СКАЗ О ГРАДЕ ПЕТРОВОМ
На Руси диковин бездна –
Здесь для них такой простор!
Счет вести им – бесполезно,
Об одной наш разговор.
Триста лет тому, чуть боле,
На Российский наш престол,
Покоряясь высшей воле,
Сын Тишайшего взошел.
Хоть и мал был Петр летами,
О земле своей радел,
И великими делами
Русь прославить он сумел.
Царь полезные науки
На чужбине изучал,
Набивал в ремеслах руки,
В общем, все на ус мотал.
Ну а Марсово ученье
Он в сраженьях постигал
И, хранимый провиденьем,
Часто в оных побеждал.
Слыл царь Петр оригиналом,
Чтоб Европы поразить,
Он задумал для начала
К ним окошко прорубить.
А к окну, чтоб уважали,
Крепость с храмом прирубил,
Тут в Европах задрожали:
Царь Московский задурил.
Исполин, ногой державной
Попирая невский брег,
Помолившися исправно,
Слово царское изрек:
«Здесь построим град портовый,
Чтоб морями он владел,
Дабы ворог – швед суровый -
Не топтал родной предел».
А места, где он замыслил
Возвести сей чудный град,
Были топки и лесисты,
Глушь, куда ни кинешь взгляд.
В темных водах челн-пролаза
Меж пустынных крался скал,
Лик луны циклопьим глазом
В белых сумерках блистал.
Острова, вода, болота,
Грязь, туманы и дожди.
Непосильные заботы
Ждали царство впереди.
Спор царь-плотник на работу,
С ним никто не забалуй.
Все вокруг пропахли потом,
И вельможа, и холуй.
Парадиз, Петрополь дивный
Под защитою святых
Не по дням, а по годинам
Рос, мужал, и мир притих.
Сад-усадьба мызы Сарской,
Летний дом и Летний сад,
Подчиняясь воле царской,
На Неве креп чудо-град.
Триста лет как это диво
Питербурхом нарекли.
Город вольный, горделивый,
Славный сын родной земли.
Одряхлевшую столицу,
Что горела что ни год,
Как постылую вдовицу,
Рад сменить царь-сумасброд.
Иноземец тороватый
Враз с поклоном поспешил
Не в московские палаты,
В Питербурх – так царь решил.
Государь указом строгим
Всей России предписал
Камень везть по всем дорогам
Только в Питер – там аврал.
В град Петра, теперь престольный,
За обозом шел обоз,
По нужде шли, подневольно,
Русь взнуздал Великий Росс.
Сыновей на смену гнали,
Раз костьми легли отцы,
Чтоб в суровых этих далях
Встали верфи и дворцы.
Небольшой дворец-подворье –
Две светлицы да причал, –
Гордо встав на самом взморье,
Петергофом зваться стал.
Как чертоги бога моря,
Взорам он затем предстал
И, красой Версалю вторя,
Мощь России утверждал.
Все в России жилы рвали,
Чтоб мужал Петровский флот
И чтоб недруги признали:
Питер – страж морских ворот.
Дабы дальше длилось действо,
Дабы детищу расти,
Крепость-верфь Адмиралтейство
Царь замыслил возвести.
Деревянное вначале,
Возрождалось зданье вновь,
Стройным шпилем увенчали
Строгий замысел Петров.
Легкий парусник на шпиле
Золоченою мечтой
Покрывает годы-мили
Над красавицей Невой.
Хитроумные бойницы,
Пушки на Неве палят,
Здесь, на западной границе,
Равелинов вырос ряд.
Но суда людей торговых
Без опаски морем шли,
Образцы товаров новых
И диковины везли.
Ведь не только бранной славы
Для детей хотел отец.
Изменить решил он нравы,
Запад взяв за образец.
«Питербурху не быть пусту» –
Население растет,
В пост говеет, ест капусту,
В праздник лихо брагу пьет.
Гость заморский, гость богатый,
Поспешая вел суда,
В Питер шелк, от нас – канаты,
Вина к нам, чугун – туда.
Царь, Голландией плененный,
Видел русский Амстердам,
Дав раздолье приглашенным
Иноземным господам.
Закружился в пестром танце
Отощавших кошельков
Рой наемных иностранцев,
Легкокрылых мотыльков.
Повара и гувернеры,
Брадобреи-ловкачи,
И мамзели, и сеньоры,
И трудяги, и рвачи.
