«Утопизм не желает знать связи зла общест-
венного со злом космическим…
Всегда существовал эндосмос и экзосмос
между человеческой общественностью и ко-
смической жизнью, но это не было достато-
чно осознано человеком.»
Н.А. Бердяев. «Космическое и социологи-
ческое мироощущение.»
Н.Бердяев мысль проводит –
И настойчиво, причём! –
Что впотьмах наука бродит
С хронологии ключом,
Что историю земную
Ни за что нам не понять,
Если силушку крутую
Будем дальше отвергать.
И «космический тот фактор»
Коль и дальше не учтём,
То причины многих фактов
Никогда мы не поймём.
И пример весьма серьёзный –
Наш Российский феномен,
Как Иван Васильич Грозный
Правил средь Кремлёвских стен.
Лет четыреста, как умер,
А историк тормошит,
Истощая силы в думе,
Пыль бумажек ворошит.
Как же: это ж – документы,
Основанья гипотез!
Но они – полулегенды,
Вымысел и в них залез.
Например, там был бедняга,
Колычев, митрополит.
Так по разным по бумагам
Он по разному убит.
По одним – самим Малютой
Был он в келье задушён,
По другим – пал смертью лютой:
В баньке заживо сожжён.
Что ж, последуем совету
Н.Бердяева: учтём
В рассмотреньях Силу эту –
«Космос» здесь у нас причём.
Восемнадцать лет проходит,
Как Маргаков на Земле,
А Вязанский вновь заводит
Речь о тайне, что во мгле.
Но на этот раз «клиентом» –
Сам Юркольцин-Сатана,
С тем же самым аргументом:
Информация нужна –
Для чего, куда и где он?
Ну, «куда» – не в интерес:
Родился в Толедо Демон,
Герцог Альба Альварес.
С функцией официальной,
Не закрытой от небес:
Инквизитор Генеральный
Был на небе этот бес.
И опять он поручает
«Корсиканцу» одному:
Пусть подробно изучает –
Что, зачем и почему?
Мало ль, что он Генеральный
Контролёр здесь, так сказать!
Тонко, неофициально
Тайны всех полезно знать.
Неспроста ведь шеф заданье
Второй раз изволил дать.
Что ж, и здесь полезны знанья
Мы получим вдругорядь.
Дал он санкцию шпиону,
«Корсиканцу» своему,
Чтоб в контакт определённый
С Сатаной войти ему –
И проникнуть в этот замок,
Замок старый, родовой,
Где проводит он тот самый
Тайный опыт сам с собой.
И пролез туда, скотина,
И прибор тот увидал,
И знакомую картину
Ленуалле передал.
И конечные этапы
Ленуалло все засёк:
Как он стал подпольным «папой»
И «родился» как «сынок».
А «родился» сатанёнок –
Гений вмиг судьбу решил:
Не сменивши тех «пелёнок»,
Заживо «похоронил»
Вообще без документов.
Но на то он матрикат:
На «пелёнке» все моменты
Главных были доминант –
Доминант оригинала.
И из каменных палат
Тщаньем тайного нахала
Был похищен матрикат.
А Амвросий поручает
«Корсиканцу» своему:
Пусть-ка он донос кропает
Тайный И.О. самому.
(Коль «продать» такую штуку –
Так чтоб взял Андрюхин сам.
Не давать же её в руку
Важничающим ослам!)
И опишет в том доносе
Только факты: даты, суть.
И без подписи подбросит
Тайно в почту как-нибудь.
И вот этим вот «кинжалом»
«Рану» сильную нанёс
Генеральному. И жало
Это жалило всерьёз.
Но идти в скандал открытый
Ленуалло не хотел.
Инквизитор знаменитый
Потому и уцелел.
Выжил барин сей спесивый,
Этот злой таксидермист,
Хоть теперь уже пред И.О.
Был Юркольцин наш не чист.
К удивленью простодушных,
Он подрос слегка в цене:
На «крючке» он стал послушным
И полезен стал вдвойне.
Референт у И.О. зоркий,
Знаменитый д’Юмадон,
К дружной Жилинской четвёрке
Был весьма расположён.
Удовольствие чтоб справить,
Этот бывший наш Зевес
Вызвался в «тюрьму» доставить
Приказанье на арест.
Тот арест был превентивный
И касался Ромы он.
Инспирировал противный
Ленуалло этот звон.
