Недавно в печати появилось сообщение, что этим летом в Москве будет фестиваль театров. Я задумалась, а какие спектакли привезут на конкурс российские актерские коллективы? Конечно, про дядю Ваню, три сестры и непременно про страдания Гамлета. На российской сцене будет много совместных мероприятий с Западом, когда на сцене актеры наши — а слова и установки не наши, обидные и растлительные для России. Мы ведь попали в полицейскую облаву, которую Запад устроил целому миру, и актеры ради трех центов в кармане, как сборище тараканов из недоразвитых стран, спляшут и скажут все, что являет собой двоемыслие, беспилотность, имитацию положительных сдвигов.
Может у нас иная интеллигенция или я ошибаюсь? Рада бы… Но кто лютыми словами, будто собаками, травит собственный народ? В эпоху гнилой журналистики, жестококрылого кино, бесчеловечного писателя — какое кино, какой спектакль хотела бы на сцене или экране увидеть я?
(из газет: «В созвездии Орион британские ученые обнаружили 13 новых планет»).
Ниагара… В водяном облаке около водопада в накидках и дождевиках в солнечный день люди смотрятся, будто пришельцы из других измерений. Сколько говорится слов в том мире, около многослойных порогов, на непонятных и чужих языках! Кажется, только птицы понимают языки всех народов мира, из прошлого и настоящего, завтрашнего и будущего. Ибо только птицы с каждым человеком земли в диалоге. Доверительном, тонком, теплом. Хотелось бы перенять их всеведающее восприятие мира, и в один и тот же миг участвовать в разговорах всех людей, вытянувшихся цепочкой вдоль водопада. Здесь на базальтовых срезах в облаке жемчужного дождя хочется услышать какие-то ведические, на грани изотерики, мысли.
Но на родном языке от стоящих слева людей слышу самое примитивное: «Я тут на складах был… лазал по полкам, грузи этого барахла контейнерами, сколько хочешь».
Чуть в сторонке — группа строгих, элегантно одетых мужчин. Будто из ансамля. Но не песни и пляски, а какой-то внутренней сработанности и братства. Курчавые волосы, смугловатая кожа, однако я не ощущаю в этих гостях Ниагары чужих: грузинская речь вперемешку с русскими вводными. Но слова людей холодны, во взоре чужеватость, да и спесь, свойственная людям мелкого племени. Эти гости водопада, кажется, из «новых» грузин. Такие нынче живут без границ, без любви, без своих гор. Но зато…с деньгами. Чужими. Кто-то на родине плачет по этим деньгам, потому что там они означают кусок хлеба, а тут — мотовство. И еще будничность скверны.
У Ниагарского водопада, около которого каждый день толпится многоязычное вавилонье, хочется думать иначе, чтобы не было связано с миром земным.
Прежде думалось, что Ниагара — это непохожий ни на что — летящий из-под небес поток. Но огромная полукруглая впадина с бездной воды мне чертовски знакома и что-то напоминает… Кажется, каскады гидростанций на Волге.. Немного похоже и на Днепрогэс. Такие же космические объемы воды, такие же перепады от мелководья до глубочайших подземных колодцев, в кои из века в век бухает вода.
Нет, это не творенье природы! Может в далекой, отстоящей от нас на целый космос, древности, когда на земле жили существа другого измерения и других возможностей, это и была гидростанция. Как Днепрогэс.
В итоге, с моей точки зрения, мы любуемся не выдумкой природы, а скорее — творением доисторических атлантов, которые были, судя по книгам историков, ростом от 5 до 18 метров. Кажется, это они изобрели Умный Кристалл, который держали под большим куполом в храме Посейдона. Платон дал описание этого храма: длиной — 190 метров, шириной — 90 метров. Располагался на главном острове Антантиды.
Но сейчас не о храме речь. Когда на рассвете раскрывался купол храма, а солнечные лучи падали на Умный Кристалл, из него вылетал такой сияющий волшебный луч, энергии которого хватало, чтобы вырезать из скалы любые глыбы. Мало того, волшебный луч перемещал куски базальтовой горы по воздуху на очень большие расстояния.
Как здорово жить в мире, где не существует расстояний!.. Ни тебе катастроф самолета, ни дорогих билетов Аэрофлота. Только заявки… И через пять минут уже плывешь на легкой прозрачной стреле над голубым океаном к пальмам в Бразилии. Пьешь кофе в ближайшем кафе, говоришь с неведомыми жителями неведомой страны, потом махнешь белым платком и… дома.
Можно допустить, что открыто было и воплощено в жизнь атлантами на земле немало интересного. В общем, когда расстояние — не помеха, можно слетать в гости даже к кенгуру. Возможно, египетские пирамиды возводились древними жителями того материка тоже за счет неведомой нам энергии, легко передвигающей по воздуху огромные плиты…
Но, кажется, в цивилизации длинноногих атлантов, в среде этих прекрасных строителей, тоже водились Чубайсы — это черное воронье любой ойкумены, которое хотело, чтобы Умный кристалл принадлежал только им, а не народам Вселенной. Потому и ворвались они ночью в храм, главным украшением которого был аметистовый сгусток ионосферы, порожденный главным богом человечества всех времен и народов — Великим Солнцем.
Невежды сдвинули в храме зеркала, опрокинули пьедестал, на котором стоял Кристалл… В этот момент выплыло из-за холма Солнце, которое брызнуло по хрустальным малиновым граням, но луч, искривленный из-за падения огромной аметистовой друзы, улетел не в космос, не под облака, а ударил в кальдеру — скрытый подземный вулкан, из недр которого алчные хотели изъять все упрятанные природой золото, аквамарины, бирюзу.
Кальдера от мощного косого неадресного луча взорвалась. Атлантида летела в разные стороны. Огромный кусок ее со скалой упал в Средиземноморье, другой – рухнул где-то очень далеко, и по лону Земли змеей поползла Мариинская впадина.