Архитектор-итальянец
И голландец-садовод,
Каждый мастер-иностранец
Ищет к делу свой подход.
Знать по духу россияне
Были лучшие из них.
И звезда их засияла
В небесах, дотоль чужих.
Так, Трезини Доменико,
Что талантами был дюж,
Стали все Андреем кликать,
И Петровичем к тому ж.
Сам Растрелли, что с годами,
Безусловно, обрусел,
Город украшал дворцами,
Да и пригород успел.
Хронологию забудем,
Кто был раньше, кто поздней,
Служат их творенья людям
Сотни лет, до наших дней.
Петропавловка и Смольный,
Зимний вкупе со столпом,
Медный всадник беспокойный,
Биржа и Фонтанный дом.
Вязь оград, узор решеток,
Арки прочные мостов,
Облик твой и строг, и четок,
Город вечный, град Петров.
Колоннады и ворота
Здесь Ринальди создавал,
Росси поражал работой,
Фельтен мастерством блистал.
Но не только пышным блеском
Взоры Парадиз смущал.
Сам менялся мощно, резко,
И страну с собой менял.
Школьный класс, библиотека –
Грамотеев Петр ковал.
Строил церкви и аптеки,
Ничего не упускал.
От Кунсткамеры столичной
Счет музеи повели.
Начал царь с подарков личных,
Что в поклон ему везли.
На скрижалях буквам тесно,
Длинен список славных дел.
Все потомкам интересно,
Но у жизни есть предел.
Рубикон за Рубиконом
Русский царь переходил…
У судьбы свои законы,
Скорбный час, увы, пробил.
С императором прощаясь,
Петербург палил, скорбел.
Столько планов оставалось,
Город враз осиротел.
Обложили небо тучи,
И в покоях чехарда.
Коль страною правит случай,
Значит, ждет народ беда.
У царицы бал за балом,
Что-то рвется наверстать.
Город выглядит усталым:
Ну чего от бабы ждать.
А наследник, квелый духом
(Тезка деду не чета),
Не дела вершит, а слухи,
Не правленье – маета.
Тут пошла неразбериха:
Фаворит, правитель, шут.
Тот указы лепит лихо,
Этого на казнь ведут.
В Белокаменной ликуют:
Знать спешит из гиблых мест,
Сплетни новые смакуя
И злословя про невест.
С Анной вроде веселее:
Свадьба в ледяном дворце,
Скоморохи песни пели
С жуткой харей на лице.
Царедворцев кружат тени,
Всемогущий пал Бирон.
Ждут Россию перемены –
Дщерь Петра взошла на трон.
Чтя отцовы устремленья,
Дочь печется о стране,
На науку, просвещенье
Деньги ищутся в казне.
Русь талантами богата –
Грех на немцев уповать.
У самих ума палата –
Всяк Ньютоном может стать.
Взять хотя б архитектуру,
Так, навскидку, без времен,
Колоритные фигуры
Населяют Пантеон.
Воронихин знаменитый,
Стасов, Коробов, Старов,
Сам Захаров – вот элита
Русских зодчих-мастеров.
Первый русский академик,
С дедов-прадедов помор,
Без напутствия, без денег,
Вышел в путь из Холмогор.
В тайны кладовых природы
Он бесстрашно проникал,
Верил в светлый ум народа,
Мощь державы прославлял.
В Петербурге четверть века
На Олимпе он царил,
Но был смертным человеком
И в некрополе почил.
В мир иной Елизавета
В те же поры отошла,
Третий Петр сверкнул кометой –
Власть жена отобрала.
Хоть звалась она Вторая,
Первой ей пристало быть:
Государыня морская,
Все старались ей служить.
Так, Державин громогласный
Слух Фелицы услаждал,
Князь Потемкин, сильный, властный
Ей в покоях угождал.
Самодержица решила,
Что Таврический дворец
Для героя Измаила
По достоинствам венец.
В знак побед росли колонны:
Чесма, Наварин, Кагул.
Пали турок бастионы –
По Европам слышен гул.
Стала нашенской Таврида,
Крыма туркам не видать.
Видно, дамочка Фемида
Нам решила подыграть.
Чуть не век в покоях властных
Жил да был матриархат.
Век воинственный, опасный
И деяньями богат.
