Всё перепуталось местами,
Сама себя не вдруг пойму:
Кто же возник перед глазами?
Тот или этот по уму?
Но Тихон где? А Коля рядом…
Однажды по воду иду
Встал на пути, окинул взглядом
И я опять, опять в бреду…
Шепчет: люблю! Жить невозможно!
Бросай их всех, переходи!
Теперь уж что? Теперь уж можно!
И только счастье впереди!
Захолонулося сердечко!
Коль не любили - не понять…
Про всё забыла я беспечно…
Эх, время! Развернуть бы вспять…
Сложила узелок-котомку,
Не обернулася, ушла.
И стали жить мы потихоньку,
Потом мальчонку родила…
Свекровь до той поры молчала,
Потом поплакались отцу…
Ох, как же лошадь его мчала,
Как будто свету быть концу!
В молчании схватил за косы
Да в сани впряг вместо коня…
Не помню, как мелькали вёрсты-
Отцовский кнут стегал меня…
Кто и когда вернул пожитки.
С младенцем люльку-колыбель…
Судьбы безрадостной прибытки,
Позором крытую постель…
И все молчат, как сговорились…
А мне-то что им говорить?
Вот так, не ссорясь, не мирились
И продолжали вместе жить…
Свёкр и раньше к водке-зелью
Неравнодушен часто был,
Страдал да мучился похмельем.
А тут и вовсе зачастил!
В подпитии почнёт буянить.
Кто подвернётся ну щунять!
Все кто куда: к соседям,к няне –
Мне со скотиной управлять...
И так всё это надоело
(откуда смелость? Ну, дела…)
За воротник рубахи белой
Да за порты его взяла,
Приподняла по-над собою
Да и швырнула в глубь, на печь:
Лежи , папаша, Бог с тобою!
Сейчас мне лучше не перечь!
Я вам что, лошадь ломовая?
То со скотиной, то с сохой?
Чуть расшумелся – все сбегают,
А я ломи весь день-деньской?
Ждала скандала или бури,
Но вышло всё наоборот:
Не допускал уже той дури!
Бывало, выпьет, заорёт,
Потом притихнет, покосится
И ну знамения творить!
Да шепоточком так молиться,
После молитвы говорить:
«О, Господи! Прости меня,
Сыночка Тишу прости тоже!
Сноху- Галчиху… всё ж родня…
Об остальных не потревожу!»
Свекровка злится: «Посмотри!
А эти что, тебе не дети?»
А он ей: «Речи затвори!
Кому сдались они на свете?»
Она ж не знает: почему?
Он не сказал, я не болтала!
Скандалов меньше во дому
И этого уже не мало!
И всё бы так, но вот дитя…
Как поступить они решали…
« Всё, мол, зависит от тебя!» -
В письме подробно описали…
Пришёл ответ. Конверт помят.
Вкруг за столом его читали.
«Ну, что ж? И я не сам Бог свят!
А как нам быть – решим с ней сами!
Я ранен был, скоро домой!
Чуть подлатают и в дорогу.
Вернусь и разберусь с женой!
Допрежь того её не трогать!»
Вот тут-то где-то в глубине
Как будто что-то ворохнулось!
И так-то стыдно стало мне…
Спала, казалось, и проснулась…
А вскорости приехал сам.
Родня, известно, набежала.
И пир горой и шум и гам,
А я всё взгляд его искала…
Потом все разом разошлись
И мы вдвоём в избе остались…
Не замолить и во всю жизнь!
Будто вчера как обвенчались!
И будто не было ТОГО!
А было ли на самом деле?
Он не сказал мне ничего,
Просто глаза в глаза глядели…
Но сколько выразил тот взгляд!
Сколько любви и сколько муки…
Глаза, ведь, тоже говорят –
Громом в ушах мне эти звуки…
Потом поднялся и сказал:
«Пускай растёт! Дитя невинно!»
Достал из люльки и прижал,
Признав при всех в ребёнке сына!
И никогда уже потом
Не произнёс слова упрёка!
Небесной карою, судом
Осуждена была жестоко:
Катался с горки мальчик мой
Да навзничь пал, да головою…
Вот было тяжко: волком вой!
Не сдюжу, думала, не скрою…
Сама себе зарок дала:
Не петь совсем! А как любила!
Но клятву ту не соблюла
На свадьбе у другого сына…
Потерю всё ж пережила…
И Тиша мой повсюду рядом.
Потом Татьяну родила,
Решив, хорош! Больше не надо!
Но хочешь Небо рассмешить-
Поведай миру свои планы!
В двадцать седьмом пришлось родить
Мишаньку! Сыночка желанный!
Уж сорок три сровнялось мне…
В деревне каждый удивился!
На Михаила в ноябре
Поскрёбыш славный мой родился!
Кормила грудью до трёх лет!
Уж понимал и сам стеснялся.
Но если рядом людей нет,
То тут же крепко прижимался!
В пять лет с ребятами ушёл
В усадьбу, в школу, в первый класс.
Легко друзей всех превзошёл,
К ученью всякому горазд!
Он как-то ближе Таньки мне!
И почему? Не разгадаю…
Бывало встрепенусь во сне,
Схвачу, целую, обнимаю…
Как будто знала, что уйдёт…
Не удержать его мне рядом…
Жизнь свою круто развернёт.
Замки ломая и преграды…
В деревне голод, нищета…
Татьяну в няньки попросили.
Ну, как тут быть? Ох, маета…
Москва далёко… отпустили…
Благословив, дали наказ:
Чтобы себя держала строго!
Писала письма каждый раз,
Что заберём, коль будет плохо…
Но, слава Богу! Ничего!
Устроилась, как обещали!
Не часто,всё же кой чего
И нам в деревню посылали…
Уж было ясно, что она
Так и останется москвичкой!
Но в сорок первом вдруг война…
Горели жизни, словно спички…