В семье Молчановых жизнь текла непримечательно –
из тесной спаленки перебиралась в кухонку,
оттуда – вкрадчиво, котом прикинувшись,
ползла к дивану в зал и там над ухами
четы Молчановых урчала, тёрлася.
Глазищи разные, все тельце в полосах.
В том зале, окромя диванчика, стоял сервантище…
В утробе важного Сервант Сервантьича
хрустальны залежы – бокалы, рюмочки,
ладейки, блюдечки, солонки, уточки –
предметы гордости семьи Молчановых.
Осушал поллитровку Молчанов –
голос звенел как сталь,
вторил ему хрусталь:
Ладейки бабкины чуть-чуть картавили,
дзинь-дзинь, заискивая, успокаивали;
рюмахи дедовые - толстостенные
дон-дон - басили в лад – иди, мол.
на хрен спать;
Кряхтели уточки, стонали блюдечки,
Молчанов слушался, и, спотыкаясь, брёл
к супруге в спаленку.
И тем реликвиям дожить бы лет до ста,
Быть может, до двухсот… сиять и радовать
сынка Молчановых, внучка Молчановых
и прапраправнучка…
Но жизнь-злодейка - с писклявым голосом,
до самой задницы в контрастных полосах,
всегда не вовремя, как та Каренина
под ноги бросилась…
Ииии… биццо сердце перестало на минуточку
у Молчанова в объятиях Сервантьича.
Под обмякшим телом пьяного Молчанова
подкосились лакированные ноженьки,
полетели хрусталями перелётными
утки-уточки, за ними энэлошные
взмыли с гладких полок блюдечки, а рюмочки
загнусавили, затренькали, посыпались
на Молчанова… на лбу его пристроился
ненадолго рог хрустальный, что подарен был
генацвале - самым грозным и неистовым…
рог последним ухнул на полы скрипучие…
замерла жена Молчанова в молчании,
на мгновенье… и стремглав к супругу бросилась,
нежно щупала (как блюдечко хрустальное)
крепкий торс его, разглядывала рученьки,
потный лоб, лицо слегка осоловелое.
- тьфу ты, господи… живой скот, ни царапинки,
спать пошли уже – семейная реликвия…
На окне сидела жизнь и хитро щурилась
разноцветными бесстыжими глазищами.