Кошмары Принцессы Анастасии...

               
                Мистика - Фантастика
                (слабонервным не читать)

       Уже третью ночь мне снился этот, странный, но такой удивительно чудесный сон. Будто бы я в доспехах Жанны Дарк, сверкая на солнце ослепительно белым светом, восседая на ослепительно Белом волке, вместе со своим Народом, бьюсь не на жизнь, а на смерть с врагами, которых посылала на нашу Страну  злая колдунья «Хазарократия». И когда, наконец МЫ, Сегодня, в эту последнюю ночь, разбив окончательно «большие» полчища, красных рыцарей и прорвавшись к замку, где проживала злая колдунья, сразили её, колдунью «Хазарократию», как Георгий Победоносец, сразил своим волшебным копьём-счастьем, змея-дракона. И в тот же миг Белый волк, освободившись от злых чар, превратился в Статного Принца АК Барса. Ибо «Хазарократия», хоть и была внешне привлекательной, но под сине-белой кожей скрывался, один из 14-ти потомков змея-гарыныча, нарисованного на щите Давида. Принц Ак Барс подошёл ко мне взял меня за руку и глядя мне в глаза с такой необычно глубокой нежность и любовью, начал петь, песню, похожую на колыбельную песню нашей мамы. 

      Мама, часто нам рассказывала о том, как она познакомилась с папой, когда впервые приехала в Россию в «...раскидистую русскую зиму конца 19 века. Мама, как могла преодолевала стеснительность и не отставала в развлечениях петербургской великосветской молодёжи: ходила на каток, каталась на санках с горки. Цесаревич  очень увлёкся ею. Мама, была  тогда принцессой, в семье Великого герцога и дочери царствующей Королевы. Маму назвали в честь своей матери, но переделали это имя в “Аликс”. Чем ближе знакомилась мама с Цесаревичем, тем сильнее его любила, хотя ни за что не призналась бы в этом тогда и самой себе. Она лишь с ним была естественна, могла свободно разговаривать, коверкая русские слова, и от души, естественно смеяться, как ручеёк с ледника. Вернувшись домой, Аликс поняла, что только за Царевича выйдет замуж. Они стали писать друг другу нежные, полные шекспировской романтики, письма. Они признавались в глубоком взаимном чувстве, мечтали о дне, когда соединяться на веки..."  Потому как помнили, о песне которую Царевич впервые её спел маме. А она ему, как могла, подпевала. Эту песню мама потом часто нам пела, как колыбельную, когда мы были ещё совсем маленькими:
   
"...Не легко разгадать лабиринты души до конца:   
Череда дней разлук, ожиданий, тревог – вереница. 
Но доверимся чувствам желанным, волшебным – Творца,
Унесёт нас в полёт высоко на своей колеснице.   
И откроются нам чистота и секреты мечты. 
Мир прозрачных надежд – нет  там  лжи, лицемерья, обмана.   
Растворимся мечтой в Бесконечности нашей души 
И в Пространстве веков  вспыхнет..." 
 
         Это песня ещё звучала в моей душе, когда меня разбудила мама, сказав при этом: «Доченька просыпайся. Нам нужно срочно спускаться в подвал, так как с минуту на минуту начнётся артобстрел». А мне так хотелось, досмотреть такой чудесный сон. Поцеловать Принца  Ак Барса, и главное узнать, чем же вспыхнем «в Пространстве веков...»         
         Эту историю, про злую колдунья «Хазарократию», я прочитала в книжке Сергея Александровича Нилуса -  «Близ есть, при дверях», которую он, Нилус, написал ещё в 1914г, а затем ещё раз переиздал, в августе 1916г. Я показывала эту книжку папе, но он, посмотрев на неё тогда,  загадочно мне сказал: «Доченька, нельзя менять, против воли Божьей, –  ход Истории?». А потом, немного помолчав, с грустью добавил: «Я питаю твёрдую уверенность, что судьба России, моя судьба и судьба моей семьи находятся в руке Бога, поставившего меня на то место, где я нахожусь. И что бы ни случилось, я склонюсь перед Его волей, у меня никогда не было иной мысли, чем служить стране...» 

