Иллюстрация из Интернета: bilder-4ever-eu.
Эрнст Штадлер (1883-1914) — яркий представитель раннего немецкого экспрессионизма наряду с Георгом Геймом и Георгом Траклем.
Родился и вырос в Эльзасе. Профессиональный лингвист и художественный переводчик. Изучал германистику, романистику и сравнительное языкознание в Страсбурге, Мюнхене и Оксфорде. Защитил диссертацию по переводам Шекспировских драм, выполненных Виландом. Преподавал филологию в Страсбурге, Оксфорде и Брюсселе.
Ввёл в немецкоязычную поэзию длинную строку (Langzeile).
Погиб в Первую мировую войну во Фландрии в возрасте 31 года.
Это произведение, вместе с девятью другими стихотворениями Штадлера, включено в широко известную классическую антологию экспрессионистской лирики «Сумерки человечества» (Menschheitsdaemmerung), изданную в Берлине в 1919 году писателем и журналистом Куртом Пинтусом (Kurt Pinthus).
«Съемные казармы» (Mietskasernen) — многоэтажные серые жилые постройки-лабиринты с несколькими внутренними колодцами, куда почти не проникал дневной свет. В таких «казармах» на рубеже 19-20 веков в крупных городах Германии ночевала трудящаяся молодежь. (см. Эрнст Вильгельм Лотц, «В бетонном лесу» http://www.stihi.ru/2011/03/24/6273)
После работы
(1914)
Семь часов вечера. Магазины в городе закрываются.
Из чуть потемневших подъездов через проходы в китчивых торговых залах продавщицы на улицу выбираются.
Слеповатые от долгого пребывания в закрытом пространстве и будто отупленные,
Они выбегают на улицу в ласковый летний вечер, слегка возбужденные.
Серые мрачные трамваи вдруг зажигаются и звенят веселым эхом.
Все тротуары заполняются разноцветными блузами и девичьим смехом.
Словно бурная молодая река, впадающая в море,
Молодежь, идущая с работы, заполняет город вскоре.
Мимо равнодушных лиц прохожих мелькают судьбы разные.
Все возбуждены молодостью, особенно яркой в это время праздное.
В эти моменты всё мрачное светлеет, и всё тяжелое кажется беззаботным,
Будто им не предстоит опять через несколько часов их нудная работа,
Будто их не ждут углы в грязных домах на городской окраине средь «съёмных казарм» и смрада,
Скудный ужин, тесные комнаты и маленькие спальни с младшими братьями и сёстрами рядом,
И короткий сон в золотистом царстве грёз, прерываемый ни свет ни заря.
Сейчас им это кажется далёким, но всё же это ждёт их, словно хищный зверь в засаде, на закате дня.
И в одиноких глазах даже у самых счастливых, от радости будто танцующих под ручку с любимым человеком, лежит глубокая тень огорчения:
Иногда, когда девушки невольно смотрят в землю, страшная рожа в язвительной гримасе омрачает их радостное настроение.
Тогда, ещё теснее прижавщись к своему другу, они сжимают его ладонь с дрожью в собственной руке,
Как будто старость уже следует за ними, чтоб погасить их жизнь во тьме.
Abendschluss
Die Uhren schlagen sieben. Nun gehen ueberall in der Stadt die Geschaefte aus.
Aus schon umdunkelten Hausfluren, durch enge Winkelhoefe aus protzigen Hallen draengen sich die Verkaeuferinnen heraus.
Noch ein wenig blind und wie betaeubt vom langen Eingeschlossensein
Treten sie, leise erregt, in die wolluestige Helle und die sanfte Offenheit des Sommerabendsein.
Griesgraemige Strassenzuege leuchten auf und schlagen mit einem Male helleren Takt,
Alle Trottoirs sind eng mit bunten Blusen und Maedchengelaechter vollgepackt.
Wie ein See, durch den das starke Treiben eines jungen Flusses wuehlt,
Ist die ganze Stadt von Jugend und Heimkehr ueberspuelt.
Zwischen die gleichgiltigen Gesichter der Voruebergehenden ist ein vielfaeltiges Schicksal gestellt –
Die Erregung jungen Lebens, vom Feuer dieser Abendstunde ueberhellt,
In deren Suesse alles Dunkle sich verklaert und alles Schwere schmilzt, als waeres leicht und frei,
Und als warte nicht schon, durch wenig Stunden getrennt, das triste Einerlei
Der taeglichen Frohn – als warte nicht Heimkehr, Gewinkel schmutziger Vorstadthaeuser,zwischen nackte Mietskasernen gekeilt,
Karges Mahl, Beklommenheit der Familienstube und die enge Nachtkammer, mit den kleinen Geschwistern geteilt,
Und kurzer Schlaf, den schon die erste Fruehe aus dem Goldland der Traeume hetzt –
All das ist jetzt ganz weit – von Abend zugedeckt – und doch schon da, und wartend wie ein boeses Tier, das sich zur Beute niedersetzt,
Und selbst die Gluecklichsten, die leicht mit schlankem Schritt
Am Arm des Liebsten taenzeln, tragen in der Einsamkeit der Augen einen fernen Schatten mit.
Und manchmal, wenn von ungefaehr der Blick der Maedchen im Gespraech zu Boden faellt,
Geschieht es, dass ein Schreckgesicht mit hoehnischer Grimasse ihrer Froehlichkeit den Weg verstellt.
Dann schmiegen sie sich enger, und die Hand erzittert, die den Arm des Freundes greift,
Als staende schon das Alter hinter ihnen, das ihr Leben dem Verloeschen in der Dunkelheit entgegenschleift.
Ernst Stadler, 1914
Aus der Sammlung «Der Aufbruch»