Август
Они снова расстались, и каждый из них находился в своей тоске по уюту оставленному в теплых июльских вечерах. Затем была жизнь, и она бурлила, отпечатывая на их лицах и висках все больше усталости и бега по нескончаемому кругу забот и дел.
Он - так по-семейному ответственный, она – в легкокрылой печали своей индивидуальности. Вот они две дороги, параллельные, и где-то в мире фантазий сливающиеся в единую стезю.
«Привет, мой хороший, добрый человек!» – ах как пронзительно это звучит и врезается в одиночество.
Затем, была семья, любимая конечно, потому, что безвыходность выбора заставляет любить этот выбор. Ведь человек сам наделяет его невозможностью что-либо изменить. А потом срастается с ним, и его решение прирастает к нему второй кожей, которая со временем неизбежно превратится в панцирь – ибо то, что пытается проникнуть сквозь, в самое сердце, противоречит однажды установленному.
Он, конечно, забывается, несется по жизни, иногда просит «жилетку», потом благодарит и снова на некоторое время пропадает. И панцирь крепнет, срастается с чем-то внутренним. Ты остановишь свой бег, когда-нибудь?
«Папа, папа! Солнышко уже встало! Пойдем скорее гулять! Давай скорее, посмотри какое солнышко!» - раз и волна умиления, раз и вторая набегает – тоскливая. От их столкновения, образуется искрящаяся пена где-то в груди, возможно, она иногда не дает свободно дышать – ведь пена не кислород, а только наполовину. Но все равно, хоть так, хоть наполовину. И вот уже, лопаются пузырьки и ты бежишь с горки нараспашку, потому что она одна из немногих, кто вдохновляет и наполняет смыслом твою жизнь. Вот и замок из песка. «Ты будешь коЛолем, а я – принцессой.. А давай, как будто, я тебя не послушалась и поехала в темный лес, где водятся волки, и вот я стою и не знаю куда идти, а волки уже подбираются и подбираются и стучат зубами страшно. И тут, вдруг ты прискакал, схватил меня на коня и мы быстро-быстро понеслись. А потом вдруг раз! И около нашего замка, а там уже дым из трубы и ужином пахнет. И я спрыгиваю с коня и бегу к маме и кричу ей: «Мама, мама, а папа меня спас! Мы снова вместе!»»…. О, моя принцесса, ты мой источник жизни, я буду спасать тебя, солнышко.
Последние дни августа бередят душу, как вечер воскресенья перед неизбежными буднями. Вот и лето только разогрело твои желания, ан нет, пора в желто-красные тона погружаться.
Ее основная задача – не сбиться с пути, не разомлеть от редких предложений встретиться, от телефонных звонков, где он называет ее детское имя – так чувствуешь свою уверенность. Ведь с маленькими как-то проще с одной стороны – можно все списать на детство. «Ты мой хороший человечек.. да-да .. конечно, очень хочу, но ты понимаешь, дела.. скоро, уже скоро, ты потерпи.. да-да очень хочу тебя увидеть». И она тянется к такому большому, важному и ответственному образу, и по-взрослому говорит, что все понимает (и прощает, и благословляет, и отпускает). Короткий гудок. Теперь через неделю, может две. «Телефон-автомат у нее, телефон на столе у меня, эта осень, это жнивье, талый вкус вчерашнего дня…».
Глаза, она часто вспоминает его глаза, взгляд. Ее несколько мистическое мышление подсказывает, что если она так часто представляет его и думает о нем, то он тоже думает о ней. А если так, то это взаимно! Ура! А если взаимно, то почему бы и нет? Почему бы однажды…? Потому что. Потому что где-то вышит именно этот узор. Она сама его загадала, когда-то под новый год. Как снизошло что-то - «мне бы мужчину-друга!». А там наверху, все просто – хочешь – получи. И друг появился, внезапно, через пару месяцев, она обратила внимание на парня, который вошел в аудиторию, с высокомерно запрокинутой назад головой, широким шагом, в свитере, как у геолога. Потом, второй раз, он появился на практике в их группе. Быстрый предупредительный взгляд: «Неужели этот тип в нашей группе… брр». Но тип, оказался вполне галантным и уступил лучшее место в аудитории. Потом, случайная встреча на вокзале и обмен всевозможными «а ты? А я .. вот здорово.. вот это совпадение…неужели? Да мы почти соседи…». А какой поток колкостей и юмора, бесконечного стеба друг над другом. А это почти на грани влечение. У нее иногда возникало ощущение, что ее просто пронзают миллионы колких частиц, которые, попадая в центр, наполняют его удовольствием. Смотришь в его глаза и понимаешь, что еще одна лишняя частица, последняя, которая через край, и твое тело сольется с его телом, а губы будут струиться нектаром колких частиц. И наступит рай. Да, именно Рай.
Электричка. Эта платформа, кажется, никогда не отпустит его образ. Столько раз они здесь встречались, созванивались, опаздывали, подшучивали друг над другом. Да, эта платформа просто пропитана той весной – сейчас, когда в одиночестве ступаешь по ней, ощущение, что он либо опаздывает, либо уехал, на только что ушедшей электричке. А она проходит ее всю, от края до края, чтобы убедиться, что его там точно нет. Нет, не проглядела. А вдруг все-таки не заметила. Эта чертова надежда.
Последнее время у нее возникает ощущение, что чем реже они встречаются, тем легче переносить разлуку. Такое впечатление, что яркость встреч на фоне привычной жизни выглядит как нечто фантастическое, а раз так, то и относишься к этому отдаленно. Ведь необходимо сохранить себя для проживания своей жизни.
Разбуди меня на рассвете ароматом кофе и жужжанием фена. Посвяти мне свое время, включи меня в наш общий танец. Давай пойдем рядом? Просто рядом. Взявшись за руки. Ведь нам не два года, и мы умеем ходить. Ах, как влекут Его дальние моря, но даже в просторах океана хочется верить, что есть безопасная пристань. Как быть, когда ей не нужны моря и шумные порты аэровокзалов, как выжить в листопаде сентября, чтоб сердце тихой гаванью звучало?
Август собирает последнее дыхание и отправляет меня в путь. Замечтавшись, я сбрасываю одежду своих ожиданий. Ощущение неприкрытости заставляет более тщательно рассматривать свое тело и отмечать малейшие подробности. Давно хотелось примерить шелковое длинное платье. Август как раз самый подходящий месяц для лилово-сиреневых тонов.
2012