Кто мог увидеть, как тонет континент, когда уходили под воду все? Кто мог услышать жуткий вопль уходящих под алую воду сотен народов, если никого не осталось во Вселенной? Кому досталась наука о том, что могут натворить на Земле алчные, некстати овладевшие формулой порабощения, как с их яростной злобой бороться? Все, что на протяжении тысячелетий было сотворено руками атлантов, исчезло в несколько мгновений. Погибла вся коллективная собственность трудолюбивых. В дальних углах Вселенной остались только Ниагара, на базальтовых берегах которой атланты использовали энергию воды для освещения жилищ… Крошечный архипелаг Нан-Мандол с платиновыми гробами под водой… И египетские пирамиды.
Главные герои фильма — сын атланта-изобретателя Арктур, назначенный судьбой охранять Кристалл, но, вопреки здравому смыслу, полюбивший дочь предводителя команды Рассерженных. И советские патриоты, расстрелянные Ельциным в 1993 году. В чем-то судьбы этих людей, отстоящих друг от друга на тысячелетия, схожи. Но в чем?
Начнем с атлантов. Дочь вождя тоже любит умного и крепкого охранителя Кристалла, но ей жалко отца, хочется любить и его, однако идеи, когда все, что вокруг, только мое, единоличное, ее не увлекают. Вероника убегает к юноше. Они рожают детей и делают все, чтобы охранить исключительное достояние цивилизации, учат других, как с ним обращаться, как сберечь планету:
— Земля живая, — рассказывает Арктур своим детям. — Она плачет дождями. Теплыми, если хорошее настроение. Холодными, когда сердится. Отвечает вьюгами, штормами, когда что-то вывело ее из себя. И нельзя ни в коем случае трогать душу Земли…
Команда Рассерженных, увидев, что предводитель Корвус, отец Вероники, расслабившийся из-за появления на свет внуков, уже не хочет захватывать Кристалл, не желая идти против дочери и зятя, врывается во Дворец, убивает его и устремляется к Храму. Навстречу им из дверей огромной залы бегут те, кто бережет коллективную собственность над высшим достижением атлантов.
Схватка…Но Арктур и его товарищи, думающие лишь над техническими достижениями, к ней не готовились. А те… неправедно активные, думали о предстоящем побоище много лет. Кристалл оказывается в руках алчных, однако неграмотных. Не зная, как правильно, по инструкции обращаться с фиолетовым чудом, неучи повертывают его не к Солнцу, а к Земле, желая тут же достать все ее блага.
Связанный веревками, Арктур кричит, что нельзя так бездумно разверзывать бездну, это как рубить ребра живому динозавру. Но Рассерженные, пока не подоспела подмога творческим, спешно режут Кристаллом пласт за пластом и попадают в подземный вулкан (в Америке есть такой, и американцы очень боятся, что когда-нибудь он начнет действовать, тогда будет разнесена большая часть американского континента.
«Супервулкан находится на территории Иеллоустонского национального парка. Просыпается каждые 600 тыс. лет. Последнее извержение было 640 тыс. лет назад. Супервулкан — это не гора, а впадина, называемая кальдерой, которую трудно обнаружить. Кальдера имеет 70 км. в длину и 30 км. в ширину. На глубине 8 км. под землей расположена огромная полость, заполненная магмой — расплавленными твердыми породами. Полость почвы поднимается, приборы фиксируют в ней увеличение температуры. Взрыв должен быть в 2074 г. Существует кальдера и на Флегранских полях вблизи Неаполя.
Когда взрывается супервулкан, освобождается энергия, эквивалентгная столкновению Земли с кометой или астероидом. «Новое русское слово», 9.2.2000 г.
Итак, алчные попадают лучом в кальдеру. Расплавленные породы рвутся из подземелья, начинается извержение невероятной силы, от огненных языков которого сжимается сердце планеты. Выдохнув из себя магму, столб пепла, планета открывает бездну, в которую падают дома, люди, животные. Катаклизм глобальных размеров потрясает Атлантиду. Из разломов громадными гейзерами взлетает океанская вода, потом земля встает колом между небом и океаном, но под напором громадных волн падает навзничь и тонет, тонет… вместе с храмами, рощами, жилищами людей.
Экран заливается черной, потом темно-бирюзовой, цвета гневного моря, красками. Океан бурлит, поднимает на поверхность кусок статуи, детскую коляску, остов корабля…Но вот над бурлящей поверхностью мелькают тени огромных неведомых птиц, которые выхватывают из волн несколько всплывших детских тел и стремительно исчезают, растворяясь в голубом просторе.
Море постепенно успокаивается, вдали видны стаи китов, играют дельфины, носятся стайки летучих рыб. Ярко светит солнце. И небо теперь не красное, каким было в эпоху Атлантиды, а голубое. Когда же оно темнеет, море начинает вдруг пучиться какими-то пузырями, которые, взлетая над водой, лопаются, и из них вылетают малые цветные шарики.. Ветер подхватывает эти всплывшие, но уже мертвые души утонувших атлантов, взвивает их на небеса, в которых они превращаются в звезды, то есть, превращаются в коллективный человеческий Разум, энергичный только после гибели своей живой оболочки, энергично- пророческий, но бессильный.
Для силы — нужны живые, потому виртуальные величины с великой надеждой поглядывают вниз, мол, может там кто-то и придумает что-то эдакое, отчего осуществятся их несбывшиеся надежды на вечную земную жизнь, в которой хорошо было бы всем.
Звезды-атланты бесконечно переговариваются между собой.
— Что случилось, отчего мы здесь? — удивленно и тревожно спрашивают те, кто невиновен в катастрофе, а поскольку их души чисты, то горят они ярко.
— Сдвинулась ось Земли, пошла волна высотой с километр, спастись не было возможности.
