. . . склоны, поросшие порослью светлой,
кроткой как утро,
ветвистой как память.
К ночи по ним поднимается ветер
плыть, лопотать в тёмных листьях платана –
вечером
он, как зелёная лампа,
в свете луны, и скрипят его корни.
Хлопает в сад растворённая рама,
никнут цветы, как усталые клоуны.
Вот они падают плавно
и прямо
мне на колени, склонённые склоны . . .
Перетекает река за деревней
к медленной мельнице через ворота,
к ней наклониться любили деревья
и зачерпнуть бесконечную воду.
Мало-помалу мне памяти лапа
давит на сердце, сжимаясь на горле.
Вечером
я как волшебная лампа
в свете луны. Глубоки мои корни.
Золотоноша*, не стоит полушки
эта богемно-московская шобла.
Здесь никогда не стреляла Царь-пушка.
Девки - и те, как сушёная вобла.
Где мои ласточки, где вы, хохлушки?
Где моя мама? Где моя школа?
Где моя удочка, где моя леска?
Никто моих рыбок уже не поймает.
И аисты
так голосят над подлеском,
будто всю душу мою вынимают.
Аист по-нашему будет «лэлэ'ка»,
греется кот у натопленной печки.
Горе моё, одноклассница Ленка,
кто согревает теперь твои плечи?
Помнишь? – записками в спину кидалась,
юной Джокондой слегка улыбалась
над стихотворной запиской ответной . . .
Где это всё? Ничего не осталось.
Всё теперь – фильм «унесённые ветром».
Парус далёкий протух, словно палтус
в рыбном ряду,
упаси его Лермонтов.
ночью я часто не сплю, только плачу,
думаю: где же игнатьева лена?
и обнимаю её наудачу,
но упирается в стену колено.
Ленка холодной была, как вопросы
по математике, чуждой и грубой.
Господи! как я хотел разморозить,
дурень, её деревянные губы!..
Память, как ветер за ветром по склонам,
кружится, всё не найдёт себе места,
то вырывает какие-то клочья,
то без конца возвращается в детство.
Кажется, дождь вот-вот хлынет. И точно –
до потолка достаёт занавеска
от сквозняка. Тотчас на пол слетели
в грубом горшке белоснежные калы.
В гуще деревьев, сперва еле-еле,
слышно, как падают первые капли . . .
Вот дождь и кончился. Мальчик какой-то
лугом гуляя, лягушек разгонит,
сделает лук из верёвки и клёна,
тыкву пузатую с треском расколет,
спросит у птиц огорода и луга,
как улететь в нехолодные страны,
и, испугавшись таинственных пугал,
прочь убежит,
бросив лук свой и стрелы . . .
Это же я. Я не мог не воскреснуть.
Помню про плату
и знаю цену' я
краткому утру, короткому платью
тёплые девичьи ноги целуя . . .
День? Ну конечно же, день был воскресный,
день, состоявший из нескольких суток.
Жизнь сохранила, как детский рисунок,
на'скоро, вскользь, по наитию, ме'льком –
только фигурку девичью, не боле,
как человечка на тёмном заборе –
брата людей, обведённого мелом.
Только рисунок. Рисунок, не боле.
Только каникулы. Вечный, как Будда,
курит цигарку задумчиво батько.
Только приехал я из института,
вот и пора возвращаться обратно.
Странно, к чему эта спешка? Как будто
кто-то нас в спину толкает нещадно.
Пыхчет автобусик на остановке
возле закрывшегося магазина.
Только картонные эти коробки,
где банки с вареньем и буженина.
Только глаза молча плачущей мамы
рядом с поплывшей подножкой вагона.
Вот провожаешь и сына, как гостя.
Время, когда ж ты насытишься нами?
Только назад побежавшие склоны,
склоны,
поросшие порослью просто
_____________________________________________________
примечание:
* город Золотоноша на Украине - это моя Родина