Мыслителю – другу.
Высшая страсть
Говорят, я злоупотребляю словом «гниль»…
Что ж, пусть вместо него будет… «яблоко».
*
Скольким готов поплатиться мертвец
за умирание чувства прекрасного
в нём.
Сумрак уносит сентябрьскую дань
Снов и тепла, просыпая монетки
света
На перепутье лиловых топей…
Нет совершенней любви
безголовых лучей и кукушкина льна:
Закатное солнце заглянет сюда лишь на миг,
И тогда каждая мшинка, каждый прозрачный его волосок –
Вспыхнет…
И снова погаснет.
Следя за стебельком годами,
начинаешь понимать,
Что в этом неизменном,
неуловимом ожидании
Есть высочайшая страсть.
Яблочная вода обволакивает моё лицо,
Даря ощущение отсутствия,
Не позволяя рассыпаться,
Как эти седые, бездетные пни,
Ждущие ночи,
чтобы тихонько,
будто даже стыдливо
сиять…
И в этом сокрыта – вторая из высших страстей.
В смене их пыла
Рождается тишина.
Милая,
Твои волосы
Ещё есть…
О если бы мёртвому мне не чураться
уродства того, что мертво!
Если б не жить красотою живого!
В раздолбанной девятиэтажке
Я отыщу единственную квартиру.
Где от жары обои выворачиваются наизнанку,
Где ты голая
Играешь на виолончели.
Я защёлкну дверь –
И это будет последней деталью.
Кто-то перережет внутри меня
Нерв.
И дом –
Провалится в лифтную шахту.
*
Ложь, будто мёртвые дремлют на дне – мы давно вросли в дно.
Я не позволю никому заметить,
Как нежно-нежно повернутся в мою сторону
Твои глазные яблоки.
Набат. I
Утром не станет лучше.
Ни моей матери, кричащей во сне всю ночь…
А её матери шепчет опий:
У кошки боли,
У собаки боли,
А у Настеньки не боли.
И это коричневое, глаза и кожа, мычащее и – Господи, ей же только 60 лет!
Кончался июль. Ветер.
Моча в постели,
Рвота и ледяной душ.
Если пропадёт один или два шприца, никто не заметит –
И какие-то липкие, чёрные обрубки хватают меня за грудь…
Но утром не станет легче.
А моему парню было 30, –
Да, у меня был настоящий парень:
Он ничего не платил мне! –
Когда я услышала выстрел в ванной
И он не вышел
Через сутки
Я пошла
К морю.
Кончался июль,
И я опустилась на колени у подножья громадной сини…
Почему на моих руках умирают дети?
И еле заметно море
Целовало мои колени
Кончиками белых ласковых ногтей,
Точно мои
кости –
святые скалы.
У моего подножья
Лежало море.
***
Красное. Небо.
Чёрные крылья. Распахнуты –
Тучи распаханы.
Красное небо. Распахнуто.
Это на бумаге моя мысль кажется тебе стремительной,
Даже могучей, а я
Еле ворочаю мясом. Рубленым. об.
Красные
Тучи.
На этой плёнке не различить,
Это статуи, чёрные,
громадных ангелов вдоль края обрыва
Или твой силуэт.
Это я снимаю против неба
Дырявую армейскую усталость
со стёртых глаз.
– Давно пора избавиться от этой камеры! –
Ты раздражённый и движешься к краю обрыва;
Точно конвойный толкнул меня в спину прикладом,
Гаркнув:
Свободен!
Набат. II
Не даст соврать мне моё старческое слабоумие,
При том сражении
присутствовали миллиарды,
Но заметить его удалось
единицам.
Там, где они дрались,
Пылевые столбы поднимались за облака –
И кому давно грезился апокалипсис,
Торопились покончить с собой.
Головы,
головы до горизонта,
Головы потели,
морщились и сверкали.
Каждая вертелась, как на шарнире,
И не знала, какую слушать,
И не знала, из-за чего сыр-бор.
А над головами…
Я понял, когда стал задыхаться и хвататься глазами за всё, что было возможно…
И эта громадная синь
была возможна,
И не та, что способна ослепить –
Она вырвала мой слух.
И я увидел единственного,
кто кричал
Так,
что щёки его кровоточили,
а темя пружинило
под прыжками молота в руке его друга.
С каждым ударом
крик становился всё ярче,
И головы думали: это они кричат,
И каждая держала рот на замке.
В этом сражении нет сражённого. Есть стыд.
Когда отпущенные криком
Лавины
Сминали гектары голов,
В морщинах оставшихся чувствовалось возмущение:
«Почему дерутся в неположенное время?!» –
И дети,
таскавшие молотки из гаражей, чтобы размозжить друг другу черепа,
Прекращали баловство,
зарёванные и пристыженные.
В этой битве нет победителя:
Разве она за свободу отечества?
Или во имя тщеславия деспота?
Разве так
лает алчность?
бредит чёрствость,
дышит злоба.
Опустеет планета, но бой их не будет окончен.
Есть сила,
начинающая себя,
умножающая себя,
неизвестная даже себе.
Бей в мою голову, море!
Я хочу, чтобы ты видел,
Как от нашего крика
сходят лавины,
всходят
звёзды.
Молодость сегодня
Мы выходим
На западный диаметр солнца…
В яме моста – город.
На мосту – твои мечети,
Молодость твоих мечетей.
Сегодня молодо
всё, во что мы верим. Небо
Белое, а это – цвет рождения:
Наши белые от безделья ладони,
– сожми мою руку –
Сомкнувшись,
– ладонью к ладони
так, чтобы лопались вены –
Рождают звезду
– рвались сухожилья,
ломались пальцы –
Больше солнца.
Не призрачного карлика,
Но бескрайнего твёрдого солнца,
раскинувшегося вокруг.
Сегодня мы свидетели великого потопа,
А в 84 мы усмехнёмся:
Господи, как мы молоды!
Смотри,
Из чёрных ковшей
С небоскрёба на небоскрёб
Переливаются
громовые ветры.
Цвета топлёного масла,
Жара топлёного неба. Сегодня
вновь рождено
Вечное
Стремление.
2012