Что ж до Питера, царицы
Чтили детище Петра,
Украшали всяк столицу,
Хоть бранили севера.
Век осьмнадцатый кончался,
Пышным шлейфом подметен.
И в Европах намечался
Нешутейный спор и шмон.
За спиной Екатерины
Сын-наследник постарел,
В Гатчинских скучал куртинах
Гарнизон муштрой заел.
Отойдя от власти мамки,
Царь свою почуял власть,
Поселился в новом замке,
Но и здесь нашла напасть.
В Инженерном замке Павел
Злыми духами сражен.
Сын страной недолго правил,
Внук царем провозглашен.
Заговорщики у трона –
Отдыхает сам Хичкок –
Столько крови на короне,
Помогай России бог!
Александр прекрасно начал,
Либеральничал слегка.
Может, все пошло б иначе,
Не намни нам враг бока.
А беду не нужно кликать…
Корсиканец в раж вошел.
С жадной разношерстной кликой
На Европы страх навел.
Подошла орда к России,
В двух столицах непокой.
Чтобы ворога осилить,
Нужно всем ввязаться в бой.
Питер шлет полки, депеши,
Царь Кутузова призвал.
Стали армии, как флеши,
Накатил девятый вал.
Всполошились нешутейно,
Нет, Москве не устоять.
Порешил совет Филейный
Супостата наказать.
Как взмахнул народ дубиной,
Бонапарт коня загнал…
Славя подвиг исполина,
Питер строил и ваял.
Триумфальной Нарвской аркой
Город гвардию встречал.
Он героям схваток жарких
По заслугам воздавал.
Через двадцать лет ворота
В честь победы над врагом
Увенчали кони Клодта,
Ника с лавровым венком.
Сослуживцам льстя любезным,
Царь, хоть время и прошло,
Надписью почтил помпезной
Вход их в Царское Село.
Над Генштабом взмыв в сикстиге,
Ника прославляла мир,
Сбросили народы иго,
Пал поверженный кумир.
На Дворцовой многотонный
Поднят столп на постамент.
Александровской колонной
Назван этот монумент.
Попирает ангел змея:
Миром зло побеждено.
Вечная как мир идея –
Побеждать добро должно.
В жизнь Казанского собора
Корректив внесла война.
Под потери злобной своры
Часть собора отдана.
Здесь знамена и штандарты,
И ключи от городов,
Жезл Даву, штабные карты –
Все добыто у врагов.
В склепе храма прах великий –
Сам Кутузов погребен.
Спит герой, святые лики
Берегут тот вечный сон.
Все же смерть над ним бессильна,
Пред собором, час настал,
Бог войны, герой России,
Поднят был на пьедестал.
Всех почтить – наград не хватит
И колонн не напастись.
Под огнем все люди – братья,
В мирной жизни – сам крепись.
На французов перли скопом,
Погеройствовал народ,
Посмотрев на жизнь в Европах,
Думал, здесь на лад пойдет.
Разоренная войною
Надрывалася страна,
Жизнь могла бы быть иною,
Рабство – вот всему вина.
В тайных обществах крамола
Буйным цветом расцвела
Часть дворян, врагов престола
К бунту армию звала.
Знаем все про декабристов,
С кем дружили, как росли,
Где впитали дух Капниста
И Радищева прочли.
Размышляли о высоком –
Конституция, народ,
Но, видать, не вышли сроком,
Да и кто дворян поймет.
Подгадали под присягу –
Пересменку у царей,
Демонстрируя отвагу
Стала гвардия в каре.
Злой картечью разметало
Даже тех, кто рядом был.
Зря на милость уповали –
Царь испуга не простил.
Пять могил на Голодае,
Звон кандальный, рудники.
За народ они страдали
От народа далеки.
Пораженье неизбежно,
Строй изгоев наказал.
Декабристов дух мятежный
Над столицею витал.
Дерзновенный юный Пушкин
Слову вольности внимал,
С музой, ветреной подружкой,
Песни первые слагал.
В царскосельских рощах дивных
Зрел пророческий талант,
Наполняли душу гимны
На Парнас всходил атлант.
Сын Москвы первопрестольной
Петербуржцем рано стал
И в заложники невольно
К граду дивному попал.
Он воспел Петра творенье,
Труд великий оценил.
До сих пор героев тени
Кружат там, где он творил.
…Белый снег на Черной речке,
Чуть дымится пистолет.