        В комнате, почему то горели свечи, я подумала, о том что, где-то  в очередной раз перегорела "лампочка Ильича", в результате которой замкнуло электрическую цепь. В нашей детской комнате, где в последнее время спали я и Алёша, собрались все члены семьи. Папа, взяв на руки, Алёшу, у которого снова разболелись ноги, попросил Олю, чтобы она взяла фонарь и шла впереди. А Таню и Марину, попросил взять по стулу. А потом, повернувшись ко мне, сказал, чтобы я взяла в руки свечку и шла за ним первой, и добавил, уже обращаясь к остальным детям, чтобы мы не отставали от него и были внимательны на крутых ступеньках. Я пошла за ним, за мной Таня с Марией, со стульями. Мама замыкала цепочку. Выйдя в коридор, я заметила красноармейца, почему то с винтовкой, у которой, был примкнут штык. Папа, периодически оглядываясь на меня, и прочувствовав мою тревогу, успокоил меня: «Не бойся доченька, всё будет хорошо. Это они на всякий случай. «Белые» в этот раз, не прорвут оборону». Дальше мы шли молча.

       Оглянувшись, я заметила, что мама зачем-то прикрывает свою свечку рукой, как будто бы её мог загасить ветер, которого в доме не было. За мамой шёл красноармеец с винтовкой наперевес. Папа подошел к лестнице, ведущей в подвал, и ещё раз предупредил меня и Таню с Марией, чтобы были внимательны при спуске, поскольку ступеньки очень крутые. Спустившись на первые две ступеньки, папа остановился, осторожно опустил на ноги сонного Алексея на верхнюю ступеньку и поменял руку, -  с левой, на правую. Потом поднявшись, вместе с Алексеем, снова стал спускаться вниз по лестнице.

      Я была немного удивлена, когда спускаясь по ступенькам в подвал, мы обнаружили, что в электрических лампочках подвала, свет горел исправно. Подвал, в который мы спустились, представлял из себя угловую полуподвальную комнату размером 6х5м и очевидно был частью цоколя особняка и выглядел очень мрачно. Окна, были наглухо закрыты ставнями. Между ставнями и оконной рамой со стеклом, были установлены решётки из толстых стальных прутьев. Напротив лестницы, по которой мы спускались в подвал, в противоположной стене было видна низкая двухстворчатая дверь, очевидно закрытая снаружи. Щели если и были, то через них не просвечивался свет, поскольку на улице тоже была мрачная тёмная  ночь. Сводчатый потолок, напоминал темницу, с низкими стенами, которые были оклеены дешевыми обоями, желтовато-золотистого цвета с вертикальными, шириной в два "дюйма", серо-зелёными полосами. С одной стороны вертикальные полосы, как бы увеличивали высоту комнаты, но с другой стороны, комната напоминала клетку, для  крупных зверей. В маленькой тесной комнате, из мебели, был только один стол, на котором стояла одинокая лампа со стеклом. Лампа, почему то горела, но не в полный фитиль. И я подумала, очевидно, это на тот случай, чтобы мы не пугались, если вдруг в результате артобстрела, выключат свет на Электростанции.

       Таня с Марией поставили стулья на пол, окрашенный в тёмно-красно-коричневый цвет, и папа с Алёшей сел на один стул, посадив его к себе на колени, а мама на другой. Я и Мария, встали рядом с мамой. В комнате стояла гробовая тишина, и даже мне не хотелось шутить.

       И тут я снова вспомнила про свой сон, который повторился уже третью ночь. Когда я рассказала Марии про первый сон, она сказала, что Белый волк, которого я видела во сне, был вовсе не заколдованный принц, а наш Ак-барс, которого нам подарил один из её знакомых ещё три года назад, когда он, знакомый, гостил летом у своей бабушке где-то за Уралом. Щенок, необычной белой окраски, вырос впоследствии в огромного Белого волка. И папа категорично заявил, что его нужно выпустить в лес на волю и как бы шутя, добавил: «Как волка не корми, он всё равно в лес сбежит». Но нам, детям, очень не хотелось с ним расставаться. И только когда наступило лето, мы поехали всей семьёй в один из подмосковных лесов и выпустили Ак-барса на волю. Я очень привязалась к нему, и как мне казалось, Ак-барс, тоже больше всех любил меня. Сестры все стали прощаться с ним. Присев на корточки,  гладили его по густой светло-белой шерсти приговаривая: «Акбарчик, ты наш, не забывай нас в трудную минуту». А он как, будто понимал наши слова, лежал тихо  на земле и положив голову на передние лапы, смотрел на нас грустными глазами. Когда все попрощались с ним, и Мария при этом всплакнула, наконец, я тоже подошла к нему. Как только я приблизилась, Ак-барс приподнялся на передние лапы и сел на задние, и мне показалось, что он уже не грустил. Глаза его внимательно и умно смотрели в мои глаза, и вся его новая поза, как будто ждала очередную мою команду: «Апорт». Я присела перед ним на колени, обняла его за шею, прижалась к его щеке... и мы, как мне казалось тогда, два года назад, седели бы с ним в обнимку всю оставшуюся жизнь. И мне почудилось, что тогда он мне сказал: - Не грусти, моя Принцесса, я приду за тобой ровно через два года...