Рома ведь не согласился,
Чтоб он стал И.О. вассал,
А Андрюхин всё сердился
И приказ тот подписал.
Вот наш Савва Александрыч
И решил предупредить,
И приехал, глядя на ночь,
Рому в путь поторопить.
И узнав, что Роме скрыться
От «тюряги» есть куда,
Попросил поторопиться,
А иначе, мол, беда.
И узнав, что в Подмосковье
К Ростиславичам пойдёт,
Он одобрил: «С ихней кровью
Вы избегнете хлопот».
И когда Роман с «Машиной»
Здесь закончил кутерьму,
Тот старательный мужчина
Передал приказ в «тюрьму».
Так Роман у нас родился
В год пятьсот двадцать восьмой.
И пока малец учился,
Всё здесь шло само собой.
А Вязанский, озадачив
Уши, ноздри и глаза
Ленуаллы, делать начал,
Что Андрюхин приказал.
И в пятьсот тридцатом годе
Он отправился в Москву:
Стать царём в «своём» народе,
Чем он бредил наяву.
Но сюрпризы его ждали:
Запечатанный приказ,
Чтоб с Рудольфом испытали
«Механизм» один у нас.
«Механизм» имел задачей,
Как крамолу извести.
И чтоб «вёл» – Рудольф. Иначе
Быть Рудольфу не в чести:
Коль не выполнит заданье –
Не «пройдёт весь Полигон», –
То лишиться может званья
Зама по науке он.
И когда Иван родился
Мальчиком забитым здесь,
Руди над задачей бился:
«Дух от духа произвесть».
Наш Максимыч, по несчастью,
«Волей к власти» обладал.
Власть любя со всею страстью,
Суть её не понимал.
И считал он простодушно,
Что уж дела проще нет:
Самому коль думать скушно –
Так на это есть совет.
«Хорошо быть генералом –
Все во фрунт стоять должны, –
Простодушно рассуждал он, –
Только б не было войны».
Вырабатывать решенья
«Солнцеликий» не умел
И оценивать сужденья
Так же сам бы не посмел.
«Воплощением приказа»
Был могучий исполин.
Вот за это стал он сразу
Для Европы господин.
Сей вельможа с кулаками,
Что разрушить всё готов,
«Был силён секретарями»,
Как писал о нём Крылов.
А в секретарях-то были
Двое – в главных, – у него.
И без них могучей силе
Уж не сделать ничего.
И один был Ленуалло,
Знавший тайны молодца,
Ядовитейшее жало
Чьё кусало без конца,
Соглашался с кем, зубами
Громко в челюстях стуча,
И не мог развесть руками
Мёртвой хватки Ильича.
А другой был Рома Жилин,
«Безымянный вестовой»,
В «рядовых оне ходили»,
Да с магистра головой.
Без его советов умных
Наш Максимыч жить не мог.
Во главе четвёрки шумной
Был разжалованный бог.
Друг Вязанского недавно
Взять в команду дал совет
И «служил ему» исправно
Рома Жилин сколько лет.
И столкнувшися на деле
В славном городе Москве,
Оба разом обалдели,
Шум поднялся в голове.
Но конечно, первым Жилин
В руки взял себя. Не зря
Больше в голове извилин
У его секретаря.
Убедительно и ловко
К шефу речь свою ведёт,
Что, мол, проявил сноровку,
Подготовить чтоб приход.
Ведь кого здесь принимали –
Не держали в голове
И царя не признавали
Долго в матушке Москве.
А Роман ему – на то, мол,
Батюшка, и секретарь,
Чтобы раньше быть у дома,
Где родится государь.
И привычную работу
Начал Рома исполнять:
Окружать царя заботой
И советы подавать.
Царь советы принимает –
И слова его умны.
И бояре понимают:
Да, царя признать должны.
И покуда Ленуалло
Инквизитора следил,
Здесь Иваном поначалу
Рома и руководил.
Оставался без надзора
Ленуаллы царь Иван
И не ведая позора,
В руки брал он наш шалман.
Он провёл свои реформы,
Вместе с Курбским взял Казань,
Поднял по законам нормы,
Взять наметил Астрахань…
А Амвросий с увлеченьем
Всё заданье выполнял
И Рудольфа возвращенье
В небеса с Земли застал.
В тридцать пятый год науку
Руди в дело произвёл –
И с Земли, держа за руку,
Парня из «Лесу» привёл.
