Альфа. 3 Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
Омега. 10 Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.
Сотворение мира Богом Ориген толковал как вечно длящийся акт: прежде этого мира и после него были и будут другие миры.
* * *
как все интересно устроено
интересно как все устроено
радость
печаль
радость
печаль
нищих духом не жаль
не жаль
не коли
не жалей
воду льет Водолей
воду пьет воробей
среди разных людей
попадаются наоборот
вместо носа глаза
вместо совести рот
вместо сладкого шум
вместо бритвы абсурд
“и” приходит на ум
что мы делаем тут?
нищеброды
без ум цы
калеки
полуроботы
ДоЧеловеки
в Пути
отпусти
отпусти
от
пусть
и
задерживая дыхание
вдыхаешь новые знания
выдыхаешь добро
все
что в мiре старо
обновляется цикл за циклом
проповедуемое Периклом
отправляем в утиль
ДАЕШЬ НОВЫЙ СТИЛЬ!
оделяя всех равной Свободой
сделай искренность истинной кодой
СДЕЛАЙ САМ ИЗ СЕБЯ ЭКЗЕГЕТА
сотворителя Нового Света
толкователя Старого Мира
гимн
баллада
былина
стихира
неестественность форм естества
одурманенная голова
перманентно-латентный dreamfake
Вера в Бога
политика
танцы
олигархи vs оборванцы
милые проститутки
злые скабрезные шутки
гаджеты
автомобили
самолеты и поезда...
а потом наступает страда
7 - 11 “и”юля 2012
______________________________
бритва - бритва Оккама
И - «Должная справедливость», «долг», «чувство долга», «справедливость», «добропорядочность», «честность», «правильность», «принцип», «значение», «смысл» – одна из основополагающих категорий китайской философии, в особенности конфуцианства. Заключает в себе идею «правильного (чжэн) соответствия (и4)» содержания – форме, субъективных потребностей – объективным требованиям, внутреннего чувства справедливости – внешним императивам общественного долга. В Чжун юне (§ 20) дана лапидарная дефиниция: «Должная справедливость (и) – это соответствие (и4)», построенная, как и многие другие, на омонимичности соответствующих иероглифов и легшая в основу ряда последующих более развернутых определений «должной справедливости». В период формирования неоконфуцианства его патриарх Чжоу Дуньи, следуя лаконичности оригинала, канонизировал эту дефиницию в инверсированной форме: «Соответствие называется должной справедливостью» (Тун шу, § 3).
Этимологически «и» восходит к сочетанию знаков «я» (во) и «баран» (ян). Последний, входя также в состав иероглифов «добро» (шань) и «красота» (мэй), несет представление об общепринятом «вкусе», охватывающем главные ценностно-нормативные сферы – этическую (шань), эстетическую (мэй) и деонтологическую (и). Интериоризация деонтологической нормы представленна в семантике «и» как общественный вкус («баран»), ставший внутренним чувством («я»).
В самом общем антропологическом смысле «и» – неотъемлемый атрибут индивидуальной природы (син2) человека, одно из «пяти постоянств» (у чан) его существования наряду с гуманностью (жэнь), благопристойностью (ли2), разумностью (чжи4) и благонадежностью (синь2); в более конкретном социально-этическом смысле – нормы отношений между пятью парами социальных ролей: отца и сына, старшего и младшего братьев, мужа и жены, старшего и младшего, государя и подданного (Ли цзи, гл. «Ли юнь»); в еще более узком смысле – принцип поведения мужа, правителя или харазматического лидера. Стандартная терминологическая оппозиция «и – ли3» («ли3» – «польза», «выгода») знаменует противопоставление морального долга эгоистической утилитарности, или обязанности по отношению к другому – соблюдению собственного интереса.
В древних протоконфуцианских памятниках Ши цзине и Ши цзине «и» обозначает умение правителей и чиновников приносить благо своей стране. У Конфуция «и» становится ключевой характеристикой «благородного мужа» (цзюнь цзы), выражающей единство знания (чжи) и действия (син), основанное на благодати (дэ), реализующееся последством этико-ритуальной благопристойности (ли2) и направленное на осуществление дао (Лунь юй, VI, 20, II, 24, XVI, 11, XII, 10). Мэн-цзы радикально универсализировал «и» как одно из четырех начал исконно доброй (шань) человеческой природы – «стыдящееся [за себя] и негодующее [на другого] сердце» (Мэн-цзы, II А, 6, VI А, 6) и решительно отверг пользу/выгоду во имя должной справедливости и гуманности (Мэн-цзы, I А, 1), отличающих человека от животных (Мэн-цзы, IV Б, 19). Согласно Мэн-цзы, «должная справедливость – это путь человека» (Мэн-цзы, VI А, 11), совершенствование его «пневмы» (ци) осуществляется посредством «накопления должной справедливости» (Мэн-цзы, II А, 2).
