Посвящается Ирине Васильковой
«И руки особенно тонки, колени обняв…» Н. Гумилев
«Эту избу на крыльце с собакой словно я вижу в последний раз» С. Есенин и т. п.
Поэт один в своих стихах хозяин!
Он миру целому — вершитель и творец.
Читатель ждёт, волнуясь, рот раззявил?
«Морозы-розы» — скушай, братец, наконец!
Познав природу пушкинской свободы,
Поэт живет бесстрашно, ветру встречь,
и говорит с царём или с народом —
земным законам неподсудна его речь.
В тех небесах, что лишь души очами
видны, он эдак и вот так парит,
сам создан из стихии слов, ночами
что хочет с ними — и стихи из них — творит!
За шумом звука, за пустой вертелкой знака
вдруг свет иной Вселенной заблестит:
комета Блок бьёт в бок систему Пастернака,
звезда Есенина падучая летит,
вот Пушкин — нестерпимый всплеск Сверхновой,
вот Маяковский — чёрная дыра.
кольцо Кольцова вкруг звезды Рубцова,
астральной пыли многогласая игра…
Протуберанец Лермонтова грозный
планету Фета в сферу атмы бьёт,
в сиянье Северянина морозном
брюсинки водят соллогубов хоровод.
В астральной зодии болиды Бальмонт с Белым
как братья-близнецы летят, поя,
метеоритный дождь — Марина, Белла,
Людмила, Мирра, Алла, Зульфия…
Плывут гиганты Бунин и Набоков —
мерцают синим пламенем бока.
Шар Гумилёв глядит голубооко.
Учеников небесная река.
Там Мандельштам, туманностью увитый,
и Заболоцкий, в ужасе игры,
несётся бешено как бочка с динамитом,
и молча ухает в Ахматовы миры…
Поэт творит, четырёхтомник Даля
обняв,
Ожегова и Лунин «Новояз».
То весь в медалях, то в пивной скандаля,
то подыхая, то пускаясь в пляс!
Но рот окроет — загляни, будь буддой!
Там сразу вся Вселенная видна.
Пусть зев забит и искажен простудой —
О Зевс, как дивно восхитительна она!
Вон он один выходит на дорогу.
Редактор, сгинь, подальше от греха!
Ложись, читатель, спать, побойся Бога.
Так вечен Млечный Путь.
Так ночь тиха…