— Это все алчность вот этих…— выкрикивают гневно другие. — Это они, карликовые, накинули петлю на наших детей, отцов и погубили цивилизацию. Вон отсюда, подальше от нас, убирайтесь в созвездие Гончих Псов!…Презренные Пожиратели Вселенной…
Виновные в гибели континента, темно-фиолетовые, с зелеными отблесками нелепые космические образования, похожие на кляксы, нежели на звезды, с виной во взоре отодвигаются в дальний угол вселенной, где вокруг них сжимается ужасающая пустота.
А в центре ночного неба сияет ярко-оранжевая звезда Арктура и голубая звезда его жены Вероники, которая озирается в поисках своих детей, начинает окликать их в новом пространстве.
Охранитель успокаивает любимую и кидает коротко:
— Они в Шамбале…
Вероника: — Что это, в каком секторе Неба?
Арктур: — Это на Земле.
Вероника: — Они спаслись? Моей радости нет предела… Где это? Я хочу их видеть…
Арктур: — Увидишь. Однако не очень скоро…
В книгах про Шамбалу сказано, что в горах Тибета в глубинных подземных пещерах по несколько тысячелетий спят представители всех поколений, люди знаний, которых время от времени, когда это нужно Высшему разуму, проветривают от нафталина, сдувают с их плеч пыль и выпускают на землю, где они изобретают новые религии, открывают нечто, крайне необходимое человечеству в тот момент. Вот и спасшиеся духом Шамбалы дети Арктура и Вероники уже спят в тибетских подземных храмах.
На планете в это время из-под вод медленно выплывают пики костелов, купола русских церквей, пагоды, в которых учат добру и справедливости, но утверждают, что рай может быть только на небесах. А во имя чего тогда жить на Земле? Может сразу, минуя акации, облака, красоты гор и морей, — лететь к ближайшей звезде, чтобы прилепиться к ней мелким паразитом и спокойно, безмозглой летучей мышью с удовольствием поглядывать вниз?
Религии обещают лучшее только после жизни, а при жизни?.. Терпи и терпи… Не особенно привлекательно. Живым. Для наивных ежели только.
На экране вновь — ветры, штормы, восстание Спартака, рабы в трюмах кораблей, бунт Степана Разина, бунты рабов в Латинской Америке (эту часть сценария прописывает бразильская или аргентинская сторона), затем демонстрация, когда русские идут с иконами в руках к царю с просьбой о лучшей жизни, но их расстреливают. И еще события русской дореволюционной жизни: голод, война, крестьянские мальчики, босиком по октябрьской слякоти собирающие хворост вдоль лесных тропок.
В итоге — взбунтовавшиеся народы России… Над Спасской башней взвивается алое полотнище Советской эпохи.
Выступает стоящий на броненосце Ленина, подписывает далее декрет о том, что земля отныне не покупается, не продается, значит, принадлежит народу.
На экране мелькают коллажи из лиц политических деятелей Советской России, советских знамен, орденов, стройки и сражения, герои Великой Отечественной войны. Потом всплывают шпили университетов, в которых бесплатно учат, корпуса больниц, в которых бесплатно лечат, на улицах много людей, но без сутолоки и толчеи. Такой походки, какая была у наших женщин в Советском Союзе, неторопливая, летяще-беззаботная… я ни у одной гражданки Запада не видела. И таких беззаботных безмятежных лиц, какие были у наших девочек 14-15 лет, в благополучных заокеанских далях тоже нет.
Мы потому вместе со страной легко рухнули, что жили в теплице 8-ми часового рабочего дня, бесплатного лечения, и наивно не ведали, просто не знали, как грязен и жесток мир, в котором никогда отношения между государствами не идут по параллели, не строятся на признательности и миролюбии
Это в их истории в трюмах кораблей везли умирающих рабов, которых перед тем хватали, тащили, били ногами. В их истории убивали не только людей, но и целые государства. Чтоб выстраивать отношения лишь по вертикали, сверху вниз. На жестком подчинении сотен, тысяч людей — одному. На рабстве.
А главный людской идеал — рядом бегущая параллель. И если бы в мире все складывалось так, никто не уходил бы в иной мир прежде времени. Но слишком еще слабым был социализм. Запад давил со всех сторон, циничный мир вынудил нас оказаться в клетке, отчего людям в ней было тесно, вот и стали они ломать в клети прутья, не догадываясь, что вылетят в бездну, как из фуникулера, как атланты когда-то посыпались со своего материка.
Это и есть подлинная история Советской страны, которая не вписалась в цивилизацию, примитивной, как первобытный мир, оттого и не переварившей нашу неординарность. Мало того, не смирившейся с тем, что кто-то на Земле — не из их буржуазного гнезда, да еще упорно не желающий в него вернуться.
Потому на экране уже мелькают кадры драк уродцев с лицами Ельцина, Чубайса, Собчака, странной японоязычной молодухи, которая вещает, что старики мешают становлению их капитала.
За кадром слышны голоса толпы, выкрикивающей другие лозунги: «Банду Ельцина под суд!», «Предатель русского народа Россией правит больше года!», «хакамуду в гроб вместо стариков!», «Обещала мэрия на новый год — голод трудящимся, а коммерсантам доход».
Танки… На одном из них Ельцин призывает к свободе, а сам прячет в это время в штаны заводы, фабрики…Старовойтова на трибуне беспокоится о слезе ребенка, а сама прихватывает нефтеналивные причалы…
И вновь опрокидываются земля и небо. Атлантида, на этот раз с очертаниями СССР, еще раз всплывает, но континент расстреливают в упор, и на макет карты падают люди, которые погибли 3-4 октября 1993 года во время обстрела Дома Верховного Совета в центре Москвы: Костя Калинин — 14 лет, Рома Денисов — 15-ти лет, Роман Веревкин, 16-ти лет, Дмитрий Артамонов — 17 лет, в матросской бескозырке и полосатой тельняшке Сергей Парнюгин, 21 года. На загородном шоссе расстреливают капитан-лейтенанта Игоря Остапенко, 27-ми лет, единственного военного, который вместе с группой добровольцев кинулся на защиту советской власти.