Зажжены на Мойке свечки,
Рано небом взят поэт.
Открестилась власть мирская
От неслыханной беды,
Лицемерно воздыхая,
Заметала все следы.
Скорбный город, чуждый лести,
Никого не клял, не мял.
Чуть дыша от горькой вести,
В путь поэта провожал.
Вслед за гробом стылой ночью
Молча двигалась толпа.
Что поэт им напророчил,
И куда ведет тропа?
Стайкой дамы в бальных платьях,
Франт в карете небольшой,
Все рожденные в объятьях
Музы с пушкинской душой.
Не румянит холод лица,
В снег не вязнут каблуки,
Небожители столицы –
С легкой пушкинской руки.
Среди нас они навечно,
По задумке их творца,
То грустны, а то беспечны
И не ведают конца.
С той поры со славной Троей
Сходство город получил:
Сонм придуманных героев
К горожанам подселил.
На Обуховке в больнице
Германн в ступоре сидит,
Ибрагим решил жениться,
Денди молодой хандрит.
Тонут жертвы наводнений –
Рок судьбы неотвратим.
В ужасе бежит Евгений
Медным всадником гоним.
Все поэзии посильно,
Да и прозе по зубам,
Встарь писали пофамильно,
А теперь по адресам.
В ипостасях разных Невский,
Знай, любуется собой –
Респектабельный и дерзкий,
Страшно горд своей судьбой.
Николай Васильич Гоголь
Все конкретно указал,
По каким путям-дорогам
Нос майорский разъезжал.
Знают все подъезд парадный,
Что Некрасов расписал
Он герой перворазрядный,
Средь подъездов – генерал.
Достоевский начал вскоре
Меблирашки заселять.
Город с гением не спорил,
А старался помогать.
Оскорбленным, падшим, сирым
Он спасение сулил.
«Зло не может править миром», –
Ангел городу внушил.
Зло с добром боролись в душах,
Побеждая через раз.
Петербург смотрел и слушал,
Дождик-слезы лил из глаз.
Плакал вместе с падшей Соней,
С князем Мышкиным страдал,
Стыл в чиновничьем поклоне,
С Чернышевским казни ждал.
Все смешалось, как на сцене,
Жертвы, палачи, шуты.
Назревают перемены,
Город полон суеты.
Разночинцы, демократы,
Слышен «Колокола» звон.
Рабские вериги сняты,
Александр прославил трон.
А господ все ж лихорадит:
Не попасть бы им впросак.
Но привычно дело ладят –
У господ мужик – дурак.
Ветры свежие подули,
Люд фабричный застонал.
Вновь Европы нас обули –
Капитально правят бал.
Сименс – Гальске с Розенкранцем,
Торнтон, Сименс – Шуккерт тож,
Тут как тут американцы –
Дядя Сэм повсюду вхож.
Все ж и мы не лыком шиты
И не жиже дым из труб:
Фабриканты башковиты
И ученый брат не глуп.
Есть казенные заводы,
Где оружие куют,
Паровозы стали в моде,
Рельсы лить – не легкий труд.
Имена отцов науки,
Что творили в те года,
Не забудут наши внуки,
Их открытья – навсегда.
Пирогов и Менделеев,
Бутлеров, Можайский, Даль…
Город славу их лелеет,
Сняв забвения вуаль.
Позапрошлый век особый,
Столь талантами богат.
Всюду есть, конечно, снобы,
Думы не они вершат.
Блеск премьер «Могучей кучки»,
Передвижников фавор,
Все подвластно дерзкой ручке,
Стасов – высший приговор.
Критик их объединяет
И формально, и любя,
Скиснуть публике мешает,
Всех статьями теребя.
Не тускнеет позолота
Дат, имен, событий, дел.
В государственных заботах
Царь немало преуспел.
Реформаторов плеяду
Под свое крыло призвал.
Только с «Волей» не поладил,
В список смертников попал.
Изловчилися бомбисты
Лошадей заслыша бег,
Кровь царя и террориста
Пролилась на грязный снег.
Экзотическим растеньем
Потянулся в небеса
Храм Христова воскресенья
Кровь на плитах, как роса.
Если б город просто свечи
Ставил там, где кровь лилась,
Не нужны нам были б печи –
Пламя свечек грело б нас.
Но довольно о печальном.
