Ты ждал этого дня, как судного…, какое-то метафизическое чувство говорит тебе о том, что он в объятиях родного своего, и…., что нет там объятий души.., есть взаимонаправленное сплетение рук и омовение слезами…
Самая чистая радость, по выражению немцев, – это злорадство, но, нет в тебе этого пресловутого злорадства…, ты привыкаешь к чувству отстранения, отстранения от него, хотя он и рядом…
Последние дни, даже месяцы, его, собственно, и не было рядом с тобою…, Новый год и две недели отпускных, сессия, с её тремя неделями невозврата, и некая неделя его возвращения из Монтревиля, наверное, повзрослевшего, но, от твоего взгляда укрыться не возможно, – похудевшего и превращённого своею нестриженностью в некое подобие молодой девчушки…, так его внутренняя суть выражалась во вне рвущимся наружу, на встречу Андрэ, женским обликом…
Неделя глазной перестрелки и последующих укрытий в траншее собственной души оставляет неизгладимый след на продавленной поверхности твоего сердца…, эта неделя полнейшего бездействия его, но, кто судья ему?, он уже в ином измерении, он уже на пути к Сведенборгу..., возможно, сердце его уже давно в Сведенборге, вырванное из собственной груди и вложенное в ладони Андрэ…
Он как – то появляется на работе, но это не он…, приходит и исчезает его тень… Не работаешь и ты…, ты поднимаешься к себе в кабинет и пытаешься устроиться как – то среди своих мыслей, которые звуком небесного горна устремлены все в сторону него…, ни в директорском, ни в гостевом креслах нет тебе покоя, тебя переносит с одного места в другое, и он чувствует .., он всегда чувствует все, и он приходит по разному пустяковому поводу с пустяковым вопросом , но, у тебя нет сил слушать его и смотреть на него…, ты уже проводил его в сердце своём..
Пятое марта…, он ещё не понимает, что ты отпустил его к родному…., уезжая на день в Монтревиль, он не понимал, что уезжал от тебя навсегда…, ты специально уходишь раньше с работы, раньше на секунду, чтобы не быть простреленным его глазами, ты давно не выдерживаешь его взгляд…, а, собственная слабость убивает тебя и опрокидывает навзничь ещё быстрее, чем воздействие из вне…
Ты уезжаешь…, восьмого марта, и ещё седьмого он звонит тебе, возвратившись из Монтревиля, с вопросом отработки пропущенного дня седьмого , и , ведь, ты же можешь видеть его, обонять его, на прощание обнять, умывшись слезою…, но, ты говоришь, что нет работы на восьмое число, до тебя ещё не доходит , что говоришь не ты, что ангел уже охраняет путь его к Андрэ, а ты -только средство этого охранения, смысл которого сведён к простой истине любви, выстраданной и выведенной тобою - если хорошо ему, значит хорошо и тебе…, именно это и даёт анестезию выдержать тебе операцию по пересадке твоего сердца…
Перрон... Глаза твои истерзаны любовью...
Купе стеклом вселенский холод приоткрыло...
Как пережить мне это горькое зимовье,
Как отогреть душою в сердце то, что мило...
Цветочек солнечный..., нет, лунный лепесточек...
К рукам безвестным ты уносишься в надежде...
Что ж, остается мне дыханье твоих строчек...
Я прошепчу и расцелую их, как прежде...