       Мои воспоминания прервал громкий окрик: «ВСТАТЬ!?». От неожиданности я вздрогнула, и мама, заметив это, тихо мне сказала, повторив слова отца: «Не бойся доченька, всё будет хорошо». В комнату сначала вошёл комендант за ним доктор, горничная, прислуга повар, и "дядька" Алексей. Комендант приказал вновь вошедшим, что бы они стали к стене рядом с нами. Ко мне подошёл "дядька" Алексей, и стал чуть-чуть впереди меня, закрывая мою левую грудь от коменданта. Как только комендант развернул какую-то бумагу, в подвальную комнату, как по команде сразу вошла, специально подготовленная, команда красноармейцев с наганами в руках. Папа, увидев вооруженных людей, продолжая сидеть на стуле,  снял со своих колен сонного Алексея и поставил его рядом с собой на пол. Алексей продолжал спать стоя, крепко обнимая папу за шею двумя руками. Комендант торжественно произнес:
 
« - Николай Александрович! Ваши родственники старались вас спасти, но этого им не пришлось. И мы принуждены вас сами расстрелять...»
    И тут пришедшие красноармейцы подняли оружие, и мне стало всё ясно. Сначала они стали стрелять по папе и по Алексею. Папа, от первого же выстрела, сполз со стула, но левой рукой продолжал удерживать Алёшу, который продолжал ещё стоять, как сонный, на ногах, крепко обняв папу двумя руками за шею. От выстрела в голову, Алексей, непроизвольно откинул её назад. Палачи-красноармейцы, видя, что они не «расцепляются» и не падают на пол, как им этого хотелось, продолжали по ним стрелять. Мама и Ольга попытались осенить себя крестным знамением, но не успели. По ним тоже открыли огонь. Ольга сразу упала на пол замертво, не успев вскрикнуть, так же,  как папа и Алексей. Из-под груди Оли, на полу стала растекаться  лужа крови, очевидно пуля, как нас учили на курсах медсестёр, попала в верхний правый желудочек сердца,  Раненную маму, стала прикрывать собой Таня, но смертельно раненная в спину, тоже упала, но только на колени, продолжая истекать кровью и обнимать маму. И тут я почувствовала, как мама, что-то передает мне в руки со словами: «Спрячь это у себя в кармане. Это моё завещание». Один из стрелявших красноармейцев, заметив, что я что-то прячу, со звериной усмешкой, обозвав меня нецензурным словом, выстрелил в меня, добавив при этом: «Получай, змея подколодная». Пуля попала мне в правое  плечо, так как левое мое плечо и сердце, продолжал прикрывать "Дядька" Алексей. Я непроизвольно вскрикнула. "Дядька" Алексей в сердцах крикнул на стрелявшего в меня палача: «Что ж ты делаешь, поганец!». Красноармеец-палач, тогда, оставив меня в покое, перенёс огонь на "дядьку" Алексея. Раненый, он покачиваясь, успел меня схватить, правой рукой за правое плечо, притянул к себе, и со словами, «хавайся, доченька, под меня», стал «оседать» на пол, увлекая меня за собой.

