечно, потерял способность быть дипломатом и показал им кузькину мать – и вообще, на что способны русские поэты. А потом гордо удалился. После этой истории остался какой-то неприятный осадок. Я им заявил, что они все фальшивые и всю жизнь врут. Их женщины кидались на меня с визгом, а я посоветовал им, женщинам, не вмешиваться в серьёзные разговоры, а заниматься своими женскими делами. Все рыдали, оскорблено и негодующе. Единогласно решили, что я «жестокий», «эгоист», «Не люблю людей», и т. д.
Всё это, наверное, правда: я не люблю плохих людей и серых не люблю.
05.07.63.
Читал речь Хрущёва на Пленуме. Грустно стало. Гайки затягивают всё туже. А самое скверное то, что опять стало холодно в Архангельске.
Выступал вчера перед учителями в Доме политпросвещения. Вместе со мной были все архангельские писатели. Эта группа – воплощение творческого бессилия и самодовольства. У меня уши краснели от их бесстыдства. И ведь находятся люди, которым их жалкое словоблудие нравится!
Больше не буду выступать вместе с этой сворой. Надоело.
На обсуждении сборника стихов в Архангельском отделении С.П. СССР осенью 1962года («Последние солдаты», не издан, через 3 года вышло «Напутствие» в Москве) некто Энтина из отдела пропаганды обкома буквально рыдала:
- Не давайте нашим детям эту ужасную книгу!.. Это кошмар, пессимизм…Я ничего подобного не читала и не хочу читать. Все черно, никаких просветов.
Тогда же сочинил о своей солдатской судьбе:
«Погоны без единого просвета
И даже без надежды на просвет».
НА ПЕРРОНЕ
Нынче небо нависло низко,
В тундре пасмурной – ни огня,
На перроне Северодвинска
Бестолковая суетня.
Полушубки
и полушалки,
Здесь – зима,
там – в помине нет.
Вам в пути продадут фиалки,
Спросят гривенник за букет.
Скорый поезд…
Он будет мчаться,
Мчаться мимо моей судьбы,
Будет вздрагивать
и качаться,
Пересчитывая столбы.
Поезжай,
раз твоя удача.
Передай там моей жене:
Пусть она не грустит, не плачет,
Не тревожится обо мне.
Пусть не хмурится молчаливо –
Не предам я и не солгу,
Только сделать ее счастливой
Я, наверное, не смогу…
Видишь? Ветер сгоняет тучи
В электрические стада.
Расставание
неминуче,
Не на месяцы –
на года.
Расставание
неминуче –
Я зачислен в четвертый взвод.
Передай:
Не каприз, не случай –
Это время меня зовет.
Ни прощальных речей,
Ни вздохов,
Лишь у женщин в глазах испуг.
Плохо им.
Понимаешь?..
Плохо.
Плохо так,
Словно умер друг.
* * *
Мне нравится
солдатская столовая,
Ее непритязательный уют,
Здесь парни
длиннорукие, здоровые
Хлебают щи
и чай до пота пьют.
Мне нравится
солдатская столовая,
Помятых мисок приглушенный гром.
Ушастые сидят,
круглоголовые
Ребята за обеденным столом.
Они сидят,
касаются плечами,
Неспешно рассуждают про дела,
Они едят,
совсем не замечая,
Что изморозь на стенах расцвела.
Рванули дверь –
пружина зазвенела,
Холодный ветер низом потянул –
Весь красноносый,
весь заиндевелый
В столовую ввалился караул.
Они сюда являются не в гости:
«Налей еще!» -
Других претензий нет.
Здесь шутят ядовито, но без злости.
И повар
не краснеет за обед.
* * *
Кривые сосны, рыжее болото,
Песок и море с четырех сторон.
Не часто прилетают вертолеты
На дальний остров, в наш дивизион.
Не часто прилетают вертолеты,
А мы их ждем.
А мы их очень ждем.
Закончены ученья и работы,
А мы стоим и курим под дождем.
Мы видим море,
А за морем где-то
Лежит земля, доверенная нам,
Порученная ротам и ракетам
И нашим обмороженным рукам.
Спокойны заполярные широты,
Едва – едва шевелится вода.
Не часто прилетают вертолеты,
Но все же прилетают иногда.
Как мы скользим, сбегая по откосу,
Как прыгаем и шлепаемся в грязь!
Газеты, сухари и папиросы
На плащ- палатках тащим, торопясь.
Уже и почту выдали пилоты,
Но все равно до самой темноты
Мы ходим, ходим возле вертолета
И смотрим на поникшие винты.
01.06.63.
Галюка!