Наташа Петухова, 19-ти лет, студентка 3-го Московского Государственного Технологического университета, и ее возлюбленный, Алексей Шумский, 26-ти лет, (Московский институт электронного машиностроения), погибший вместе с нею в один день…тени от их тел падают на изображение красной звезды. Откалывается на той карте, как льдина, Узбекистан, и на этой льдине, уплывающей в неизвестность, восточные женщины одна за другой в страхе накидывают на себя паранджу. На плоскости медленно отодвигающегося от России Казахстана тысячи русских качнулись в сторону России, но Ельцин багром отталкивает Казахстан, и русские в отчаянии хватаются за сердце, стараются перешагнуть маленькую пока еще полынью, однако Назарбаев другим багром резко отталкивает Россию. В группе русских, в центре — Раиса Михайловна Остапенко, школьная учительница, и ее муж Виктор Григорьевич, преподаватель института, держат траурный портрет погибшего в 1993 году сына Игоря Остапенко. К группе русских подбегают казахи, пытаются удержать уплывающую Россию, но получают пинки от Назарбаева, падают в черную бездну, тонут.
На фоне кремлевских башен — молодые, погибающие в Москве люди, корчатся в муках, тянут руки к небу, бессильно опускают их на желтую листву, которая медленно наливается кровью.
Священники в это время отворачивают лица, прячутся за куполами церквей, скрываются за створки икон. Мы видим патриарха Алексия, который, по образному выражению писателя Александра Проханова, прячет голову в пуховик.
Над телами погибших — взвивается черный пиратский флаг, перекрещенный с бутербродным, трехцветным символом торговли и равнодушия. А души людские, погибшие, сильным ветром сдуваются с плоскости, изображающей карту СССР, возносятся к небесам, где они перерождаются в звезды, кричат, зовут родных и близких, но те их не слышат, хотя в это время стоят на коленях перед их могилами и плачут. Лица расстрелянных людей, уже отмытые от крови и ужаса, с мерцающими, как звезды, глазами, исчезают в черном космосе, и иногда еще возникают лунными бликами на темной воде озер.
Звезды-атланты отодвигаются в сторону. Нынче день — других трагедий и других, едва нарождающихся созвездий. Теперь в центре черного неба лица Наташи и ее возлюбленного. В пространстве между звездами плывет гитара. Нежно трется об щеки Наташи. Звучит авторская песня погибшей девушки — «Апокалипсис».
В покое — счастья не найти!
Оно всегда — на поле боя.
Не терпит мрака и застоя,
И ходит там, где не пройти.
Оно — в движении вперёд,
Порою, даже до маразма!
Оно — и солнечная плазма.
И — лёд!
Оно — в борьбе с собой.
И — вечный дух противоречья.
Пусть дело кончится трубой,
Но гробанет инстинкт овечий!
Пусть капля силы,
Крови — грамм!
Осталось, а кругом — запреты.
Но снова видишь по утрам
Рассветы!
Когда, вот-вот, уже — предел,
И жизнь свернула слишком круто,
Наперекор всему посмел
Ещё стремишься ты к чему-то.
Когда кругом полно помех,
Охота с крыши прыгнуть «рыбкой»,
Один выходишь против всех
с улыбкой.
Мелодия смолкает. Девушка встряхивает косой, пристально вглядывается в темный межзвездный океан, плывущий под рукой.
Видит пульсар — вращающуюся нейтронную звезду, от которой непрерывно летят яркие световые брызги. В другом конце вселенной мелькает длинный кометный хвост, летающий, переливающийся всеми цветами будто медуза, в безграничной среде.
— А сколько нам теперь до Земли? — спрашивает звезда с обликом девушки, у которой летят по ветру волосы.
— Наверно, пятьсот световых лет, — наугад отвечает ей спутник. — Может еще больше.
— Почему же мы так далеко от травы и от наших рек?
Алексей: — Нас расстреляла их алчность… Им захотелось даже недра земные — только себе.
На дальнем плане кадра в это время мелькают фигуры римского императора Нерона, загребавшего под себя государства, Тамерлана, Чингисхана, Гитлера, картинки из их сражений.…
Наташа: — Ах, Алеша, мы с тобой даже не успели родить детей.
Алексей: — Разве знали мы, что сегодня ночью нас расстреляют? Кто знал, что вечером тебе достанутся множественные огнестрельные ранения в ногу, 4 — в грудь, еще в затылок. Потом какие-то нелюди выбьют тебе зубы. На лице и теле окажутся у тебя множество ссадин, синяков. Ты в свои 19 лет окажешься в эту ночь седой. В твоих документах в морге потом напишут: убита женщина 50-ти лет. Родители поначалу не узнают свою дочь. Как же страшно тебе было, моя милая!
Наташа морщится, пытается найти зеркальце. За кадром шепот жены Охранителя Арктура:
— Эта девочка еще не знает, что в высшем измерении все молоды и красивы. Какими были до смерти. Зеркальце ей тут ни к чему. Хоть этим нынче утешится.
Наташа: — Тебе тоже досталось, мой дорогой. Ты, Алексей, стоял вместе с журналистами у входа в телецентр, когда неожиданно начали стрелять. Получил множественные огнестрельные пулевые ранения в шею, грудь, живот, бедро и руку. Тебя вынесет из-под обстрела американский юрист Терри Данкен, который тоже погибнет. Чуть позже и он получит пулю в голову. Ты увлекался химией, биологией, был призером олимпиад и конкурсов. Больше всего на свете любил спелеологию. Бывал в пещерах Крыма, Кавказа, Алтая, Урала. Но в тот теплый октябрьский вечер ты упадешь на тротуаре неподалеку от меня.
Алексей: — Да, я не любил политику и был поначалу из другого стана.