Главный оппонент Мэн-цзы в рамках конфуцианства – Сюнь-цзы, считая человеческую природу исконно «злой» и наделенной врожденным стремлением к пользе/выгоде, вместе с тем еще категоричнее определил и как основной человеческий признак (Сюнь-цзы, гл. 9), которому должно быть подчинено неискоренимое стремление к пользе/выгоде. Общеконфуцианское решение проблемы «и – ли3» дано в Да сюэ: «Не польза/выгода полезна/выгодна государству, а должная справедливость».
Моисты в отличие от конфуцианцев, трактуя «ли3» как «приносящую радость» «общую пользу и взаимную выгоду», а не частный интерес и эгоистическую корысть, отвергли противопоставление «и – ли3» прямой дефиницией «и есть ли3». Согласно трактату Мо-цзы, «и» желанно небу и является «самым ценным в Поднебесной» (гл. 47). Воле Неба соответствует и всенародная польза/выгода (гл. 26), составляющая также один из трех главных гносеологических критериев (сань бяо) – «применимость» (юн) высказываний (гл. 35).
Легисты близкий к моизму тезис о том, что «люди стремятся к пользе/выгоде, как вода вниз» (Шан-цзюнь шу, гл. 23), соединили с враждебным и моизму и конфуцианству определением и как пути (дао) «насилия и наказаний» во имя абсолютной власти и унифицированной «законности» (фа).
В противовес всем указанным школам представители даосизма, отстаивая идеал естественной незаинтересованности одновременно подвергли критике как пользу/выгоду, так и должную справедливость. Согласно Дао дэ цзину (§§ 18, 19, 38), и – результат «упразднения великого дао», то есть одна из ступеней общей деградации в мире: «За утратой дао следует благодать, за утратой благодати следует гуманность, за утратой гуманности следует должная справедливость, за утратой должной справедливости следует благопристойность. Благопристойность – это истощение верности (чжун1) и благонадежности (синь), голова смуты». В отличие от Дао дэ цзина, проводящего тонкие градации упадка, четко разграничивающего «нецеленаправленную» (у и вэй) гуманность и «целенаправленную» (ю и вэй) должную справедливость, в Чжуан-цзыпровозглашен отказ от различения «жэнь1» и «и», сопровождающийся призывом «забыть должную справедливость».
Дун Чжуншу, привнесший в официализированное конфуцианство некоторые легистские и моистские идеи, сочетал радикальную формулу «Гуманный делает правильным свое соответствие («и6» здесь синоним «и4») и не помышляет о своей пользе/выгоде» с признанием за последней регулятора телесной жизни: «Должная справедливость пестует сердце (синь), польза/выгода пестует тело (ти). В теле самое ценное – сердце, поэтому в пестовании самое важное – должная справедливость».
Усвоение даосских идей неоконфуцианством выразилось, в частности в признании Шао Юном совершенномудрых способными «отрешиться и от пользы/выгоды, и от должной справедливости». Другой создатель неоконфуцианства Чжан Цзай пошел на сближение с моизмом в тезисе «Должная справедливость обобщает (гун1) пользу/выгоду Поднебесной» (Чжэн мэн, гл. «Да и» – «Великие перемены»). Открыто в защиту принципа общей пользы/выгоды выступили Ли Гоу, Ху Хун, Чэнь Лян, Е Ши. Ху Хун наиболее четко провел различие между частной и общей формами пользы/выгоды. Основоположник неоконфуцианской ортодоксии Чэн И прямо отождествил должную справедливость с общественно-альтруистическим (гун1), а пользу/выгоду – с частно-эгоистическим (сы) началом, допустив, однако, возможность их гармонии и полезность/выгодность соблюдения должной справедливости. Ван Чуаньшань соотнес последнюю с дао человека, а пользу/выгоду с его жизненными «функциями» (юн). Янь Юань, утверждавший, что «благодаря должной справедливости осуществляется польза/выгода», переиначил формулу Дун Чжуншу в призыв «делать правильным соответствие (и4), помышляя о пользе/выгоде».
В целом неоконфуцианство выработало широкий спектр трактовок соотношения должной справедливости и пользы/выгоды – от абсолютного превознесения первой и умаления второй до их уравнивания, хотя неоконфуцианская ортодоксия всегда отстаивала примат и.
