Чайка и мы
моему молчаливому поколению
Мы живем в некрасивой вселенной.
Держа розу за горло,
пламенеем
в чёрных стеклах метро.
Придёт смерть, вся в золоте,
и выключит свет
в конце тоннеля.
Держа розу за горло,
обречённо
ожидая радостных дней,
здоровьясчастьяидолгихлетжизни,
мы вылезаем на белый свет,
и радужное солнце
с размаху
бьёт нам в лицо.
Чайка по имени Джонатан Ливингстон
и СУ 27-й
совершили совместный полет
на авиасалоне в Ле-Бурже,
причем к Джонатану был приторочен
чёрный ящик,
а СУ 27-й
исчез с экранов радаров
и появился вновь спустя две недели,
усталый, но счастливый.
Чайка же была закуплена на корню
концерном «Мицубиси».
...Мы говорим тишиной,
Мы слушаем звуки дождя,
разбивающегося о крыши автомобилей
и отдающего жестяным блеском.
Мы ждём летних сумерек,
осеннего тумана, зимней слякоти.
Полная взглядов луна
кокетливо пялится
нам в ответ,
посылая весёлые серые лучики
в сердцевину людей и вещей.
Холод продают в прозрачных
вакуумных упаковках.
Холод душевный — дешевле.
«Отчего люди не летают? —
спрашивала упомянутая птица
до того, как стала утешением
Императорского Дома Мицубиси.
— Как приятно в ноябрьском тумане
пронестись над морскою гладью,
взорвав тишь».
...А смерть надвигается.
У неё золотые одежды
и способность придавать всем предметам
"качательность и обоюдоострость".
У смерти довольно нелепый вид,
но она сохраняет достоинство
и старается не портить песню (и воздух).
Воздух трепещет.
В нём висят и срываются жестяные капли дождя.
СУ 27-й постиг свою дхарму
и не хочет возвращаться на аэродром,
несмотря на то, что у него
давно уже кончилось горючее и небо.
Су 27-й — истинный адепт,
со всеми вытекающими из топливного бака
последствиями.
А мы? Да-да, мы, его пассажиры?
(СУ 27-й летит по тоннелю,
его маршрут — отсюда и в Вечность.)
— Держа розу за горло,
мы надеваем золотые одежды
и выключаем свет.
«Сюжет для небольшого рассказа», —
хрипит на невербальном уровне
Джонатан Ливингстон.
Последний кадр:
жестяная радуга
восходит над кладбищем
брошенных автомобилей.
Разумеется, «чаек».
1998