Второе августа. Это сейчас День ВДВ. Праздник голубых беретов, водки и драк. А при советской власти это был Ильин день. День Ильи-пророка, покровителя нашей деревни. И праздновали именно его.
Чуть свет деревня просыпалась, мычали коровы, гремели подойники, кое-где дымились печные трубы. Газа-то не было, а готовится к празднику надо. Вскоре на деревенской улице появлялись первые хозяйки со скотиной – праздник праздником, а кормить скотину надо. Мужики с косами потянулись по межам: скотину с выгона пригонят рано, не накосишь травы, до утра голодная будет. Детвора тоже повскакивала рано, шуршит по хозяйству вместе со взрослыми, помогает, чем может. В предчувствии праздника, с визгом носится босиком по росной траве, таская всё, что нужно для хорошей гулянки. Кто постарше начинают топить бани: не гоже за праздничный стол садиться потными и грязными.
В городе, в двадцати километрах от деревни, полно десантников. Только из нашей деревни человек десять служат там сверхсрочниками. К обеду приедут, кто не на дежурстве. Часов с семи взрослые начинают уходить на работу. Придут сегодня рано, к обеду. Начальство всё понимало и с работы отпускало. В деревне остаются ребятня и пенсионеры. Продолжают готовиться к застолью: выставляют на улицу столы, таскают лавки, из погребов несут вёдрами солёные огурцы, грибы, помидоры, квашеную капусту. Бабки варят, жарят, парят. Чистится вёдрами картошка, из погребов достаются остатки мяса, по дворам летают пух и перья от птицы положенной на алтарь праздника. Бабки бегают, друг к другу за солью, перцем и прочими редкостями. Суета перемежается отборным матерком, кое-где слышны затрещины, которыми награждают ребятню, чтобы не путалась под ногами. Деревню накрывает аромат деревенских деликатесов. Ребятня собирается в кучки, и живо обсуждает меню, хвастаясь тем, чего нет у других.
К обеду с разных концов деревни появляются стадо и идущие с работы родители. Начинается заключительный этап подготовки. Скотину загоняют в стойло, поят, накладывают ей травы, доят. Приступают к накрытию столов, сначала холодными закусками. Король каждого стола – салат «Оливье». Его ставят в тазиках, народу-то будет много. Часам к двум начинают подтягиваться гости: родня из соседних деревень, десантники из города, даже дядька Алексей приехал за сто километров. Хорошим тоном считается, если гость принесёт что-то к столу, но если придёт и с пустыми руками, никто его не осудит.
Наконец на столы выставляется самое главное – самогонка! Водка не котируется: дорого, да и не забирает, как говорили мужики. Дядька Алексей привозит литров пять чистого спирта. Что естественно вызывает ажиотаж среди мужского населения и некоторое недовольство женского. Мать достаёт праздничную посуду: штук тридцать гранёных стаканов. Хрусталь и прочее баловство не в почёте: ёмкость маловата и, если разобьют, жалко.
Часам к трём чинно рассаживаются за столы. Хозяева садятся только тогда, когда сядут все гости. С десяток мест остаются пустыми: на случай, если ещё кто придёт, или соседи заглянут поздравить.
Мать обходит всех с бутылью самогонки, наливает по первой, до краёв. У мужиков заметен старательно маскируемый нетерпёж. Но, прежде, чем выпить, не спеша накладывают себе закуски. Выпить и торопливо хватать огурцы из общей миски, считается признаком невоспитанности. Наконец отец поднимает свой стакан, и со словами: «Ну, будем здоровы!» чокается сначала с матерью, а потом с теми, кто ближе сидит. Все дружно повторяют тост, чокаются и, наконец-то: первая пошла! Все демонстративно морщатся, крякают и с аппетитом начинают хрустеть огурцами. После первой и второй перерывчик небольшой, а вскоре за второй уже поспешает и третья. На лицах появляется краснота, добродушие и нескрываемый кайф. Пацанёнок украдкой стащил стакан и высасывает из него остатки содержимого. Капля самогонки попадает ему на язык, зажгло и, от неожиданности, пацан громко разревелся. Он-то, наивный думал, что с таким удовольствием можно пить только что-то сладкое.
Часа через полтора неспешного застолья появилась потребность спеть и сплясать. Отец берёт гитару, или мандолину, или балалайку, в зависимости от репертуара, его сестра – тётя Клава, тоже с гитарой. Дядька Женя с дядькой Алексеем берут гармошки. Никто из них не знает ни одной ноты, но на слух играют всё что угодно. Начинают, как всегда с «Коробейников», потом поют «Из-за острова на стрежень», «Сулико», «Рябину». На особом месте военные песни. Репертуар огромный. Отец на гитаре играет полонез Огинского и Лунную сонату.
На музыку подтягивается вся деревня. На столах незаметно появляется горячее. Особым успехом пользуются пельмени от дяди Жени. Он не признавал мясорубок, а мясо для пельменей рубил топориком на пороге и это придавало им особый вкус. Пьют и закусывают уже без команды, кто сколько хочет и может. Пара мужиков уже отдыхают под смородиной. Музыканты стараются во всю, играют уже танцы и пляски. Народ веселится и, нимало не стесняясь крутящихся рядом малолеток, горланит матерные частушки.
Ближе к полуночи веселье распадается на отдельные очаги. Веселятся уже самые стойкие. Кто устал гулять, либо разбрелись по домам, либо разлеглись по саду живописными кляксами. Жёны, естественно более трезвые, пытаются разнести своих благоверных по домам. Мужики, напротив, стараются остаться, а потому вяло сопротивляются и флегматично матерятся.
Обожравшаяся детвора еле доползает до своих кроватей и засыпает, как убитая. Ко вторым петухам веселье угасает само собой. Народ расползается туда, куда может доползти и засыпает. Кто-то в доме, кто-то на сеновале, кто-то у коровы в яслях, а кто-то просто под кустом. Претензий по организации ночлега никто никогда не предъявлял. Деревня погружается в глубокий, но непродолжительный сон. Тишину нарушают лишь крики чибисов, ленивый брёх сытой собаки, да могучий храп из-под кустов.
С первыми лучами солнца деревня просыпается. Бабы, как ни в чём не бывало, хлопочут по хозяйству, а мужики глушат сушняк рассолом. Всё как обычно. Самогонку пить нельзя: на работу. Городские потопали на станцию, к поезду. Жизнь входит в нормальное русло. Но ещё долго все будут вспоминать, как хорошо погуляли на Ильин день. До следующего праздника.