Из книги "Берега".
Глава 11
Проходит день, за ним другой.
Наряд достав с комода свой,
Что молодой бабка носила,
Надеть Марию попросила.
Сказала: – К Каплану пайдзем,
Авось, вазьме служанкай ў дом, –
И тут же зеркало достала,
И, пыль стерев, Марии дала.
И поглядела на нее:
– Кухарка была у яго.
Я дваццаць лет у iх служыла.
Рахiль яго мяне любiла.
Каплан – хазяiн неплахой,
Хаця i веры ен другой.
Iх вера, мiлая, каб знала,
Рабiць ў суботу запрашчала.
Iм палагалась аддыхаць
I Тору iхнюю чытаць.
Табе няплоха будзе там.
Да вот яшчэ я хустку дам, –
И подает она платочек:
– Дай пагляжу яшчэ разочак,
Не упусцiла я чагось?
Нам, дзеўка, павязе авось, –
И бабка что-то прошептала –
Мария слов не разобрала,
Но поняла: молилась та.
И, обращаясь до Христа,
Мария тоже прошептала,
Чтоб жизнь ее светлее стала.
И чтоб с работой повезло
Незримым недругам назло.
И чтобы мама не болела…
Идти ей бабка повелела.
Вот за порог они прошли,
Совсем недолго они шли.
Сначала улицей и садом,
Еврея дом почти был рядом.
И вот во дверь они стучат.
Марии хочется назад,
В обитель бабки воротиться.
Опять тревожно сердце биться
Уж начинает, но теперь
Все поздно, ведь открыта дверь.
Слуга их молча пропускает,
Ибо Матрену-бабку знает.
Вот пред хозяином они.
Слуга ушел, они одни.
И старый Каплан говорит:
– Да у тебя цветущий вид.
Тебе и шестьдесят не дам.
Что привело, Матрена, к нам?
– Прыійшла с племенніцай сваей.
Каб дал бы ты работу ей.
Із Прапойска яна родам,
Бацька помер прошлым годам.
Ты не глядзi, што маладая,
Люба праца ей любая.
Яна паслушна, церпялiва,
И не пярэчыць, не лянiва.
Варыць яна умее, шыць.
I будзе прэданна служыць!
Глава 12
Вся наша жизнь – одни сомненья.
Победы, горечь пораженья –
Все это небом нам дано
И в срок исполнится оно.
Нам принять надо все покорно.
Мария месяц уж проворно
Работу всю свою творит.
Старик Рахили говорит:
– Служанка наша не ленива,
Умна, прилежна, нестроптива.
Видать, чужое не возьмет…
– А я ее проверю вот! –
Рахиль так мужу заявляет.
Она под креслом оставляет
Рубль золотой, уходит прочь.
Вот день прошел, настала ночь.
А утром, лишь заря восстала,
К Рахили в спальню прибежала
Мария, деньги принесла:
– Простите мне, я их нашла.
Она при этом покраснела
И повернулась, и несмело
Собралась быстро с глаз уйти.
– Постой, постой, себе возьми.
И ей Рахиль дает монету.
– Спасибо вам за милость эту,
Но не возьму я золотой!
На день вот, к маме бы домой…
Снаряжена была карета.
Тепло уже, начало лета.
И на дворе уже темно.
– Как дома не была давно! –
Мария что-то волновалась.
Луна в Днепре чуть-чуть качалась,
И тишина кругом стоит,
Лишь скрип колес да стук копыт.
А что ж Полина, дочь не ждала?
Быть может, сердце подсказало,
И ей не спалося в ту ночь?
Нам неизвестно. Все же дочь
Мать на рассвете обнимала,
Была нежна и ликовала.
Глава 13
Был у Рахили Каплан брат –
Не беден Яков, не богат –
Имел он лавку на базаре,
И, вроде, жизни был он рад.
И семьянин он не плохой,
В субботу с сыном и женой
Он синагогу посещал.
Молился в кипе и рыдал.
А дома зажигал он свечи
И вновь молился целый вечер.
А в день воскресный, ровно в пять,
Он лавку открывал опять.
Зимою в это время мгла,
Но, словно с ниткою игла,
Давид всегда был рядом с ним,
Им было весело одним.
Заглянет в лавку редкий гость:
Быть может, купит он чегось?
Тогда Давид бегом на склад,
И предложить товар он рад.
Ему уже семнадцать лет.
Не тощ, не полон, не аскет.
С отцом он в лавке до заката,
И отдых лишь в субботу – свято.