      Внутренний инстинкт, самосохранения, мне подсказал, что маме уже ничем не помочь. А чтобы остаться в живых в этой ситуации, когда стоял грохот от выстрелов, висел густой дым от сгоревшего пороха, а из дул наганов вырывались злые языки пламени, и пули свистели у самого виска, как немецкие бомбы с пикирующих самолётов, и жуткой болью отдавались в сердце, когда "рикошетили" пули и свистели уже у затылка, когда от радости и восторга визжали, как «недорезанные поросята» палачи-красноармейцы, иногда переходя на пьяных хохот, от удачного выстрела по жертве... нужно было,  как взрослой, принимать самостоятельное решение, а не держаться за «мамину юбку». Не знаю, кто меня тогда толкал на это, но я «нырнула» под "дядьку" Алексея, на пол залитый лужей крови Ольги и Тани. А "дядька" Алексей, упал на меня, тем самым прикрыв меня собой. Выстрелы продолжали греметь, и я услышала обрывок фразы Марии:«Боже мой... Спаси... Сохрани...». А потом было слышно, как пули стали лететь в сторону доктора, который вдруг перестал слать проклятие в адрес красноармейцев, назавая их «Палачами!?» Что-то ещё выкрикивали горничная и прислуга повар. Потом была слышна только нецензурная брань палачей-красноармейцев.  А выстрелы продолжали греметь, ...и греметь. Очевидно, по лежащим трупам делали  еще несколько контрольных выстрелов... А потом я потеряла сознание, так как мне нечем было "дышать", от боли которой переполнялось моё сознание и душа.

    «...Дым застилал электрический свет. Стрельба была прекращена. Были раскрыты двери комнаты, чтобы дым рассеялся. Принесли носилки, начали убирать трупы. Когда ложили на носилки одну из дочерей, она вскричала и закрыла лицо рукой. Живыми оказались так же и другие. Стрелять было уже нельзя при раскрытых дверях, выстрелы могли быть услышаны на улице. Ермаков взял у меня винтовку со штыком и доколол всех, кто оказался живым...».

    Но меня, лежащей под "дядькой" Алексеем,  неподвижно, поскольку, я была тогда почти  без сознания, задохнувшись от дыма, и запаха лужи крови пролитой Ольгой, Таней и моей, палач Ермаков, не стал колоть штыком. Он как-то по философски  ответив на приказ коменданта: «Буду я ещё с ней возиться. Зачем штык марать об эту лужу гнилой крови». Очевидно, поленился стаскивать с меня "дядьку" Алексея, или боялся испортить шкатулку, думая что я её спрятала в груди.

     «... Был час ночи. В ночной мгле за решеткой окна трещал мотор грузовика, пригнанного для перевозки трупов. Открыв задний борт автомобиля, трупы стали забрасывать в кузов...»

     Когда меня вынесли на улицу, я пришла в себя, но не подавала ни каких признаков жизни. Положив носилки на землю, один из красноармейцев, стал шарить по моему бюстгальтеру, очевидно, тот из палачей, который видел, как мама передавала мне шкатулку. Но тут зычный голос коменданта, прокричал: «Ермаков отставить. Нам некогда, дорога дальняя нужно до рассвета успеть их сбросить в колодец». А потом так тихо, как бы про себя добавил: «Что там икать, всё драгоценное мы уже у них изъяли».
     Ермаков взял  меня за ноги, а другой палач за руки, и стали раскачивать. Я с трудом превозмогая боль в правом плече, сдерживала себя чтобы не закричать. На счёт три меня забросили в кузов. Приземляясь на трупы, мне не было больно, я даже не вскрикнула. Комендант поторапливал палачей-красноармейцев словами: «Быстрей, быстрей, бездельники, за что я вас кормлю. Вот урежу Вам пайки, будите знать, как нужно служить трудовому народу!».
     Погрузив все трупы в кузов автомобиля, и наскоро закрыв задний борт, палачи с облегчением, как мне послышалась, вздохнули. Но комендант опять на них прикрикнул: «Чего расселись, деревня. Ну-ка, встать по стойке смирно, когда командир стоит». Потом, очевидно закурив, поскольку слышно было, как он закашлял, выпускал дым из туберкулёзных лёгких, заработанных на каторге, и стал громко харкать, сплёвывая слюни тут же на землю. Отхаркавшись, комендант громко спросил: «Кто поедет с водителем?», и очень удивился, когда Ермаков, обычно отлынивающий от работа, вдруг проявил желание «поработать» еще почти 8 часов.