Наташа: — Но ты умел жалеть людей, поэтому носил лекарства тем, кто находился в Доме Верховного Совета, уже оцепленного колючей проволокой. Затем поехал к телецентру, около которого нелюди стреляли тебе прямо в лицо. Мой милый, тебе пришлось не легче меня. Какой ужас ты пережил… от направленного прямо на тебя автомата…
Алексей: — Так и не поступил я в аспирантуру. И английский не доучил. На все века неучем теперь останусь. Но я не выдержал ельцинских издевательств над государством, хотя поначалу верил ему. И не только я верил… Но когда люди все поняли… Тогда назло негодяям мои товарищи пролезали под проволокой оцепления, носили осажденным продукты. Откуда взялись нелюди, которые кинулись отстреливать своих же соседей по дому, бывших одноклассников, университетских друзей? Что защищали они?
Наташа: — Кошельки…
Алексей: — Притом чужие…Исполнители всегда нищие. С ними никогда не делятся.
Наташа: — Мы, Алеша, повенчаны одним и тем же расстрелом.
Алексей: — Но это… в прошлом. Главное, мы и в вечности рядом.
Наташа: — После таких зверств, Алексей, как наши убийцы будут воспитывать своих детей?
Алексей: — Зверствами.
Наташа: — Какие песни они будут им петь, какие слова придумают? Неужто, «деньги вперед!». «Проститутки, за дело чужого капитала будьте готовы!». «Вас ждут клиенты!». «Теневики, наденьте ордена»! Жалко их ребятишек…
Алексей: — М-да, потомкам наших убийц будет нелегко.
Наташа: — Скажи, любимый, что теперь после нас там останется?
Алексей: — Поступки. Мы положили головы за то, чтобы алчность не удушила страну. Остальное — должны доделать живые.
Наташа: — Помнишь, какие в последний наш день были вокруг красивые осенние листья? Как хорошо внизу — на Земле!
Алексей: — Не очень. (Гладит Наташу по волосам). — Глянь внимательнее…
«Демократия, свобода!», — кричат в это время люди на улицах городов, но лица их неискренние, фальшивые, тяжелые. Они не стремятся взять в руки лопаты, проходят мимо тракторов, отворачиваются от локомотивов. И везде — торговля. Около здания, памятника, в районе вокзала, под деревьями, на берегу озера, около скалы, стадиона, моря… Несмотря на вороха одежды, лежащей на прилавках, а то и прямо на траве, люди одеты плохо и голодны, переругиваются друг с другом, пытаются прицепить вещи даже к звездам. Глядь, уже на одной висит сковородка, на другой кофеварка, на третьей — женский бюстгальтер.
Звезды морщатся, глаза их померкли, они пытаются увернуться от всего, что на них вешают, между собой возмущаются, дают самую нелестную характеристику того, что происходит на земле. Но там, внизу, их не слышат. Пульсары глядят в ту сторону, где идет дележка денег, где дерутся и слышатся перестрелки.
Наташа: — Что там творится! Разве мы были такими жадными? Как мы любили всех на земле.
Алексей: — А вот нас… не все.
Наташа: — Почему?
На передний план выдвигаются звезды-атланты. Охранитель кристалла оказывается рядом с Наташей.
Арктур: — Человечество заражено вирусом алчности. В каждой семье имеются инфицированные и на каждой улице. Целые города, государства, континенты растерзаны этой дрянью. Цивилизация больна. А чтобы здоровые не замечали этого, им внушают, что алчность — основа прогресса. Ложь! Прогресс — это когда люди уходят из жизни, узнав, что такое детство, сумасшедшая молодость и длинная мудрая старость. Не скорость самолета — основа прогресса, не огромные лайнеры посреди океана с сотней орудий на борту, не гектар леса около твоего дома, а отведенная судьбою жизнь, в которой ты никого не убил, никого не обидел, ничего не отнял у другого. Уж как мы, атланты, были сильны, многое умели, а не догадались избавить человечество от этой напасти. Не подумали над прививкой от такой страшной хвори. Мы не догадались, что ненасытность — основа всех катастроф.
Вероника (Арктуру):— Вспомни, как страдали наши люди из-за того, что могущественные вожди Атлантиды купались в утренних росах, натирались цветочной пыльцой. Росу с широких листьев растений и пыльцу собирали почти все жители наших империй. Граждане, которые позволяли себе попробовать рыбу и морских животных, предназначенных только для царей, ждала смертная казнь. От жителей требовали сдавать весь улов и плоды первого урожая. Внимание некоторых царей вдруг сосредотачивалось на тех, кто отличался полнотой. После чего жертву мгновенно привязывали к стволу и кормили на убой. Потом съедали во время торжественной трапезы. А мы и не знали, как бороться с такой мерзостью. Нам же внушали, что это естественный ход жизни.
Наташа: — Нынче на Земле также говорят о пользе омоложения за счет крови… новорожденных младенцев. Психология мерзавцев, оказывается, не изменилась с древнейших времен. (Задумчиво). Сколько еще должно погибнуть жителей планеты из-за этого?
Вероника: — К сожалению, много…
На экране обширный луг, похожий на пойму огромной реки. На зеленой траве мальчики играют в яркие камешки. Звезды, жертвы всех войн и расстрелов за всю историю цивилизации, глядят на детей с умилением, хотя многие и обвешаны барахлом. Звезды чихают, кашляют, мотаются из стороны в сторону, чтобы сбросить навешанные на них вещи.
