Так оставьте в покое мою неприкрытую нежность!..
Этот желтомимозный, этот гибельный дар на краю
то ли ночи вискозной, поруганной, но безмятежной,
то ли утра, с которым проводим усладу мою.
Мимоходом – и в день, мимолетом – и в громкие будни,
слишком громкие, чтобы расслышать шажки муравья.
Город сплюнет рассвет на застиранный мятый нагрудник,
грязью из-под колес освежив ротозея меня.
И пойду… и пойдем, потечем, проникая сквозь двери
разночтивых табличек с названьями мнимых контор.
И никто никому ни за что никогда не поверит,
что мажору предшествовал душеразящий минор.
Так оставьте в покое мою непристойную нежность!..
Зазевался, забыл, как на молнию брюки закрыть,
и стою, вот он – я, оголяя свою безмятежность,
что еще не успела от ночи развратной остыть.