    Хлопнув дверьми, автомобиль медленно стал выезжать со двора на улицу. Не помню, как долго мы ехали, потому, как немного успокоившись, я задремала. Очевидно, на одной из кочек машину подбросило, и я пришла в себя от боли в правом плече. Оглядевшись, я увидела, что рядом со мной лежит убитый Алексей, с отверстием от пули в правой части лба, но крови я не видела, так же как и в ране на груди от штыка, там где сердце. На курсах медсестёр, нам рассказывали, что если, из раны не истекала кровь, то вероятнее всего солдат был уже мертвый, когда его кололи штыком.

    Очевидно в автомобиль, нас забрасывали последними, потому как мы лежали у самой кромки пола кузова, задний борт которого открылся. Толи плохо закрыли борт, при спешке, толи «замок» сам открылся от ударов автомобиля о кочки. С целью маскировки, фары включали периодически, а ехали на полной скорости, которую мог развить автомобиль. Мы ехали по лесу.

    И тут мне померещилось, что рядом с автомобилем, с правой его стороны, чуть-чуть опаздывая от него, как приведение, движется какая-то белая тень. И меня как будто осенило, когда я вспомнила про вещий сон, и слова Ак-барса: «Не грусти, моя Принцесса, я приду за тобой ровно через два года...». И я подумала как мне грустно без тебя, «мой герой, Белый Принц, мой герой...». Я тихо позвало его: «Ак-барс!? Ко мне!!!». Мне самой показалось, что я, обессилив от пережитого, от бессонной ночи и от потери крови, еле прошептала эти слова. Но чуткий слух Ак-барса, услышал мой шёпот, и в следующую секунду он уже был около автомобиля, и бежал рядом. Его глаза излучали неописуемое чувство радости от нашей встречи, после столь долгой разлуки. Пробежав некоторое время рядом, он стал смотреть на меня по-другому. Глаза его внимательно и умно смотрели в мои глаза, и весь его грациозный бег волчьей рысью, как будто ждали очередную мою команду: «Барьер». И только я подумала об этом, как в следующее мгновение, он, Ак-барс, уже был в кузове автомобиля. Встав твёрдо на все четыре лапы, рядом со мной, первое, что он сделал, так это порвав зубами мое платье на правом плече, стал зализывать мою рану от пули. Он часто делал это, зализывал нам раны, когда жил с нами ещё в Петербурге, а затем в Москве. Ранение было сквозное, не повредив кость. Боль стала утихать, и я обратила внимание, что могу легко двигать правой рукой. Ак-барс, лег рядом со мной. За два года он подрос и стал такой огромный и сильный, что я с трудом взобралась на его спину, не так легко, как мы это делали с ним в вещих снах, когда я была Жанной Дарк. Как только Он встал на все четыре лапы, я  крепко обняла его за шею, прижалась к его гриве... и мы, как мне казалось, как тогда, два года назад, как бы стояли с ним в обнимку, слились как Два в Одном и мне хотелось находиться в этой позе всю оставшуюся жизнь. И через мгновение, Ак-барс, услышав зов моей души, которую я полностью отдала ему и  доверила свою жизнь, уже не стал ждать моей команды «Апорт». Он знал, что ему делать, поскольку ещё два года, видел в своих «вещих волчьих снах», этот эпизод в своей будущей жизни, и так долго, как ему казалось, целую Вечность, ждал этого момента. Он знал, из вещего сна, что ему делать дальше Легко спрыгнув с автомобиля на землю, он, лёгкой волчьей рысью, начал свой бег на дальнюю дистанцию.  Мы уносились с ним в его родной лес на встречу моего Счастья.

18.07.2012г.
 

     Если вам понравилось, эта история, то я, напишу продолжение, о том что было в шкатулке, какое завещание написала мама Анастасии и где поселились Принц Ак Барс и Принцесса Анастасия, и сколько детей они родили, и где их внуки и правнуки живут сейчас...
    Напишу о том, как провели последнюю ночь перед расстрелом родители Анастасии. Какую панораму будущей России им показал Яросвет. Как папа принцессы Анастасии, стал смело биться с темными силами, возглавляя  «Третью Битву», которая длится вот уже 94года!!!
    Да хранит Россию Всевышний.