Так день за днем уныло тек,
И вот однажды в солнцепек,
Чтобы купить свечей немного,
Зашла девица. Слишком строго
Она на юношу глядит.
А у того лицо горит,
И он не знает, почему
Неловко стало вдруг ему.
И отчего так сердце бьется,
Вот-вот в груди оно взорвется.
И жарко вдруг и холодно,
И в голове горит одно:
«О, Боже, Боже, что со мной?» –
Он все твердил, идя домой.
Глава 14
Проходит день, неделя, две –
Давид проводит день в тоске.
О незнакомке он мечтает
И все с надеждой ожидает,
Что, может быть, она придет.
Но на исходе лето вот.
И утром, днем, после обеда
Той незнакомки нет и следа.
И весь в отчаяньи Давид.
Вот мать однажды говорит:
– Пойди к Рахили вечерком
И занеси хлебцов ей в дом.
Ведь скоро праздник наступает, –
И сыну сумку собирает,
И отправляет его в путь.
Однако сильно давит грудь,
Давид волнуется, зачем-то
«Да не встречаюсь я ж ни с кем-то,
Иду я к тетушке родной», –
Так рассуждал он сам с собой.
И вот калитку открывает,
Стучит во дверь и ожидает
Шагов он тетушки родной.
Но дверь открылась. «Боже мой!» –
Та незнакомка у порога,
И наш Давид смущен премного,
Даже не знает, что сказать:
– М… Мне… мне мать велела передать, –
Он произносит, заикаясь,
И о порог он, спотыкаясь,
Идет за девушкой вперед.
Вот и Рахиль. Ей отдает
Он свою ношу, как во сне.
– Нехорошо, Давид, тебе? –
А он лепечет невпопад,
Сквозь землю провалиться рад!
И все кругом в тумане лица.
И на него глядит девица.
– А это из Пропойска, Маша,
Она теперь служанка наша, –
Рахиль Давиду говорит,
А он в смущении молчит,
И, как во сне, уходит прочь.
И до утра не спит всю ночь.
А вот Мария не мечтала,
Она всю ночку крепко спала,
Ибо намаялась за день.
Но вот ушла ночная тень,
И открывает Маша очи:
«Пора вставать, ведь после ночи
Давно остыла в доме печь –
Мне надо быстренько разжечь.
Дровишек надо принести,
Но прежде душу отвести».
Икона рядышком лежала,
Она в руках ее держала,
И встала, молится над ней.
И на душе светло уж ей.
Глава 15
Минул уж месяц или боле,
Околосился колос в поле
И все короче день за днем.
Порой грохочет дальний гром…
Но все ж, на жаль, уходит лето,
В багрянец дерева одеты,
О майских днях грустят они.
Златые раньше были дни!
Метели, вьюги недалече.
В субботу, зажигая свечи,
Яков жене своей сказал:
– Давид какой-то странный стал:
Не ест, не весел как всегда,
Таким он не был никогда!
И не пойму я, дело в чем?
Как будто думает о ком.
Коль на душе его кручина,
Хотел бы знать я, в чем причина.
И говорит жена в ответ:
– Возможно, что подружки нет.
Дочь брата твоего, Динара,
Разве ему плохая пара?
Знакома нам, умна, прелестна.
Чрез год, чрез два – ему невеста.
Он с ней прекрасно будет жить,
Любить ее и не тужить.
С женою Яков согласился
И вечер горячо молился.
А утром сыну говорил:
– Ты в детстве неразлучен был
С своею маленькой кузиной
И звал ее ты просто Диной.
Не что в былые времена,
Теперь – красавица она.
Она умна, хоть горделива,
Но все ж порядочна на диво.
Ты пригласи ее домой,
Доволен будет братец мой.
И сына слышит он в ответ:
– Ее я знаю много лет.
Хоть редкий гость она у нас,
Пускай приходит хоть сейчас.
Еще скажу, отец, девица
Мне люба, только как сестрица.
Услышав то, поник лицом,
Пересказал жене потом
С любимым сыном разговор.
Давид же в муках до сих пор.
И в серый день, в бессонны ночи
Он вспоминает сини очи:
Вот с нею в роще над Днепром…
И с ней целуется потом.
И нежным стал он, мир – другим.
Все больше робостью томим,
Зайти он к тетке не решался,
И лишь мечтами упивался.
Глава 16
Наш каждый вздох, наш каждый шаг
Запечатлен на небесах
И Божьей волею вершится.
Коль в ночку лунную не спится
И душу бездны звезд влекут,
То нет мирских на сердце пут.