ЛИТЕРАТУРА
Древнекитайская философия, тт. 1–2. М., 1972–1972
Древнекитайская философия. Эпоха Хань. М., 1990
Китайская философия. Энциклопедический словарь. М., 1994
Фэн Юлань. Краткая история китайской философии. СПб, 1998
При толковании особенно часто вызывает споры первая заповедь: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное».
В святоотеческом толковании под нищим духом понимается тот, кто стремится стяжать важнейшую христианскую добродетель — смирение. Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Что значит: нищие духом? Смиренные и сокрушённые сердцем».
По другому традиционному толкованию эта заповедь означает, что блаженство и полнота жизни принадлежат тем, кто ничем не владеет. Это те, у кого ничего нет, а если и есть что-то, то они воспринимают это как дар Божий, а не как свою собственность. Такое отношение к материальному, интеллектуальному и к духовному богатству даёт нам возможность войти в Царство Небесное.
Есть третье толкование, основанное на буквальном прочтении текста, утверждающее, что человек, ощущающий свою духовную нищету, особенную нужду в Боге, блажен, так как такое положение перед Богом, Ему угодно. Такое толкование также имеет право на жизнь, так как согласуется с особенностями характера Бога, раскрывающимися в других местах Священного Писания.
Древнерусское слово «нищий», гр. ;;;;;;, однако, не обозначало человека бедного, но того, кто открыто просит о том, чего ему не хватает: денег ли, одежды, еды, или, другим словом, «побирается». И в данном случае обозначает человека, который стремится к приобретению не материальных, а духовных ценностей, о даровании Духа. Современный перевод этих слов соответствует понятию «блаженны побирающиеся Духом», что отвечало бы, например, и словам Серафима Саровского о том, что «в стяжании этого-то Духа Божиего и состоит истинная цель нашей жизни христианской… Стяжание все равно, что приобретение».[2]
Ещё одно толкование встречается у А. Бергсона. Он толкует эту фразу так: блаженны нищие «по велению своего духа», то есть те, кто сам отказывается от своего богатства. «Прекрасное не в том, чтобы быть лишенным собственности, и даже не в том, чтобы самому себя лишить ее, а в том, чтобы не почувствовать лишения». Намерение данной заповеди заключается в том, чтобы вызвать некоторое состояние души, и «не для бедных, а для себя богатый должен отдать свое богатство».[3] Этот вариант перевода «подтверждается как древними толкованиями, так и наблюдениями над семантикой текстов Кумрана, между тем как традиционная передача «нищие духом» ведет к недоразумениям».[4]
Экзегет ( — истолкователь). В древние времена предметом толкования были загадочные изречения оракулов, традиции, смысл которых становился неясным для последующих поколений, а также законодательные нормы, которые в силу неприспособленности языка, стремления к лаконизму стиля, а иногда, может быть, и преднамеренной неопределенности требовали особых комментариев для осуществления в жизни. Так как подобное комментирование давало комментатору возможность оказывать субъективные — личные или классовые — влияния на толкование, то с самого раннего периода греческой истории господствующий класс — т. е. аристократия — стремился захватить в свои руки право на истолкование. В руках партии оно было довольно сильным орудием. Известно, напр., как воспользовался им Фемистокл, который при помощи удачного объяснения загадочного ответа Дельфийского оракула (спасение Афин — деревянные стены) убедил сограждан создать флот. Первоначально экзегет, истолкователь оракулов, хотя и был официальным лицом в Афинах, но, кажется, не носил официально этого имени. Во времена империи должность экзегета — уже официальная — принадлежала наиболее знатным семьям. Один из них избирался из рода Эвмолпидов, другой — вообще из эвпатридов. Кроме непосредственно вытекающих из самого термина функций, на экзегета возлагались еще и другие сакральные обряды, напр. обряд очищения убийц. В Спарте был экзегет для истолкования законов Ликурга ( ); аналогичная должность существовали в Сиракузах ( ). Сверх того, название экзегет носили обыкновенные проводники, показывавшие достопримечательности данного города за деньги. Некоторые из них издавали путеводители, иногда даже в стихах. Таковы были сочинения Ликия об Аргосе, Аристарха об Олимпии и др. В некоторых городах такие экзегеты-проводники были авторизированы городскими властями. Их рассказы занимали довольно видное место в ряду источников древних географов. Они сами сознавали, как мало удовлетворительны и достоверны сообщаемые ими сведения, иной раз приноровленные к запросам туристов (Павзаний); тем не менее ими пользовались в значительной мере. В Александрии звание "экзегет" было связано с функциями, совершенно несходными с вышеуказанными: там этот титул носил медицинский инспектор, хранитель одного из отделений музея ( ). Cp. Petersen, "Ursprung und Auslegune des heiligen Rechts bei den Griechen" ("Philologus", Supplement, т. I, 1859).