Мне опять туго. Все озлобились на меня после совещания. Мгновенно решили, что я уже зазнался. Я тут недавно выступал в пединституте – так «стукачи» просто взбесились. Усиленно делают из меня местного Евтушенко, доносят, звонят, шпионят. Уже таскали меня и на политотдел (но не смогли придраться), и к секретарю Обкома партии. А я по глупости дал им в руки козырь: встречаемся с Женькой (он сейчас здесь) и ужинаем в ресторане «Север» (кафе закрыли на ремонт). Сразу же мне приписали зазанайство: дескать, солдатским хлебом брезгует, в казарму не ездит питаться. Дело дошло до того, что собираются мне не присваивать офицерское звание, не увольнять в запас, из редакции выгнать и сослать ещё на полтора года на острова.
Пока не знаю, чем это кончится. Назначили расследование моей преступной деятельности.
За новые стихи тоже треплют. Посылаю их тебе. Едят меня за второе: «Плохие наступили времена».
Хорошего за это время было мало. Всё хожу, доказываю, что я не верблюд. Но, кажется, доказать ничего нельзя.
Правда, я совершил очень неплохое путешествие на Соловецкие острова, осмотрел монастырь, побывал на Секирной горе. Там чудесные виды! Надо нам с тобой съездить обязательно.
Написал несколько статеек для «Часового». Посылаю два первых, через два дня вышлю следующий номер с остальными.
__________
НАПУТСТВИЕ
1
Ничего,
Не впервые служим,
Грусть солдатам не по душе.
Стук подков,
холодок оружья –
Это было со мной уже.
Пусто в поле
и в роще голо,
Лед и снег на извивах рек.
Только я – человек веселый
И удачливый
человек.
Я, как гвозди,
всаживал пули
в центр мишени –
наверняка.
Ни на стрельбах,
ни в карауле
Не дрожала моя рука.
Знаешь,
Все это очень просто –
Так привычен солдатский труд! –
Подберут мне шинель по росту,
Боевой карабин дадут.
Эти беды – совсем не беды,
Не такое видали мы.
Не грусти,
Я к тебе приеду
Через две
или три зимы.
2
Меня военная машина
Везет неведомо куда,
Со мной сержантам и старшинам
Ну просто чистая беда.
Дожди слегка поморосили,
И снова высохла земля,
Дорога кружит по России,
Дорога пишет кренделя.
Как небо падает полого!
Какие зыбкие пески!..
Я рад:
еще одна дорога
Ложится пылью на виски.
3
Еще ты домом полон, полон.
Еще в тебе его тепло.
Но взвод шагает снежным полем –
И все вокруг белым- бело.
Солдаты в сумерки уходят,
Едва видны,
едва слышны.
И ты солдат,
и ты в походе –
И весь во власти старшины.
И ты уже не тот, вчерашний
Мальчишка с челкой до бровей,
Окопы роешь в мерзлой пашне,
Кричишь ребятам:
«Не робей!»
И ты в строю,
и ты доволен
И сам считаешь – повезло!..
Твои следы в пустынном поле
Шершавым снегом занесло.
____________
Была история на Кумбыше: пили в лесочке за огневыми позициями, отмечали день рождения Валерки Молодцова. Я выпил на стакан больше всех, т.к. проголосовали, чтоб остатки не делить, а отдать самому старшему. Опьянел. До вечерней поверки улегся спать. Утром меня вызвали к майору Шевченко, комдиву.
- Пили вчера?
- Пили.
- Где, с кем и сколько?
- Грамм триста, водку, в лесу. А с кем - не могу сказать. Это донос, а я с детства не приучен.
- Я вам приказываю! Мне нужно узнать пути проникновения спиртного на остров.
- Я отказываюсь.
- Отказываетесь выполнить приказ?
- Да.
- За это - под трибунал. Вот вам бумага, пишите, что отказались выполнять приказ.
Написал. Потом рассказал ребятам, Вечером с секретчиком обшарили весь кабинет, бумажку не нашли. Только когда майор уехал с дивизионом на учения, сняли скатерть со стола: под зеленым сукном лежала моя бумажка. Что называется, « положил под сукно» - и сам, наверное, забыл.
В белую ночь не спалось, спорили о честности, морали и т.п.
- Бросьте вы все это – сказал Молодцов, - Более честного и прямого человека, чем Жданов, я не встречал. Даже странно, не глупый же, как будто, с высшим образованием. Святой мужик какой-то… Хотя, конечно, водку мог бы и мне отдать. День рождения то мой!
Нечто подобное прозвучало на семидесятилетии Л. Левина. Присутствовали - М.Алигер, А.Штейн, Л.Либединская, А.Анфиногенов, Е.Синицын с любовницей и еще человек десять.
- Выпьем за самого честного человека в «С.П.», - сказал Левин, - за Игоря Жданова. Поэта и редактора.
- Да, я это неоднократно слышала, - поддержала М.Алигер. – А еще его звали раньше – «самый младший старший редактор».
Мне было немного странно, потому что сам-то я себя лучше знаю: сколько раз смолчал, не выступил. Не дал по морде, соврал, поддакнул… Да и глупо просто быть «исусиком» в наше время, когда «добро должно быть с кулаками». ( С. Куняев)