Перелом

Любовь Сирота-Дмитрова
1. СЮЖЕТ

Ты не падал в разверстую яму судьбы? Так представь. Водосточный кювет. Без трубы. Просто камни-булыжники – серы, рябы… Был он старым, глубоким и длинным. Ну так вот. Расскажу тебе без подоплёк. Нависал над ним клён. Но спилили. Пенёк был истоптан ногами, облез и поблёк – но служил превосходным трамплином. Лень кювет обходить – выход близок и прост: залезай на пенёк, как на некий помост. Даже тот, у кого был коротенький рост, мог легко перепрыгнуть канаву.

А теперь представляй, раз пошел разговор, двух летящих к кювету веселых сестер. Кто быстрее? – бегут от детсада. На спор. Добывают спортивную славу. Та, что в детском саду, обогнула кювет. А другая, которой четырнадцать лет, (вот скажи: что ей было до этих побед?), вся спортивным огнем полыхая, побежала вперёд – на пенёк прямиком… Да подвёл башмачок, зацепился носком – и на камни, не то чтоб совсем кувырком, но – свалилась бегунья лихая.

Знать бы – ЧЕМ обернется: добром или злом… Ну, короче, не сесть и не встать. Перелом. Со смещеньем костей под каким-то углом… Да важны ли подробности эти? Дальше ясно: больница, возлюбленный врач – и потом (дух-то в юности, знаешь, горяч) эту травму считала одной из удач. Даже главной удачей на свете. Почему? Потому что пошла во врачи. Увлеклась, понимаешь…

Скажи, не молчи: как поймёшь, где запрятаны судеб ключи, по какой их узнаешь примете? Кто в семье получил – и вперёд, напрямик. А кому-то вручили: держи, ученик! Кто нашел их на ощупь, а кто среди книг… А она – в водосточном кювете!

2. МОНОЛОГ

По ночной палате бродят шорохи, спят соседки, дышат тяжело. Я лежу в каком-то сладком мороке. Больно, да… Но как мне повезло! То купаюсь в радости, то в робости…

Утро далеко – ещё темно. Можно снова вспоминать подробности, в сотый раз прокручивать кино. По минуткам дня, судьбою данного, снова, как по лесенке, бегу. Каждый миг переживаю заново, будто позабыть его могу: дружный бег под собственное пение в направленье нашего двора – я была ни капли не степеннее, чем моя дошкольница-сестра! Как неслись навстречу мне растения, как неосторожен был прыжок, как ещё до боли и смятения крик сестрёнкин душу мне ожёг… «Скорая»…

А после – как в сиянии, в сказочном каком-то полусне: белый зал, и в белом одеянии – Ангел, наклонившийся ко мне…

Мы себя порою сами мучаем: клеим ярлыки наперебой. Глупо, что зовут «несчастным случаем» то, что было счастьем и судьбой. Как свернуть додумалась с дороги я?!

Больно, да. Но мне не до ноги. Он дежурит по травматологии. Он так близко. Слушаю шаги. Даже по ночам – труды, старания… Завтра он, усталый от забот, чуть пораньше – радуюсь заранее! – к нам зайдёт на утренний обход. Подойдет к кровати, чуть ссутулится… Взгляд и голос – точно свет и мёд… Может, пульсом заинтересуется, это значит – за руку возьмёт. Поглядит… И будто светом внутренним переполнит все мои мечты. Рядом с этим счастьем ежеутренним все другие радости – пусты. Искупленье боли – поклонение…

Слава вам, канавы, ямы, рвы! Милый мой… Я стану, без сомнения, Ангелом-спасителем – как Вы…

3. ДНЕВНИК

Мой чай остыл. В окно летят из сада сверчковые рулады и прохлада. Трепещет, как свеча, настольный свет. Сижу, дневник девический листая. Ах, девочка, смешная и святая, отличница четырнадцати лет. Ах, девочка, читательница Грина и Лондона! Мечта твоя невинна, чисты, как слёзы, страсть твоя и боль. Душа твоя для верности открыта, ты не Кармен, тем паче не Лолита – ты Сольвейг, Пенелопа и Ассоль.

В мерцанье романтического флёра всё сыщется – от истины до вздора. Твой мир тебя одаривал теплом, хранил и защищал тебя. Однако взрослела ты – и ожидала Знака. И вот – благословенный перелом! И Он! – кумир с сутулыми плечами… И зов: служить, недосыпать ночами, спасать, тащить болящих на горбу. Всё, что в тебе копилось и дремало, проснулось… Ты ещё не понимала: упав с пенька, ты рухнула в судьбу.

…Не прикоснувшись к стынущему чаю, я потихоньку лампу выключаю.
Такой вот выбор… Мог бы быть любой. Но есть ли смысл подсчитывать убытки и прибыли, когда второй попытки уже не предусмотрено судьбой?