Первый месяц все было довольно плохо:
Мы ждали на базе, блюя ночами.
После высадки сразу пошло нормальней.
Лишь сосед раздражал - вечно дверью хлопал,
A потом -
сержант: зубы бьют чечетку,
А меня стыдит, в общем, дрючит вечно.
Страх в глазах, а к другим - не по-человечьи.
А еды - навалом, платили четко.
Мы быстро двигались, и на въезде
В первый город обстрел был, запахло лихом,
Долбанул навскидку, и стало тихо.
Вот и все, что тогда я узнал о смерти.
Да, сначала вовсе не было писем.
Я девчонку, слышь, в положеньи оставил,
У нее родители старых правил,
И решили рожать, срок уже приличный.
Город в день- да, так скоро вперед продвигались,
Я уже не уверен, с какою целью.
В вечера без боев, помню, в покер играли,
А один передергивал. Как такому верить?
Девять месяцев, как в утробе - и сразу
Я вернулся домой, и со мной - все ребята.
Повезло как взводу: не вернулись на базу
Только трое, что так бесили меня когда-то:
Тот, что хлопал дверью, сержант и шулер.
Шулер, кажется, жил от меня в трех кварталах.
Вот попали б в меня, я бы тоже умер,
То есть, с честью погиб. И меня б не стало?
Смерть, видать, не вольняшка: есть свое начальство,
Приказ выполняет, не разбирая.
Косит, как артиллерия. Я не верю в удачу
И что такое приказы, отлично знаю.
Мне всегда фартило в каком-то смысле.
Вот- одно: в каждом сне посещают все те же.
Все последние годы - все те же лица.
Наказанье? За что? За дурные мысли?
Это - что? Я за жизнь не могу расплатиться?
Девять лет голова в огне - не слишком? -
Но за что им смерть, все не понимаю.
Я, бывает, шлепаю в гневе сынишку,
И на время, кажется, отпускает.