Этот случай произошёл на студенческой практике после окончания второго курса института в конце 50-ых годов.
Мы были бесплатной рабочей силой на строительстве 9-тиэтажного дома в районе Филей. Таскали на верхние этажи в носилках кирпичи, песок…, короче, заменяли собой перегруженный подъёмник.
Стройка была недалеко от здания «Бородинской панорамы», а вот столовой рядом не было, поэтому я обедал, поглощая свои бутерброды сидя на скамейке в скверике перед панорамой.
По-моему, я уже успел расправиться с бутербродами и углубиться в книгу, когда рядом на скамейку села пожилая женщина.
Правильные черты лица, брюнетка напополам с сединой, крупные выразительные глаза. Мне в мои 20 лет она показалась старушкой, хотя и держалась довольно прямо.
Она первая обратилась ко мне: «Молодой человек, я вижу, что вы любите литературу и даже сами пробуете перо. Наверное, пишите стихи?»
Я немного смутился, откуда такая проницательность? И не знал, что и ответить.
Она продолжала, не дожидаясь моего ответа: «мая фамилия Драбкина. Вряд ли вы читали что-нибудь из написанного мною. Издавалось это до войны, писала я на идиш, после осуждения мои книги из библиотек изъяли»
«Драбкина – знакомая фамилия, - подумал я, - уж не та ли, что писала о Марксе? Нет, вероятно однофамилица».
«Пару лет назад я вернулась из Сибири, где жила на поселении, реабилитировали, дали квартиру в Москве, я живу здесь неподалёку. Пробую писать, но кому теперь нужны рассказы на еврейском языке, пытаюсь писать по-русски. Вот хотела бы почитать», - продолжала она.
Она достала из сумочки рукопись и начала читать.
По прошествии стольких лет я, конечно, не запомнил рассказ дословно, а выдавать фантазии за действительность не в моих правилах. Но я помню фабулу рассказа и то впечатление, какое он произвёл на меня.
События, описанные в рассказе, происходили в Сибири в самый разгар войны. Репрессированные, в том числе и автор рассказа, работали на лесоповале голодные и полу раздетые. Их поддерживало сознание, что они вносят свою лепту в общие усилия народа по борьбе с фашизмом. В их лагерь присылают охранника, комиссованного из армии после ранения. Выходец из Белоруссии, потерявший семью, он всю свою озлобленность направил на политзаключённых. Автор смогла передать тонко и последовательно как этот «зверь» через контакт с заключёнными постепенно становится «человеком».
Мы мало знали тогда о «сталинских репрессиях». Родители старательно оберегали наши молодые души от этих душераздирающих фактов. Рассказ потряс меня, волосы встали дыбом от тех ужасов, что я услышал. Я не помню, что я говорил писательнице, наверное нечто невразумительное.
Больше я с ней не встречался, так как не осмелился взять телефон или адрес.
Не знаю я и её дальнейшую судьбу, удалось ли ей оклиматизироваться в советской литературе. Ни рассказов, ни повестей «этой Драбкиной» я нигде не встречал.