Взамен лишь нежность и смятенье.
И Божьим светом упоенье:
Словно несет тебя волна
И новым смыслом жизнь полна.
И что-то новое дано…
Вот служба кончилась давно.
Мария с бабкою идет
И разговор такой ведет:
– Когда меня вы представляли,
Тогда племянницей назвали.
Поверил вам хозяин, нет…
Вы маму знали много лет?
Вам матушка – сестра родная?
Или никто я вам, чужая?
Мне это надобно узнать.
Скажите мне, не надо лгать.
И ей старушка отвечала:
– Я з даўнiх пор Палiну знала…
Мароз быў люты на дварэ.
Я жа праснулась на зарэ,
I з дому выйшла дроў набраць –
Там ля калiткi – твая маць.
I так яна азябшы была,
Што еле-еле гаварыла,
Як, мол, цяжка яе дарога,
Каб ў дом пусцiла радзi Бога.
Я пажалела: прападзе.
I ў дом яна са мной iдзе.
Яе – на печку, накармiла.
Яна тады цябе насiла.
I хату кiнула таму,
Што прытулiцца не к каму.
I ад каго, куды бяжала,
Тады я так i не пазнала.
Старушка после замолчала.
Мария ж слова не сказала.
Затем вот молвит, наконец:
– Но кто он, кто он, мой отец?
И от кого она бежала,
И отчего она страдала?
Когда узнаю или нет? –
И тихо снег скрипел в ответ.
Глава 17
Мария с бабкою рассталась,
Наедине с собой осталась.
Она к себе домой идет.
Рахиль не спит, служанку ждет.
Свечи неровен тусклый свет.
Уж поздний час, Марии нет:
«Случилось, может, что-то с ней? –
Мелькнула мысль. Она скорей
К окну прильнула, в двор глядит:
Ковром нетронутым лежит
Снег, отражая лунный свет.
Вот и знакомый силуэт.
Рахиль скорей легла в постель.
Тихонько отворилась дверь.
Мария входит в дом, таясь,
Хозяйку разбудить боясь.
Скорее валенки скидает
И босиком к себе ступает,
И там в кровать ложится спать
И начинает засыпать.
И снится: голубь в клетке бьется,
Над ним высоко сокол вьется.
Ей клетку хочется открыть,
Но этим – птицу погубить.
И вдруг слова сами собой
Звучат нежданно: «Боже мой!
Спаси голубочку, любя.
Раба Твоя навеки я».
И сон пропал, рассвет уж плещет,
Луч золотой в окошке блещет
И заметался на стене.
«Как одиноко в жизни мне! –
Мария думала грустя, –
Как та голубка, в клетке я».
И, осенив себя крестом,
За завтрак взялася потом.
А в вечер, как бы невзначай,
К ним заглянул Давид на чай
И принят теткой был премило.
Мария кушать подносила
И молча слушала их речь,
И на ночь разжигала печь,
Потом посуду убирала,
Да на Давида не взирала.
Глава 18
Снега сошли, ушли метели,
Уже весна, шумят капели.
Пасха Великая идет.
Во храм Христа валит народ.
Туда и бабка поспешает –
Да так, что еле успевает
Ее Мария догонять.
Сегодня служба будет в пять,
Так что осталося немного,
А далека еще дорога.
А вот и храм, здесь много люду,
И нищих множество повсюду.
Копейки отданы им все,
Благодарят их тихо те.
Мария в храме час, другой,
На сердце что-то непокой,
Как будто что-то угнетает.
И свечки вдруг, глядит, ломает
У входа дама пополам,
Взывая вниз, не к небесам.
Марии дрогнули уста:
– О, Боже мой! То ведьма та!
Не в одеянии цыганки,
А в платье пышном горожанки.
А с ней седой старик стоит
И на нее в упор глядит.
И стало страшно деве очень.
Она бежать из храма хочет,
Но ноги тяжки, как свинец.
На голове Христа венец,
И строго смотрит лик с иконы.
«Смети, Господь, Ты все препоны,
Что между мною и Тобой!
И будь, Господь, всегда со мной! –
Шептали девичьи уста, –
Жизнь без Тебя моя пуста!»
А где же те старик и дама?
Видать, они ушли из храма.
Или бежали, может быть?
«Кого хотели погубить?» –
Мария думала подчас,
Из храма с бабкой воротясь.
Но на душе уж не темно:
Заныло сердце сладко, томно…
«Где мой возлюбленный, кто ты?»
