Пусть темнота скрывала дрожь внезапной неги,
Прикосновение боль рождало неуместностью своей...
Живым остался он не силой духа - силой бега,
Оставив право прикасаться к чувству только ей...
И бегство было вовсе не позорным,
скорее это было бегство вопреки
остановившись в месте бледно-черном
Он написал последние стихи
А после самосуд, в угаре ложной фальши,
Все против и свечой нагрев сургучную печать,
Скрепил приказ и руки отрубил свои уйдя подальше
Гильотины шнур зубами дернув, чтобы не кричать...
И в шоке оставалось только слушать,
А значилось в приказе не по месту строго:
Безрук, безмозгл, влюблен по уши.
И есть ему одна казенная дорога...