Жизнь всегда свое берет,
Драки, ярмарки, гулянья –
Веселись, честной народ.
У господ забавы слаще:
Штраус в Павловске царит,
Маскерады стали чаще,
Полонез на них звучит.
Петербургские сезоны
Обсуждают все дворы.
Переплюнули Бурбонов,
Блеск и роскошь – до поры.
Та пора не за горами,
Рвется в дверь двадцатый век.
Столько сил столкнутся лбами,
До тебя ль им, человек?
Ты творец лишь в мирной жизни,
Зодчий, музыкант, поэт,
А настигнут катаклизмы –
Ни творца, ни жизни нет.
Но пока бурлит столица,
Ездит в конке по делам,
Привыкает к думским лицам,
Верит богу и царям.
Взяв хоругви и портреты,
За Гапоном шли к дворцу.
Среди жертв есть даже дети –
Вот и верь царю-отцу.
Так кровавым воскресеньем
Был намечен скорбный путь.
Войны, смерть и запустенье
Могут хоть кого согнуть.
Где уж тут Прекрасной Даме
Иль березкам устоять.
В моде матери, не мамы,
И рожденные летать.
Сон – ахматовские «Четки»,
Поэтессы гибкий стан,
Явь – Нева, Харон и лодки,
Не одна, а караван.
Впрямь, обильной будет жатва,
Душ, не в поле колосков,
Деньги, власть, союзы, клятвы –
К переделу мир готов.
В Петербург в те поры чудо
Из Сибири занесло,
Слух о нем прошел повсюду,
И царицу проняло.
Гришка – лекарь и политик,
Проповедник и пророк,
Всерасейский аналитик –
Он при маме много мог.
Англичанам нос утерли,
Замок, призрак не про нас.
Нужен труп – толпой поперли,
Пуля, прорубь, яд – за раз.
Пометались с фаворитом,
Ну, вражина, и силен.
Хоть не вышло шито-крыто,
Грела мысль, что трон спасен.
Правда, каша уж варилась
Поварами всех мастей,
Началось, забыв про милость,
Бог войны топтал людей.
Петроград довольно скоро
Ощутил весь груз беды.
Алчный бог народы ссорил,
Лишь жирея от вражды.
Петроградом не случайно
Здесь столица названа.
Бург изъят, долой лояльность,
С немцами идет война.
Перед Зимним царь поклялся
До победы воевать.
Люд простой разбушевался,
Начал бюргеров гонять.
Магазины разгромили,
До посольства добрались.
Патриоты возомнили:
От засилья мы спаслись.
Но война подзатянулась,
Нет обещанных побед.
И Россия захлебнулась
Диким воплем: хлеба нет!
Муравейник копошится,
Толпы, лозунги, штыки:
Всех долой, пустить кровицу,
Власть возьмут большевики.
Большевистский вождь подпольный
Всюду речи говорил.
Броневик, балкон и Смольный –
Вождь историю творил.
Массы тоже расстарались,
Роль в истории ценя,
С государем разобрались:
Конь устал – меняй коня!
Штаб повстанческий диктует:
Банки, телеграф, мосты.
И отряды формирует
Из солдат и бедноты.
Вот и временным прогулка
По дворцу не удалась.
Залп «Авроры» грянул гулко –
Временщик услышал: слазь.
Смольный празднует победу
И декреты раздает.
Большевизм не просто кредо,
Если привлечен народ.
Колыбелью, сиречь зыбкой,
Питер назван был затем.
Неуместны здесь улыбки:
Революция – тотем.
Поклонялись ей мильоны,
Столько ж смято в жерновах.
У нее свои законы –
Мир свой строит на костях.
Помертвевшую столицу
Затопил террора вал.
Про чекистские темницы
Даже сфинкс, и тот слыхал.
В ночь ушли Двенадцать строем.
Почему их вел Христос?
Или шел он под конвоем
На Голгофу, на допрос?
Сколько храмов разоренных
И заброшенных могил…
Плакал ангел потрясенный,
Город корчился, но жил.
Учредилку разогнали,
На Таврическом замок.
«Караульные устали…» -
Кто б придумать лучше смог?
Осмотрелись комиссары:
Вот граница, рядом враг,
Обсудили в кулуарах
И в Москву уж держат шаг.
Быстро блеск столичный сходит,
Не подмажешь – не блестит.