Отраден ей полет мечты.
Глава 19
Когда душа твоя страдает,
Когда томится о былом,
То, как в огне, она пылает
Или покроется вдруг льдом.
Или взлетит вдруг сизой птицей,
Или опустится наземь.
В ней бездна нежности таится,
Но скрыта и ночная тень.
И не чужда ей боль желаний,
Тоска любви, очарований
И сладость мысли о былом.
«Как дорог мне родимый дом!» –
Мария вспомнила рассветы,
В багрянец дерева одеты,
И темной рощи говорок.
И стало горестно чуток.
Хотелось маму увидать,
Письмо ей срочно написать.
Но некогда из-за работы.
Тогда пришлося ей в субботу
Писать при свечке на заре.
Почти светло уж на дворе –
Вдруг громкий лай – глядит в окошко:
Мария видит на дорожке
Стоит крестьянин зрелых лет,
В руках посылка иль пакет.
«Кто к нам ни свет и ни заря?»
В душе тревогу затая,
Дверь не спешит открыть она:
«Бояться – чур, я не одна».
И слышит Маша хриплый бас:
– Дорогу чуть нашел до вас, –
Нужна Мария, Поли дочь.
Я из Пропойска, еду ночь!»
И вот, не зная отчего,
Она впустила в дом его.
– Похожа шибко ты на мать.
Велела Поля передать, –
Пирог из сумки достает,
И Маше дядька подает.
А та гостинец принимает,
Благодарит и отпускает
Ночного гостя за порог.
Румян пасхальный был пирог!
Мария им залюбовалась,
Несла к себе и улыбалась.
И, как всегда, и в ту субботу
Взялася быстро за работу.
К себе когда в обед зашла,
Пирог уж начатым нашла.
– Зачем кулич ты, киска, ела,
Неужто сладкого хотела?
За шейку котика берет,
Однако хладный тот, как лед.
Глава 20
В тот самый день воскресный, ясный.
Любовью чистой и прекрасной
Томясь, Давид давно страдал.
Он накануне услыхал:
Мария тетушку просила,
Чтобы на службу отпустила.
Согласна та, и ровно в пять
Давид у храма подождать
Решил желанную тайком.
Толпа людей уже кругом,
И среди них чтоб затеряться,
У входа надо оказаться
И наблюдать, кто входит в храм.
В четыре тридцать был он там,
Недалеко стоял у входа.
Мимо него толпа народа
Живой лилася в храм рекой.
Вот лик желанный и родной
Мелькнул на миг, ну вот она!
Пришла с старушкой, не одна.
А что Давид, уходит прочь?
«Я буду ждать тебя хоть ночь!»
Твердил себе он целый час,
Дрожа от холода подчас.
А в церкви было так тепло,
Горели свечи, и светло.
«Зайти туда? – но страх сковал, –
О, кабы батюшка узнал,
То ни за что бы не простил,
Что сын его у гоев был».
Так думал он, стоя у храма.
Глядит – идут старик и дама
И молвят меж собой они,
Что дни кого-то сочтены.
Затем прошли вперед чуть-чуть,
Чтоб отойти, на храм взглянуть.
Зашли за белые ворота –
Из храма ждут они кого-то.
И вот окончен службы час.
На выход, не спуская глаз,
Глядит Давид: да где же Маша,
Та, кто желанней всех и краше?
Вот появляется она,
И чаша выпита до дна.
Любовью сердце полыхает:
«Как хороша»! – Давид страдает,
Страдает чистая душа!
Он из толпы идет спеша
И за Марией поспевает,
Она ж того не замечает,
Ведя с старушкой разговор.
Вот недалек и теткин двор.
Пройти осталося чуть-чуть.
Но вот кольнуло что-то в грудь:
Давид увидел одиноку
Фигуру темну и далеку.
Таясь, за ними кто-то шел.
Вот к фонарю тот подошел.
И видит юноша: то дама,
Что с стариком была у храма.
И подивился наш герой:
Зачем за Машей в час ночной
Она идет, и дело скверно:
«Тот разговор – о Маше, верно,
Со стариком она вела».
И – точно в грудь его стрела.
И сердце вдруг покрылось льдом.
А вот и тетушкин уж дом.
Старушка с Машей распрощалась
И прочь ушла. Одна осталась
Мария, входит в темный сад.
Вот дом Марии, и назад
Идет Давид, не торопясь,
А незнакомка восвоясь
Во темноту уходит прочь.
Остались лишь Давид и ночь.
Славгород.Беларусь2005