Наташа (мечтательно): — У нас были бы такие же дети …
Алексей (резко): — Не такие …
Один из мальчиков, приглядевшись к яркому кристаллу на земле, прячет его вдруг в карман, потом тянется к другому камешку, вырывает его из рук приятеля. Звезды-атланты на вечереющем небе испуганно вздрагивают, хмурятся. Мальчишки дерутся, над их головами в это время — хаос из мечущихся по всему пространству виртуальных вчерашних жизней, слышен их шепот, который разносится космическим ветром по вселенной:
«Опять… Опять у них то же самое, что было и у нас… Зачем? Ведь многие уйдут раньше времени к нам. Вон тот… завтра, в черном трико… через два дня. Они уже мертвые, хотя пока живые. На небе опять будет теснее, чем на земле…
Кофеварки, утюги с грохотом падают на землю. Медленно опускаются на траву юбки, носовые платки, колготки…
Вероника: — Как можно столько веков не понимать, что все уже мертвые, как только начинают драться за то, что должно принадлежать всем?
Звезды обращаются к хозяевам пещеры Шамбалы, просят их выпустить на землю представителей будущих идеалов.
В пещерах — глухая тишина. Будто там никогда не рождалась ни единая мысль.
Арктур (звездам): — Погодите, разве мы не посылали уже на землю людей для исполнения высших целей? Оттого еще недавно… знания были — для всех, больницы для всех…Громадная страна была выкроена по лучшим калькам, выстраданным веками. Неалчный труд миллионов… Это ли не лучшее достижение цивилизации?
Вероника (осуждающе): — Но и в вашем измерении нашлись те, кто плюнул в лицо этой высшей мудрости.
— Это не я, — робко замечает звезда с летящими по космосу мечтами.
— И не я…. Не мы, — слышен шепот звезд в разных уголках Вселенной.
В спор вмешиваются люди Земли:
Нина Михайловна (из «Трудовой России») стоит около Дома Верховного Совета и размахивает красным знаменем: — Наших не трогать! Они люди честной мысли. Кто к вам ушел вчера, это святые. Они о других думали (опускает знамя). Это Ельцин, тупой и грязный, как валун в луже, все крушил громадными кулачищами. Не зря люди у нас открыто кричат: «Ельцин — убийца».
Сергей: — В 1991 году он поднял восстание — бунт ненасытных. А через два года расправлялся с теми, кто не принял их догм.
Нина Михайловна (осуждающе): — А кто принял?: Тьфу, позорище! Актрисушка жалкая орала на весь мир, мол, канделябрами нас, канделябрами…
Сергей: — Это Наташу-то… И Алексея…
Нина Михайловна: — Нынче бы спросить эту актрисушку Ахмаджакову: — Ты довольна?.. Тем, что Наташи и Алексея уже нет на Земле?
Алексей: — Они еще тогда твердили: человеку нужен выбор. Но карманы свои набили, вынув все из карманов других. И о праве на выбор забыли. Однако забыли о праве на мщение.
Сергей: — Выбор у них, как у Чингиз-хана, чтобы самому жить — крушить жизни и мечты остальных.
Камера вновь обращается к небу, на котором сияют звезды.
— Но почему молчат те, кто нас убивал? — говорит звезда с обликом Наташи, убирающая в клубок свои прекрасные волосы. — Что скажут они?
Арктур: — Им не дано говорить, им, как наказание, выпало — вечное молчание, вечное отсутствие в атмосфере. Да и что они скажут, дай им вновь голос? Мол, ради моих богатств убивайте других… Так дай им волю, они опять полезут в предсердье Земли.
Вероника: — За бриллиантами.
Нина Михайловна: — Будто из них можно приготовить борщ.
Алексей: — Загребущие во все века одинаковые… Любой ценой прихватить бы то, что создали другие.
Вероника: — В итоге мы здесь. Раньше времени и навечно… Теперь я навсегда — звезда по имени Волосы Вероники в созвездии Девы. У Наташи, кстати, тоже красивые волосы. Только у меня на земле они были белые, а у нее русые. Ученые вскоре тоже назовут ее именем созвездье.
Арктур: — И будет оно, к сожаленью, обширным, как кладбище. Распад жизни на одной шестой части суши — это катастрофа на уровне гибели Атлантиды. Гляньте, как уже катапультируют ненужные жизни к нам…
От Земли в замедленном темпе, снизу вверх поднимаются огни самых разных оттенков, которые пытаются задержаться в ветвях деревьев, зацепиться за облака, то падают на землю, то отталкиваются от нее и улетают. Звезды-атланты опять отодвигаются в сторону, и на небе — целый сектор новых пришельцев.
Арктур: — Когда умирает государство, души его граждан погибают вместе с ним. Мало кто знает этот закон макрокосмоса.
Вероника: — А знали, может многие не дурили бы.
Наташа печально перебирает струны гитары.
Нина Михайловна (на земле, разводит руками): — И песни Наташи звучали бы в наших городах, а не там… в пустоте.
Алексей (обнимает Наташу): — А какие стихи она пишет, и в фильмах недавно снималась!
Слышатся мелодии песен Натальи Петуховой «Блаженны».
Алексей: — А помнишь, Наташа, песню на Земле: «Мы память, мы память, мы звездная память друг друга…»?
Слышится мелодия этой песни.
Вероника (грустно): — Эта песня не только о вас…(она приникает к плечу Арктура). Жалко их, правда? (Всхлипывает). Как и мы, погибли же в один день… Такие молодые… Даже не успели…
Арктур: — Их нерожденные дети, как метеоритные потоки, все-таки окажутся в подземных пещерах. И когда-нибудь вернутся с дождями на Землю.
Алексей: — Мстить?
Арктур: — Учить!
Наташа: — Чему? Если даже в университетах…
Арктур: — Да, и в ваших университетах не поняли, что алчность — причина всех катаклизмов. У атомного взрыва — вид гигантской поганки, это и есть математическая формула собственности. И даже если она была изобретена, как защита, она создана в ответ на чью-то ненасытность. Громадная ядовитая поганка много веков висит над человечеством всех времен… Из-за этого пригибаться, замирать от страха, опрокидываться в бездну приходится почти всем поколениям.
Нина Михайловна (с возмущением): — Почему тогда молчат хозяева Шамбалы?
