этот вагон напоминал игру «15»,
только фишек было гораздо больше
и они перемещались. Занимая только что освободившиеся углы,
люди двигались пади возможности прислониться
сплетались в узлы,
сонные, обречённые, и лениво привычно злы;
но они невольно поддерживали меня,
роняя и снова ставя,
потому что сами были упрямо вертикальны.
Всю жизнь люди бьются за угол, думала я,
Крепко стоя на обеих ногах без помощи стен,
Хотя, право, так хочется прислоняться,
Быть как за стеклянной стеной.
В автобусе та же борьба за место.
Особенно – места для пожилых.
Передо мной мужчина держит поручень
Обеими руками, на его глазах
Что-то сверкает поверх усталости.
Я представляю фольгу, но внезапно
Понимаю, что это слёзы.
Мужчина с портфелем, проседь расчёсана набок,
Аккуратно стоит на ветхих ногах, аккуратно плачет.
Я задыхаюсь в мире, где плачут мужчины.
У меня каменеют слёзы, и от них каменеет взгляд.
Игра «15» продолжается сквозь него, он всегда пропускает ход.
Я уступаю место ему, он прячет лицо.
Потом аккуратно садится и трогает пальцы,
Крутит кольцо – обручальное – на левой руке.
Люди бьются о стёкла. Бьются за угол.
А в этом человеке нет никаких углов, становится страшно,
Что бывает, человеку не найти угла
Ни в вагоне, ни даже в себе самом,
Чтобы спрятаться, прислониться.
Я шёпотом говорю в себя: помогите.
Оттого, что мне нечем ему помочь.
Я только погружаюсь в эту руку,
Я мысленно глажу её.