Парень «…был силён и ловок,
Ладно скроен, крепко сшит,
И стоял, как на подковах –
Не пугай, не побежит».
И не гнул в поклонах спину,
Гордо шёл, орлом глядел.
Ну а «папа» возле «сына»
Как бы сам помолодел.
Камарилья расступалась:
«Это что за мужики?»
А Наина улыбалась:
«Ах, какой хорошенький!»
Наш Ильич дела такие
Видит. И они плохи:
Прочит крёстный для России
Парня сходу в «женихи»!
«Что?! В России «мой» послушный
Царь готовит мне престол,
Ну а этот парень ушлый
Чтоб за так туда прошёл?»
И началися «виденья»
У Ивана, у царя.
То ему предупрежденье:
В небе – новая заря.
Заболел Иван четвёртый,
Стал умом и телом слаб.
И бросает власть он к чёрту:
Бога замолить хотя б!
«Рада избранная» правит
За царевича-сынка.
Царь болеет, бога славит,
Во дворце живёт пока.
Но Димитрию присягу
Род Захарьиных принёс:
Эту приняли бумагу
Ленуалловцы всерьёз.
А Иван всё болен духом:
Отошёл от царских дел,
Стал Блаженным он по духу,
Цепи тяжкие надел,
Не Иван стал, а Василий.
Род Захарьиных ослаб,
От двора их отлучили,
В Псковщине осесть хотя б.
А тем временем родился
Внук Ивана номер три:
Род на царство не стремился,
Тихо жил себе в Твери.
Только Жилин бдил на деле
И Захарьинский удел
Разгромить они сумели,
Даже Псков не уцелел.
Но постигла неудача
Курбского под Невелем:
Мстить ему активно начал
Ленуалло. И совсем
Осмелел он, как скончался
Василиск, Блаженный царь.
Наконец ему удался
Главный в деле сём удар!
Был Адашев вне столицы.
И Димитрия свезла
В Углич мать, чтоб помолиться
За царевича дела.
И тут смерть его настигла!
Ваня, младший стал царём
И поставил точку играм,
А Захарьины – при нём!
(Был Захарьин лаборантом
Ленуаллы Ильча.
Парень обладал талантом
И умел рубить с плеча.)
Спешно сделали присягу
Пацану. Премудрый план:
Без Захарьиных ни шагу
Не проделал царь Иван!
Ну а «Раду» разогнали,
Уничтожена она:
Ей царевича не дали
И она упразднена.
И опричнину «заводит»
Малолетний царь Иван.
И в кровавом хороводе
Приговор России дан:
Чистит место ради знати
Новой, Западной, своей,
Чтоб Европе «зад лизати»
Русь склонить на много дней.
Во главе – Захарьев-Юрьин
У опричников вожак,
Объявили как де-юре
Этих псов с метлою как.
Жилин-Курбский убегает
В Польшу, прямо к королю,
Чьё он войско направляет
На Московскую землю.
И историю подправить
«Повелел» ребёнок-царь:
Новый род боярский славить,
Изругать, что было встарь.
Это слуги Ленуаллы
Оправдать хотят приход
Новой знати небывалой,
Что на смену здесь идёт.
А когда дела закончил,
То «историков» казнил:
Всех свидетелей и прочих
Борзописцев порешил.
И писал «документ» долгий,
Что Великий Господин
Новгород, что был на Волге
(Новый город не один),
Разместился на болоте,
На Волхве, вдали от трасс
(Потому там не найдёте
«Ярославова двора»).
«Грозный» зверствовал повсюду,
Истребляя стару знать:
То Романовы иуды
Продолжали «зачищать».
Кульминация разгрома –
Разгромили Ярославль
(«Новый Город» по-другому),
Часть Романовских забав.
Но всему приходит время.
Вот вмешались небеса –
И взвалил на плечи бремя
Наш Рудольф. Он родился
Рыже-огненным Малютой.
Он повёл свои войска
С Крыма. Действовать стал круто,
Взял и сжёг Москву пока.
«Грозный» царь у Альбиона
Стал убежища просить.
Но от власти отстранённый,
Принуждён в неволе жить.
И Романовы в разгроме
Политическом. Но мир
Царствовал в их старом доме,
Курбский это не забыл.
На престол взошёл, как «И.О.»
Сын Ивана номер три,
Симеон. И начал живо
Со Скуратовым творить
Суд и казнь над главарями
Всей опричнины в Москве,
Что виновны были сами
В злобном деле и молве.
