Отражение

Инна Олейник
В девять часов вечера совсем темно уже. И густая октябрьская прохлада, безусловно, этим пользуется. В такие холодные вечера непроизвольно ускоряешь шаг и, свернув пальцы в неловкое подобие кулака, прячешь их в крохотные карманы куртки. Забавно, но в такую погоду, совсем не хочется курить или переключать музыку в плеере, или говорить с кем-то по телефону. Не то, чтобы не вынимать все из тех же карманов озябшие пальцы, не то, потому что некоторые, побывав на улице, получают хоть мало-мальскую долю витамина «Дэ», а мне приходится всё и без того не очень солнечное время суток проводить на работе, которую мы с коллегами условно прозвали «бункером», поскольку в рабочее время у нас строгий запрет на выходы из помещения, а в самом помещении практически нет окон. Потому моя коммуникативная активность, да и вообще активность, снижается практически до нуля.
Дорога от «бункера» до ближайшей транспортной развязки проходит вдоль мрачных стен завода Южкабель. Улица несколько оживает в утренние часы, когда на работу по ней торопятся, такие же, как я, рабы своего страха, но вечером здесь настолько пустынно, что, как говорят, хоть голым бегай. Стены забора, обнесенные колючей проволокой, похожи на уставших от одиночества невольных свидетелей редко проходящего человеческого силуэта, неловко скользящего тенью, создаваемой далекими фонарями небольшой электростанции завода. Она находится по другую сторону дороги. Гул, издаваемый электростанцией и редкий лай бездомных дворняг, которых иногда подкармливают небезразличные уборщицы близлежащих предприятий, - единственные звуки, нарушающие кладбищенскую тишину свалки, которая располагается в аллее за зданием электростанции. Обычно мой путь к работе проходит сквозь заросли этой аллеи- свалки, поскольку дорога обманчиво кажется на полминуты короче, но все же по темноте идти там одной немного стрёмно. Поэтому сегодня я, укутав шею в воротник и вжав голову в плечи, предпочитаю идти вдоль улицы, освещенной парой-тройкой тусклых фонарей.
Голова гудит, толи от усталости, толи от треска электростанции, пустая настолько, что при всем желании вряд ли можно поймать там какую-то мысль. Возле Южкабеля поворачиваю налево, перехожу железнодорожные рельсы, где начинаются 10-15 метров невообразимой тишины. Не знаю, почему, может быть, от того, что со всех сторон эта тропинка окружена деревьями и забором, или по каким-то другим причинам, но здесь всегда очень тихо, настолько, что невозможно ни о чем думать, кроме этой тишины, и каждый раз удивляться ей. Здесь забываешь даже о холоде. Невероятное ощущение пустоты, отсутствия страхов, да и самого себя.
Миновав перекресток, пересекающий тропинку, заметно оживление. Свет фонарей, отраженный в лужах,  расходится кругами, когда в них наступаешь. Их там всего два, потому и не видно всех луж, переступая одну, непременно угодишь в другую. Здесь уже слышны звонки трамваев, гудение, спешащих домой автомобилей, крики пьяных мужиков, доносящиеся из забегаловки, расположенной рядом с трамвайной остановкой. Я  в наушниках, мне ничего не слышно, но стоит только вытащить их из ушей, как в то же мгновение становится ясно – я знаю все эти звуки наизусть, я знаю наизусть все запахи, и, наверное, если мне завязать глаза, то я с точностью смогла бы определить место своего нахождения.
В это время трамваи ходят не так часто, как днем. Приходится ждать минут двадцать. Не факт, конечно, что пребывающий трамвай окажется именно тем, который довезет тебя до нужной остановки. Часто случается так, что при остановке трамвая, из него выскакивает кондуктор и громогласным голосом, перекрикивая «Золотые купола», доносящиеся из забегаловки, оповещает, что трамвай едет только до ХТЗ. Почти пустые два вагона беспрерывного дребезжания отправляются в пункт назначения, а тебе приходится ждать следующий трамвай, и остаётся только надеяться на то, что его не постигнет участь предыдущего.
Я могла бы поехать на метро, это экономнее по времени. Но с недавних пор у меня случилось паническое недолюбливание подземной езды. Это чувство – некое подобие страха. Когда едешь по тёмному подземному тоннелю, все чаще складывается впечатление полнейшего отсутствия самого себя, будто ты спустился в метро и исчез. Всматриваешься в глаза пассажиров, уткнувшиеся в стены вагонов, пестрящие всевозможными рекламными плакатами, и понимаешь отчетливее, что их тоже нет, они спустились в метро и исчезли.
Но я стою на трамвайной остановке. Я хочу ощущать себя. Я хочу быть…
Трамвай, покачиваясь и практически зевая, подскакивает к остановке, из его железного брюха вываливается пара-тройка пассажиров. Кондуктор, переходит из вагона в вагон. Значит, мы наконец-то доедем до конечной. Сажусь у окна, с той стороны, где сиденья стоят в один ряд (почему-то не люблю, чтобы кто-то сидел рядом и в то же время не люблю, чтобы рядом было пустое сиденье). Оплачиваю проезд, по давнишней привычке отказываюсь от билета. И теперь могу спокойно полчаса лицезреть вечерние заоконные пейзажи вдоль трамвайных путей. Трамвай движется медленно при всем своем желании, точнее желании машиниста, время от времени прибавляя скорость. Не смотря на то, что путь пролегает вдоль нескольких заводов, природы здесь гораздо больше, чем в жилых районах города. Если смотреть вперед, то выходит, что мы едем по еле различимому в блеклом свете фар огненному коридору. Будто этот коридор существует только в то мгновение, пока фары трамвая его освещают. Но стоит потоку света хоть на миг исчезнуть, просто мигнуть из-за перебоев с электричеством, как огненный тоннель исчезает и становится пустотой.
Напротив меня сидит мужчина. Я вижу отражение его профиля в стекле. В одно мгновение я попыталась рассмотреть его лицо в отражении, но трамвай выехал на открытую площадку. С одной стороны не было деревьев, потому что шла дорога к какому-то из тех заводов промышленной зоны, вдоль которой каждый день семенили практически «мерным пёхом» трамваи, с другой – автомобильная дорога, ведущая к автовокзалу. Дорога была хорошо освещена, фонари стояли в ряд, будто новые, словно через каждые 2-3 метра. Отражаясь с моей стороны, казалось, что фонари пробегают сквозь этого мужчину, как будто проходя сквозь него, будто он и есть отражение. За автомобильной дорогой появилась электричка, она ехала немного быстрее трамвая и «пропарывала» профиль незнакомца с такой же легкостью, как и фонарные столбы. На мгновение я обратила внимание на собственное отражение. Свет придорожных фонарей и свет из окон электрички был не то, чтобы очень ярким или каким-то особенным. Нет, ничего подобного. Но отражение всей этой заоконной картины без всяких усилий протыкало моё собственное отражение, отражение мужчины напротив, отражение всего вагона,  мне стало как-то не по себе. Я даже немного вздрогнула, словно холодком по спине пробежало ощущение, что весь мир – всего лишь отражение в стекле грязного доисторического трамвайного вагона…
Трамвай резко остановился. Это была конечная остановка, оттуда мне идти минут пятнадцать, пересекая три автомобильных полосы и железную дорогу, по которой пять минут назад проехала электричка. Я достала сигарету, подкурила и побрела в сторону дома.