Продолжение. Начало http://www.stihi.ru/2012/10/06/6402
Монастырь рос, должен был оформляться. Братия ждала, чтобы Сергий стал игуменом. А он отказывался.
«Желание игуменства есть начало и корень властолюбия», - говорил он. Но монахи настаивали, пришлось уступить.
В монастыре был еще тип «особножительства», - каждый существует собственными силами. Даже была личная собственность. Сергий наблюдал за духовной жизнью братии, был исповедальником.
Вообще, как игумен, он, видимо, не внушал страха, а вызывал чувство поклонения, внутреннего уважения, и этим воздействовал на окружающих.
В первые годы существования обители ощущалась сильная скудость и нехватки.
Епифаний приводит случай, когда Преподобный три дня оставался без пищи, а на рассвете четвертого пришел к одному из учеников (Даниле), у которого, как он знал, был запас хлеба, и подрядился за гнилой хлеб срубить ему сени к келье.
Это показывает, что в обители было правило – не просить подаяние. И примером в этом был сам Преподобный.
Однажды братия даже зароптала от острой нужды. Но Преподобный увещевал их, говоря: «Благодать Божия не без искушений бывает; по скорби же радости ожидаем. Сказано: вечером возводится плач, а заутро радость». И тут же послышался стук в ворота – приехали возы с хлебом.
Постепенно вокруг обители стали селиться крестьяне.
Простота, великая сердечность Преподобного, отзывчивость на всякое горе и ничем не сломимая вера в заступничество Сил Превышних, ясная радостная бодрость привлекали к нему всех и каждого. Не было отказа в его любвеобильном сердце, все было открыто каждому. Каянный язык отказа и отрицания не существовал в его обиходе. «Дерзайте»,- было его излюбленным речением. Для самого скудного и убогого находилось у него слово ободрения и поощрения. Лишь лицемеры и предатели не находили к нему доступа.
Можно утверждать, что Сергий нашел путь к сердцам не чудесами, о которых запрещал говорить, но своим личным примером великого сотрудничества, как в большом, так и в малом. Его слово было словом сердца. Сила его убеждений заключалась в незримой, но ощутимой благодати, которая излучалась из его облика, умиротворяюще и ободряюще влиявшего на всех приходивших к нему. Не произносил он длинных речей, говорил кратко и убедительно. Нигде нет указаний на гнев, даже на возмущение, он умел быть твёрдым и требовательным, но без насилия. Он никогда не жалел себя. Преподобный безошибочно разбирался в способностях и душевном складе учеников и поручал каждому задачу по силам его.
Каждодневность не притупляла его чувствований, сердце его отзывалось на все вопросы жизни. Его учение не отрывало от жизни и считало труд, как основу жизни.
Монастырская община не нуждалась теперь как прежде. А Сергий был всё так же прост, беден, нищ и равнодушен к благам. Таким он оставался до самой смерти.
Елена Ивановна Рерих приводит пример, как один крестьянин приехал в обитель поговорить с игуменом. Ему указали на нищего старца в огороде, копавшего заступом землю. Крестьянин не поверил. Но велико же было его удивление, когда он увидел, как приехавший князь почтительно разговаривает с этим чернецом. Но Сергий одобрил его.
В начале монастырь на Маковице был особножительный. Но с ростом общины братии это становилось неудобным. Возникала разность в положении монахов, зависть. Преподобный же хотел более строгого порядка, приближающегося к первохристианской общине.
Житие Епифания упоминает о видении Преподобного – первым по времени – связанном именно с жизнью обители.
Однажды вечером в келье на молитве он услышал голос: «Сергий!» Дивный свет лился с неба, и в нем Сергий видит множество прекрасных, неизвестных ему ранее птиц. Тот же голос говорит: «Сергий, ты молишься о своих духовных детях: Господь принял твою молитву. Так умножится стадо учеников твоих, и после тебя они не оскудеют».
Это видение, быть может, еще больше укрепило Сергия в необходимости введения общинножительства.
На первых порах пустынножители не руководствовались никакими правилами и уставами, но имели лишь живой пример истинного подвижничества в лице его основателя. Но по мере роста Общины Преподобный должен был ввести устав общиножительства. Он сам назначал на работы, сам строго следил за исполнением правил общинного жительства как со стороны старящих, так и со стороны младших иноков. От старших он требовал быть милостивыми и не гневливыми, младшим же братьям заповедовал исполнять в точности предписания правил. Иерархическое начало в полной мере проводилось в его обители, но нигде не указывалось на насилие над индивидуальностью учеников.
Конечно, эта община далеко отстояла от общины Будды. Но это был большой шаг вперед в развитии духовной культуры и дисциплины на хаотически разрозненной, устрашающейся набегов татар, недисциплинированной Руси 14 века.
Но не все были довольны Сергием в монастыре. Некоторых это связывало и стесняло. Кое- кто даже ушел. Низшая природа людей давала себя знать. Это касалось и старшего брата Сергия – Стефана.
Стефан в духовном плане был намного ниже Сергия и завидовал брату. Однажды во время службы он высказал это одному иноку. Он считал себя достойным быть игуменом. Это слышал Преподобный. Дослужив службу, Преподобный не вернулся в келью, а никому не сказав ни слова, вышел из монастыря. И тут может возникнуть вопрос. Он оставил обитель, где провел столько святых лет, из- за резких слов собственного брата?
С обыденной точки зрения он совершил загадочный шаг. Игумен, настоятель, «водитель душ – как будто отступил. Оставил пост. Оставил водительство. Конечно, он мог бы смирить недовольных. Но насилие не было свойственно ему.
Но как мы можем знать его чувства? Мы можем лишь предполагать, что сказал ему его внутренний голос. Ясная, святая вера, «что так будет лучше». Может быть вопреки малому разуму, но – лучше. Чище. Если зажглись страсти, кто – то мне завидует, считает, что ему надо занять мое место, то пусть уж я уйду, не соблазню, не разожгу страсти. Если меня любят, то любовь свое возьмет, пусть медленно. Если Бог мне так повелевает. Он уже знает – нечего раздумывать.
Возможно, такие мысли были в голове у Преподобного. Мы не знаем. Мы можем только предполагать.
Окончание следует.