Черный рынок колобродит:
Коммунизм такой царит.
Смолк Путиловский-надежа,
Неизбывен список бед.
Забурлил Кронштадт, тревожа:
Коммунистам веры нет.
Но смолчал рабочий город
И мятеж не поддержал.
Пролетарский тяжкий молот
Свято верил в идеал.
Вождь теперь судьбою правил
Рай отринувших людей,
Мощь насилия восславил –
Гениальнейший злодей.
Умер он – и вот награда,
Чья-то воля, рок, судьба,
Петербург стал Ленинградом –
Так за город шла борьба.
Новой эры всем канонам
Верный Киров отвечал,
Чтил партийные законы
Большевистский генерал.
Он гигант индустриальный
Видел в дерзостных мечтах.
Верили ему повально:
Где Мироныч, там размах.
Крепли фабрики, заводы,
Дым густел, а с ним и смог.
В пятилетку слились годы,
Правил план, как новый бог.
Люди-винтики крутились,
Иногда давая сбой.
Где-то страсти накалились,
В Смольном грянул смертный бой.
Опустились разом своды,
Мрачен власти коридор.
Жертвой пал кумир народа –
Кто-то вынес приговор.
Все партийцы клятву дали
Перед прахом вожака
Быть с врагом булатней стали
И безжалостней клинка.
Заподозренных в измене
Вождь усердно прессовал.
Строй, привычный к переменам,
Соцлегенду создавал.
Мариинка и заводы,
Комбинат и институт –
Киров в памяти народа,
Раз названия живут.
Научилась пропаганда
На сознательность влиять.
Директивы, план, команды –
Массы нужно направлять.
Массы ж веровали исто,
Не жалея живота.
Что безгрешны коммунисты,
А вожди – святей Христа.
Как заклятые трудились,
Развивая мощь страны,
И трудом своим гордились,
Лишь бы не было войны.
Трактора, суда, турбины…
Город гнал ассортимент.
Ткани, сталь, броня, резина –
Все, что требовал момент.
Средоточием науки
Называют Ленинград.
Здесь мозолистые руки
Стройных формул пишут ряд.
Околдован белой ночью
Город праздником дышал.
Счастье взрослое пророчил
Юным главный школьный бал.
Оказался самым горьким
Самый длинный день в году.
Той июньской ранней зорькой
Враг наслал на нас беду.
Рвут осколки плоть живую,
В ранах зданья и дворцы.
Скорбно ангелы взыскуют,
Стон летит во все концы.
Вой сирен, стук метронома
Умножают этот стон,
Шум бомбежки, тень фантома –
Воздух смертью напоен.
Пять лучин, осьмушка хлеба,
Блеск подтаявшей свечи.
Вновь мольбам не внемлет небо,
Пепел лишь в сердца стучит.
К слову горькому «блокада»
Город с болью привыкал.
На покорность Ленинграда
Враг напрасно уповал.
Жизни нить – дорога к людям,
От обстрелов в полыньях,
Если мы ее забудем,
Свет померкнет в небесах.
Нужно Савичевых помнить,
Ледяной голодный мрак
И бездонный черный омут,
Что лелеял в планах враг.
Шли враги, как наводненье,
Сокрушая все вокруг,
Стал прорыв кольца спасеньем,
Расколдован смертный круг.
Расцвели в морозном небе
Фейерверки и огни,
Можно не мечтать о хлебе,
Город бурные ждут дни.
Эти дни прошли в горячке,
В упоенье от побед,
Нет минуты на раскачку,
И на слезы тоже нет.
Город нужно драить, чистить
И спасать от ран войны.
Ленинградцы – оптимисты
И пример – для всей страны.
Отгремел победы праздник,
Влились в строй фронтовики.
Дел на всех хватает разных,
Где-то вновь звенят клинки.
Снова спрос с интеллигентов:
Ишь, мещанство развели.
Их, как чуждых элементов,
На закланье волокли.
Разве Зощенко воитель
Иль Ахматова борец?
Сталин – цензор и учитель,
Будь поэт ты, будь певец.
Свежим «ленинградским делом»
Озабочена страна,
Власть родная преуспела,
Вновь врагов шерстит она.
К счастью, город не ведьмачил,
А работал, созидал,
Быт спешил переиначить
И свой облик украшал.
Не боярские светлицы –
Под землей дворцы растут.