Арктур: — Они свое уже сказали: только тот имеет право на жизнь, кто не потворствует собственной жадности. У вас этот ключик был — равенство. Это когда никто, кроме государства, к имуществу целого народа не имеет отношения. Иначе… У вас была когда-то вывеска на телеграфных столбах: «Не влезай, убьет»! Даже микроскопическая собственность — причина многих семейных трагедий… А уж большая — источники энергии, месторождения — причина сотен мировых катаклизмов. Сколько же в этом огне вытлело людских жизней… Поэтому равенство — главный, непреложный закон Шамбалы.
Голос Чубайса (недовольный): — Еще не хватало принимать такую чушь!.. Опять эта уравниловка…Казарменный устав.
Вероника: — Зато меньше отверженных. Меньше зря убиенных.
Чубайс: — Да плевать на них. Вон сколько обшарпанных по метро бродит. Всех жалеть, что ли?
Нина Михайловна (Чубайсу, гневно): — Подсчитай, сколько ты убил младенцев, когда отключал отопление в квартирах? Все тебе мало… (Декламирует):
Ты, поганый орел,
Прилетел опять,
Чтоб стране дорогой
Сердце вновь клевать
Но тщетно доллар
Тебя хранит —
Серп наточен
И молот не спит!
Чубайс: — Долго сочиняла, старуха? Напрасно верещишь. Что на земле и под землей, все у вас отнимем. Было ваше, стало — нашим. Все реки наши, горы — наши.
Сергей. — А нам что оставил?
Чубайс. — Лопату.
Вероника (всхлипывает): — Из-за таких вот…и погибла Атлантида. И миллионы невиновных ушли.. Хотела ли я смолоду умереть? И Арктур… А растерявшиеся в пространствах всех измерений наши дети?
Нина Михайловна: — У этого такой же послужной список. Только он похитрее ваших недоумков. Он свои делишки за благо выдает. Потом в богатый гроб себя положит и вознесется…
Сергей (подхватывает). — К Богу!
Вероника (вставляет торопливо): — Нет, в созвездье Форнакс, по-нашему — Печь.
Голос Чубайса: — Самих я вас в эту печь… И даже тех, кто уже сгорел. Все отключу на Земле, только печи и оставлю. По одной на целый город. Достаточно и этого. А с непокорными — мой некоторый народец … лихо управится.
На экране возникают грозные физиономии омоновцев с гранатометами в руках.
Вероника (мечтательно): — А я знаю, чего еще хотят хозяева Шамбалы.
Наташа: — И…?
Вероника: — Чтобы воды океанов и морей стали пресными.
Алексей: — Зачем? Как это?
Арктур: — Во Вселенной же летают миллиарды зря испепеленных жизней…
Чубайс: — Ну и что?
Нина Михайловна: — Видите, какой бандюган у нас тут в Москве засел? Насочинял уже про таких народ кое-что. (Читает).
Выхожу один я на дорогу,
Сумерки, в руках моих топор,
И хотя демков в стране немного,
По моим подсчетам — перебор…
Вероника: — Их всегда немного. Но из-за таких вот… сколько веков слезы преждевременно убиенных падали с неба, будто дожди?
Арктур: — И воды океанов потому стали солеными.
Вероника: — Которую нельзя пить живым.
Арктур: — В память о напрасно растерзанных… Как напоминание о том, что частная собственность — главный порок человечества…
Чубайс (ехидно): — Однако Эрнст Мулдашев после обдумывания целей вашей Шамбалы очень даже за частную собственность стоит. И пишет в книжках, что такой путь ему йоги подсказали.
Нина Михайловна: — Тебе, извергу, все бы только хапать! Что с энергетикой в стране натворил? Все лампочки Ильича выкрутил, на Запад продал, а на Россию только две штуки оставил. Одну в своем клозете, другую — в морге. Чтоб покойников не путали.
Чубайс: — Пусть дуют обратно в Шамбалу. Там электричество не нужно. На Тибете в пещерах всегда тепло. В отоплении никто не нуждается. И платить за угол не надо. Что молчишь, старуха? Ответь…
Нина Михайловна: — Будь моложе, ответила бы… А ты и горазд воевать с сирыми. На Тибет, видите ли, меня… А тебя бы — под палестинские базуки… Быстро рот закрыл бы. Там… мужики! Не перевелись еще.
Арктур (задумчиво, о своем): — Путешествовать можно и по Тибету. Но…Мулдашев……
Чубайс (ехидно): — И что же?
Алексей: — До отрицания алчности Мулдашев все же дошел…
Арктур: — А до восприятия равенства не поднялся.
Наташа (вздыхает): — Жаль, что в равенстве материального врач Мулдашев увидел зло.
Нина Михайловна: — Небось, обидели чем-нибудь, вот на обиде и застрял, будто олигофрен. Шамбала даже не вылечила. Когда ума нет, и Тибет не поможет.
Наташа: — Видимо, своя корысть мелкая подвела.
Вероника: — А зря не додумал доктор, что…
Арктур: — Равенство каждую минуту хватает за горло жадность.
Чубайс (недовольно): — Все бы вам сильного гнать на эшафот.
Наташа: — За то, что на этот же эшафот он гонит слабых и честных.
Алексей: — Ответь, почему мы сейчас не на траве, не под деревьями, как ты, не около реки?..
Наташа (ежится): — А под ледяными куполами небес…
Нина Михайловна (поддакивает) — Да, изверг, ответь…
Чубайс: — Туда вам и дорога. Нищим. Это вам хреново, а мне хорошо. Ваши проблемы, это только ваши проблемы… Пшли вон! Все вокруг уже не колхозное, все вокруг — только мое!…Наконец-то. Вспомните, что ваш пролетарский писатель писал в пьесе «Фома Гордеев»? «Богатый человек — большой человек, у него — свой закон, и не тебе, нищеброду, этот закон отвергать. Ты вот поел жареной картошки, выпил рюмку, и айда, уходи! Людей смущать я тебе не разрешаю, а то — знаешь, кто в Грузинском переулке живет»?