И казнили «летописцев»,
Рядовых клеветников
Да подручных. К этим лицам
Был закон царя суров.
Но предупреждал Кассандра-
Курбский: это мелкота,
А Романовскую банду
Скрыла власти слепота.
И столицу переносят
Вновь в Великий Ярославль-
Новгород. И бога просят
Дать им мир и кроткий нрав.
А «опричнина», как слово,
Было здесь запрещено
И каралося сурово
В мелких служащих оно.
А тем временем у Вани
Пятого, у экс-царя,
Сын родился – не для брани,
А для стен монастыря.
Это был Максим, что должeн
«Лжедимитрием» стать тут.
Но на трон взойти не может,
Коль в монахи постригут.
И во след ему родился
У сынка «И.О. царя»
Сын Борис. Вот он годился
К нам на трон. И ждал не зря.
Бывший царь Иван Иванов
Отреченье подписал.
Симеон же стал Иваном
И царём законным стал.
А Иван Иваныч вскоре
Умер (хоть был молодой).
И покаялся в терроре
За него Иван шестой.
Но не долго сам он прожил,
Вслед за Курбским бросил Свет.
Федор новый подытожил
Власть отца за много лет.
Ну а сын его Бориска
Рюриков (не Годунов!)
Был ко власти очень близко,
Хоть не многих был годов.
И поскольку здесь не стало
Жилина (оставил Свет
Курбский), то наш Ленуалло
Понял, что преграды нет –
И родился Михаилом
Фёдоровичем. И он,
Так как лет-то мало было,
Ждать тихонько принуждён.
Умер царь наш Фёдор первый.
И законным стал царём
Царь Борис. И были нервы
Напряжённые при нём,
Потому что оправдалось,
Что «Кассандра» предрекал:
«Кровь Романовых осталась –
Значит, новый жди скандал!»
Шуйский и Романов снова
Сговорились меж собой
И против Бориса слово
Повело мятежных в бой.
В монастырь Борис укрылся.
А разбили как мятеж –
Шуйский в Шую свою смылся,
Но не бросил он надежд.
Ну а Фёдор сам Романов
Был в монахи пострижён.
И отправлен утром рано
В монастырь далёкий он.
Да, коль знать ему б дела-то
Эти все заранее!
Ну а меньшие три брата
Умерли в изгнании.
А Отрепьеву-монаху
Сообщили в монастырь:
«Скидавай свою рубаху
Да беги-ка на пустырь,
Чтобы там ты нарядился
И бежал скорей в Литву:
Ты ж царевичем родился,
Дмитрий имя на яву.
В доказательство об этом
Драгоценный дали крест:
«Удостоверенье» это,
Кто сего податель есть.
Ставку сделали на Диму
Шуйские-Романовы:
Силы им необходимы
Против Бори заново.
Ведь они – две ветви власти,
Каждая – законная.
Вот и пусть дерутся всласть. И
Власть их – разделённая.
Боря умер от отравы.
Дмитрий-три вошёл в Москву.
И венчался он по праву,
Стал царём он наяву.
Но раз Бори больше нету,
То и в Диме нет нужды.
Шуйский помнит цель при этом –
Цели власти и вражды.
И устраивает Шуйский
Во дворце переворот –
На авось, тяп-ляп, по русски,
А начальству снова врёт:
Дмитрий третий, мол, убитый.
Только Дима не убит,
Признан всеми, знаменитый,
В граде-Тушине шумит.
Но войск его разбиты
И посажен сам на кол.
Так наш Шуйский знаменитый
Стал венчаться на престол:
Михаил же ведь ребёнок.
Но пять лет когда прошло,
Отрекается подонок
В пользу Мишки, всем на зло.
Смена власти и династий.
Повенчавшись на престол,
Михаил с своим участьем
Лжеисторию завёл.
И тогда-то появились
«Грозный» царь, Малюта злой,
«Лжедимитрии» там бились
Вместе с Польшей под Москвой,
Книги жгли и документы
На глазах у всей страны,
Изменяя все моменты,
Что истории важны
А Амвросий очутился
Против воли в небесах.
Молча он кипел и злился,
Повергая ближних в страх.
И соперники пустились
По приказу на «Буян»:
Там дела теперь творились,
Что затеял «царь Салтан».
И досуг имел Амвросий
За теорию засесть:
Он науку ж не забросил,
У него ж идеи есть!