Метростроевцы столицы
Опыт свой передают.
Озло чудище стозевно
Всех пытается схватить,
Не пускает в рай подземный:
Нужно денежку платить.
Рельсы под Невой застыли -
Бесконечный перегон,
Баржи по реке проплыли,
Под водой бежит вагон.
Спортплощадки, стадионы,
Город ГТО сдает,
На зарядку – миллионы,
Каждый третий – в турпоход.
Не забыты ленинградцы,
Что безвременно ушли,
Пусть имен их нету в святцах,
Им поклон наш до земли.
Их приют, где затихает
Боль несбывшейся мечты,
Где ни зависти не знают,
Ни тщеславной суеты.
Пискаревка – мир скорбящих,
Царство гулкой тишины,
Твой огонь, священный, вящий,
Отблеск зарева войны.
Здесь, под плитами седыми,
Побратавшись в смертный час,
Старики и молодые
Думу думают о нас.
Хоронили их без тризны,
Сотни тысяч человек.
Мы - наследники их жизней,
Что шагнули в новый век.
Здесь живых не упрекают
И не требуют отчет.
Ленинградцы сами знают:
Тот в ответе, кто живет.
Наводненья город мучат,
Так уж издавна пошло:
Волн слепых порыв могучий –
И на суше правит зло.
Горожанам много горя
Приносил постылый вал.
«Зря погоды ждем у моря», –
Вождь очередной сказал.
Стала дамба стройкой века,
Изворотлив наш язык.
Все для блага человека –
К лозунгам народ привык.
Ни одна зима и лето
Канули с тех давних пор.
До сих пор защиты нету,
Лишь стоит в заливе сор.
От застоя избавленье –
Свежий ветер перемен,
Чей порыв, как откровенье,
Ведь застой – духовный плен.
Подставляли ветру лица -
Упоительный момент.
Будоражила столица:
Съезд, Россия, президент.
Наш кумир казался хватом:
И раскован, и умен.
Был блестящим депутатом,
Первым мэром станет он.
Первым мэром Ленинграда?
Что смешить честной народ,
По Европам мерить надо:
Петербургу мэр пойдет.
Референдума решенье:
Петербург святой воскрес!
Принял город со смятеньем
Оглушительную весть.
На пути своя вернулись,
Удивительный зигзаг.
Огляделись, встрепенулись
И - да здравствует Собчак!
Облик города менялся:
Шаг шагнул – ларьки везде.
Петербург приноровлялся
К окружающей среде.
Появились шопы, бары,
Сплошь бутики, казино,
Иностранные товары,
Голливудское кино.
Сникли фабрики, заводы,
Люд рабочий посмурнел,
Поспешил на огороды,
Оказавшись не у дел.
Все же город не сдавался,
Силы исподволь копил.
Знать, геройский дух сказался,
Питер выжил, Питер жил.
Вновь открыли двери храмы,
Вновь звенят колокола.
Мертвые не знают сраму,
Лишь живых страшит хула.
Петербуржцы искупают
Перед жертвами вину:
Убиенных возвращают
На родную сторону.
Стала служба в светлом храме
Искуплением грехов.
Нет причастных к давней драме,
Платим мы долги отцов.
Поколенья клали жизни
За свершение мечты,
За победу коммунизма
В царстве бывшей бедноты.
Коммунизма призрак тает,
Хоть компартия живет.
Правда, бедность процветает
И позиций не сдает.
Снова город уповает
На посланца-земляка:
Всей Россией управляет
Петербуржская рука.
Питер стал горнилом власти,
Путин – высший эталон.
Не пристанут к нам напасти –
Крепок питерцев заслон.
Петербург красив, как прежде,
Город, созданный мечтой.
Сквозь гранитные одежды
Он лучится добротой.
Был фортецией, столицей
Под защитой у святых,
Стал героем – что дивиться,
Ведь кровей он непростых.
На земле не так уж много
Городов, кто б в них ни жил,
Где бы царь – наместник бога –
Первый камень заложил.
Прожил город три столетья,
Повидал царей, вождей,
Славу знал и лихолетья,
Был рассадником идей.
Нынче Питер торжествует,
Юбилейной рад весне,
Вместе с городом ликует
Светлый ангел в вышине.
Всех Нева регатой встретит –
Феерический размах.
Пусть поет победно ветер
В полных жизни парусах!