Нина Михайловна: — Кстати, на той улице в старой Москве располагалось жандармское управление. Не в нем ли родился?
Сергей (Чубайсу): — Не трогал бы ты Горького, он же грамотный, в отличие от тебя… И людей любил.
За кадром голос писателя Горького (вначале писатель покашливает): — Это у меня в пьесе трактирщик Грачев, персонаж отрицательный, бывшему семинаристу изрекает. А более или менее положительный, задумчивый, иное излагает: « …Весьма «нормальный» торговец мануфактурой Бакалдин, дожив до шестидесяти лет, начал читать книги Чернышевского и когда что-то понял в них, так изумленно заговорил: «Вот и перекувыркнуло меня из уважаемых в дураки. Подумать только: сорок лет деньги копил, скольких людей разорил, изобидел, а оно, оказывается, что деньги-то всему горю начало».
Сергей: — А сам Максим Горький твердо знал: «Мое — слово звериное». Потом добавлял: «Пусть сильнее грянет буря»!
Чубайс: — Никаких бурь! Так дадим под зад, что и слова такие забудете…
Нина Михайловна и Сергей скандируют: «Товарищ, смелее гони чубайсов в шею»!
Наташа: — Это же надо, какие негодяи решили наши судьбы…
На экране вновь омоновцы с автоматами в руках. Начинается вьюга. Волосы Наташи закрывают ее лицо. Слышны выстрелы, крики людей, виден Дом Верховного Совета в огне и копоти, мелькают лица погибших. Опять слышится песня Наташи Петуховой «Апокалипсис».
Вероника (закрывает в ужасе лицо): — Какие молодые летят к нам! И никто из них не оставил дома детей.
Нина Михайловна: — Эти чубайсы специально так сделали. Чтобы под корень тех, кому претит их жадность.
Наташа: — Оставшимся тогда легче понимать друг друга.
Алексей: — Не скажи. Просто час расплаты для них пока отодвинут.
Сергей: — И впрямь, сколько уже убито из их же породы! А вот и название для новой гражданской войны: «Ненасытный убивает более ненасытного».
Вероника: — На вашей земле сейчас — самая короткая дорога — это на кладбище?
Нина Михайловна: — Да, у нас теперь все кладбища из молодых. Я как помру, мне, старухе, и места там не найдется. В родильных домах оставлено нынче четыре миллиона младенцев. Целые города подкидышей! Когда они вырастут, сколько будет в их душах грусти и злобы…
Чубайс: — Никакой злобы. Разберемся. Быстро…
Нина Михайловна: — Погоди, выдерет тебе зенки еще наш народ, проклятый дерибасовский мусор!
Чубайс (уверенно): — Не выдерет. Во главе вашего так называемого движения — чиновник, а не вождь. Потому вы — в стоячей воде. Вождя вырастить не сумели, к чиновнику жметесь, а замахиваетесь к чему-то… Тоже еще! Вам даже не надо говорить «Прочь с дороги! Без вождей дорог не бывает. Сами сгинете.
На Земле и впрямь апатия и бездействие. Обрушиваются дома, падают с неба самолеты, тонут подводные лодки, взрываются электростанции, плачут около мусорных баков брошенные младенцы, на улицах бродят беспризорные неухоженные дети.
Арктур: — Так смещается земная ось! Так погибают целые народы!
В это время на экране пинают друг друга мальчишки, и тот, кто первым спрятал камешек, уже загребает руками и кричит: «Мое, мое…». Звезды-лица, жертвы всех бывших войн на земле, зажмуриваются в ужасе. Лица дерущихся мальчиков становятся уродливыми, поросячеподобными. От них отворачивается целое небо, которое в это время темнеет, становится синим, бархатным, черным, теперь на нем вспыхивает Млечный путь, широкая через все небо золотая дорожка, которая опять превращается во множество звездо-лиц. Глаза их теплеют, вначале слабо улыбаются, потом успокаиваются, и даже веселеют, глядя вниз.
— Ага, вот… кажется, вот оно…вновь тот путь…— слышится радостный шепот созвездий.
В конце зеленой поймы, на берегу отхлынувшего океана, сидят два мальчика с лицами атлантов и что-то мастерят, пыхтят, спорят… Они норовят изобрести кристалл, который опять будет благом… для всех. Значит, безрыночный социализм неизбежен. В конце концов, не поставишь же на пьедестал человеческого прогресса коллективных убийц, тех, кто ворует тепло в колыбели у младенца, прячет кусок хлеба от старика, и электрическую лампочку на одиноком столбе оставляет без народа-победителя.
Своему внуку Ване я рассказала про кристалл, коим когда-то владели атланты, и попросила его когда-нибудь изобрести такой же. «Даже если пройдет много лет, даже если я и буду уже на самой далекой звезде, принеси его, малыш, к ногам моей памяти»!
Ваня выслушал, кивнул головой. Подрастет Дима, я и ему открою эту тайну цивилизации.
Если мальчики мой рассказ не забудут, а жизнь не сделает из них новых примитивных алчных, может мой наказ поможет им когда-нибудь стать гениями. Или очень трудолюбивыми людьми. Что тоже будет большой удачей. Для них и меня.
В нынешнем хаосе грязных киношных экранов, когда жизнь — без флага, любви, без завода и трактора в поле, и ты, читатель, расскажи эту притчу детям. Своим и чужим. Кто-то из великих сказал, что ребенок — это не только сосуд, который надо заполнить, но и факел, который нужно зажечь. Мыслью и делом. Это только врагам, нелюдям отечественного производства, от всей нашей огромной страны — нужны лишь дом или улица. Конечно, с рабами. И естественно, что без мысли и факела.
А нам… необходим весь мир!.. И главное — каждая жизнь. Если ей хочется жить лишь по людским законам.
Лариса БАБИЕНКО