У хаты вечерами под окошком
Кирпичная завалка горяча.
Старуха на коленях гладит кошку,
Ссутулившись, с дохою на плечах.
Заткнув седую паклю в тьму убруса,
Горбатой дрожью пальцев подвязав,
Всё чаще думой чахнет об Исусе
В слезящихся и вытцветших глазах.
Давно посели куры на насесте
И тухнет за долиною закат...
Старуха дремлет, снится ей невеста-
Полвека с гаком дымных лет назад.
Невеста та - забориста, визглива...
Задорливый и ливистый баян,
И длинный стол с закусками под сливой,
И суженый от счастья в стельку пьян.
Вечерний лай встряхнув её, пробудит.
Уж сумрак в ноги стелется густой.
Толкнётся сердце вяхливою грудью,
Пошаркает к светёлочке пустой.
Нетопленная печь, в углах прохлада,
Но, на дворе апрель и есть доха,
И Мурка - рыжехвостая отрада
Мурлычет ей в костлявые бока.
Давно ей вышли радости простые.
Лишь с пенсии коляска колбасы,
А когда ест, то думает о сыне,
Что удавился у речной косы.
Слеза кислит в сухом колбасьем вкусе,
И с сухарями узел развязав,
Всё глубже чахнет думою к Исусу
За сына в остеклянненых глазах.
Внучата повзросли и позабыли,
По свету их метелью разнесло,
А муж, уже лет тридцать как в могиле
И не с кем перебраться парой слов.
Он сильно пил и бил её оглоблей,
Кирзою и извилистым кнутом...
Хоть рёбра на погоду воют болью,
Но сердце не помянет уж о том.
Трещит линейка* - тьму за притуль крошит,
А за стеной петух уж говорит.
Стоит старуха горбясь у окошка,
С тоскливым поджиданием зари.
Уже плоха и травный взвар не лечит,
Шумит весенний ветер над селом...
Дохою зябко вздрагивают плечи,
А губы сами шепчут о былом.
7506-е лето