Я родился и воспитывался в советской еврейской семье. Родители –
коммунисты «ленинского призыва» воспитали меня в духе пролетарского интернационализма, поэтому меня никогда не интересовало, какой национальности тот или другой из моих друзей или подруг: так только через 50 лет я совершенно случайно узнал по фамилии её матери, что одна из моих первых увлечений – еврейка-полукровка, у моей жены намешено столько кровей, но еврейской нет, но на этой почве у нас никогда не было проблем.
Среди друзей – кого только нет: и армяне, и татары, и греки, и, естественно, русские, украинцы, белорусы и евреи. Но, чаще, я и не знаю какой коктейль генов у того или иного товарища, нас сближает общность взглядов и интересов.
Мой двоюродный брат Михаил Бобровицкий (партийная кличка Метек), воевавший в Интербригадах в Испании и интернированный во Франции, был до оккупации Франции гитлеровцами обменен на пленного ксёндза, воевал в Войске Польском и занимал должность заместителя министра юстиции в правительстве Берута, по указке из Москвы сажал в тюрьму Гомулку, а по приходе последнего к власти был отправлен на генеральскую пенсию. Так он, проживший большую и сложную жизнь, под конец пришёл к выводу, что коммунисты переоценили роль интернационализма, забыв, что национализм имеет более глубокие генетические корни.
В нашей семье жила также мамина мама, моя бабушка Бруха Лейбовна, родившая одиннадцать детей, потерявшая в Отечественную войну троих сыновей, в том числе моего дядю-тёзку, памяти которого я посвятил стихотворение. Я хорошо её помню, она умерла в 69 году, не дожив до ста лет пару месяцев. Бабушка, естественно, была религиозна, но не фанатична, но справляла все праздники иудейской религии: Песах, Суккот, Йом-Кипур, Ханука, Пурим. Каждый вечер она молилась при свечах, читая по памяти толстый молитвенник, так как не знала в отличии от дедушки (он умер в 47 году) иврита. Перед молитвой бабушка обычно просила меня поискать на небе три звезды, верный признак начала нового дня. Я знал что и где искать: звёзды летне-осеннего треугольника – Вегу, Альтаир и Денеб.
Учился я легко, особенно мне давалась математика, а в ней я больше всего любил геометрию – задачи на построение. Я до сих пор помню построение пентограммы (пятиконечной звезды), вписанной в окружность. Почему-то в более поздних программах по геометрии ни у дочек, ни у внуков этой задачи не было. Построение гексограммы было значительно проще, достаточно было пробежаться циркулем по окружности. И вот на уроке черчения в седьмом классе я по собственной инициативе вычертил шестиугольную звезду, раскрасил её и принёс домой, поразив этим бабушку.
Я не знал тогда, что это звезда Давида, один из символов иудаизма, не знал о жёлтых могендовидах, которые нацисты заставляли носить евреев в покоренных странах Европы, не видел их на могилах еврейского кладбища в Малаховке, где был похоронен дедушка.
Что же толкнуло меня на создание этого символа? Гены? А может это простая случайность? И если бы не бабушка, никто не обратил бы на это внимания.
В дальнейшем, сталкиваясь в литературе и в жизни с многими талантливыми евреями, процент которых явно превышал все пропорции, я пытался объяснить это себе объективными причинами: борьбой за выживание, факторами истории, но отвергал исключительность еврейского народа. Это так пахнет национализмом. Так неужели всё-таки дело в генах?